Афанасий (Любимов)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Афанасий и фамилией Любимов.

Архиепископ Афанасий Архіепископъ Аѳанасiй<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">парсуна, конец XVII века</td></tr>
1-й Архиепископ Холмогорский и Важский
18 (28) марта 1682 — 5 (16) сентября 1702
Церковь:	Русская православная церковь
Преемник:	Парфений (Небоза)
Имя при рождении:	Алексей Артемьев сын Любимов
Оригинал имени при рождении:	Алексѣй Артемьевъ сынъ Любимовъ-Твороговъ
Рождение:	1641(1641) Тюмень, Русское царство
Смерть:	5 (16) сентября 1702(1702-09-16) Холмогоры, Русское царство

Архиепи́скоп Афана́сий (в миру Алексей Артемьевич Любимов-Творогов; 1641, Тюмень — 5 (16) сентября 1702, Холмогоры) — епископ Русской Церкви, первый епископ Холмогорский и Важский, духовный писатель и полемист.

Семья

Алексей Артемьев сын Любимов родился в 1641 году в семье тюменского казака. Его мать Пелагея после смерти мужа постриглась в монахини в Тюменском Алексеевском женском монастыре с именем Параскевы, затем являлась игуменьей женского Успенского монастыря в местечке Лявля. Сына отдала на послушание в Успенский Далматов монастырь (ныне на территории современной Курганской области (см. Далматово)), где он в 1666 году был пострижен с именем Афанасий. Его духовным отцом стал игумен Исаак (Мокринский).

Начало деятельности

18 октября 1667 года Афанасий был рукоположен во чтеца, иеродиакона и определен ризничим к Тобольскому Софийскому собору.

Отправившись в Москву в 1668 году, митрополит Корнилий взял с собой и подающего надежды иеродиакона. Афанасий получил образование в Патриаршей школе московского Чудова монастыря, был близок к её главному наставнику Епифанию Славеницкому.

После возвращения из Москвы стал игуменом Успенского Далматова монастыря, т.к. Исаак (Мокринский) был отстранен от игуменства из-за связи Далматова монастыря со старообрядцами.

В 1674 году в Далматов монастырь был назначен строитель Никон. По его распоряжению вкладные, выданные в 1671 г., были объявлены подложными и их владельцы были изгнаны из монастыря. В том же году к строителю Никону от митрополита Корнилия приходит грамота с указанием не обижать вкладчиков. В 1675 году игумен Афанасий получает память от митрополита Корнилия из Тобольска: выслать старца Никона на очную ставку с Тимошкой Анисимовым (Невежиным), представлявшем интересы обманутых вкладчиков. В 1676 году суд встал на сторону челобитчиков и постановил в наказной памяти: «Никону впредь строителем быть не велят, потому, будучи он в строителях, в монастырской казне учинил хитрость большую и всякие дела делал без братского ведома и вкладчикам и крестьянам и бобылям налога и обиды чинил».

13 февраля 1676 года наказной памятью владыка поручил игумену рассмотреть поведение священника церкви Богоявления Господня Катайского острога Ивана Никитина (Соловьева), который, как сказано в челобитной пономаря той же церкви Емельяна Федосеева, «ведет себя в святой церкви бестрепетно и в приходе безчинно», а также расследовать поступки бывшего строителя Рафайловского монастыря Сильвестра и некоторых старцев, которые жаловались, что строитель «ни в чем не радеет и их, старцев, и вкладчиков, бьет безвинно».

30 сентября 1677 года по грамоте митрополита Корнилия игумену Афанасию было велено, чтобы в Далматовском монастыре, храмах села Покровского, острога Катайскаго, Ощепковой, слободы Камышловской и в Куяровской «совершили Божественную службу против новоизданного служебника, и вечерни, и завтрани, и всякую службу говорили во един голос, а не в два и не в три». В этой же грамоте указывалось, чтобы игумен Афанасий «в сии приходы, разослав от себя памяти против грамоты, располагал православных христиан ходить в святую церковь, исповедоваться и святых таин без сумнения приобщаться, внимательно наблюдал, чтобы раскола явного или тайного между ними не было».

31 июля 1679 года митрополит Павел назначил игуменом Исаака, оставив временно Афанасия Любимова в сане «черного попа».

22 августа 1679 года основатель монастыря старец Далмат направил его по монастырским делам в Москву, где он был зачислен Патриархом Иоакимом в число крестовых иеромонахов при патриаршем доме для редактирования переводов Священного Писания, активно боролся против старообрядчества.

Епископ

18 (28) марта 1682 хиротонисан во епископа Холмогорского и Важеского с возведением в сан архиепископа. Ещё до отъезда в свою епархию стал главным оппонентом видного старообрядческого деятеля Никиты Добрынина во время «прений о вере» 5 июля 1682 года в Грановитой палате в присутствии Патриарха Иоакима и царевны Софьи Алексеевны.

Предание гласит, что Никита Добрынин «Пустосвят», набросившись на Афанасия, вырвал у него половину бороды, вследствие чего Афанасий потом брил и другую половину и служил безбородым. Церковный историк начала XX века Стефан Григорьевич Рункевич считал, что отсутствие бороды и усов было особенностью организма Афанасия Любимова. Афанасий вероятнее всего является автором книги «Увет духовный», напечатанной тиражом 1200 экземпляров 20 сентября 1682 года от имени патриарха Иоакима. Книгу разослали по епархиям и приходам и рекомендовали священникам использовать в проповедях. «Увет духовный» стал главным практическим наставлением против раскола во времена Петра I.

18 октября 1682 года прибыл в Холмогоры, находился на Холмогорской кафедре до конца жизни, проявил себя энергичным архипастырем. Основал в городе каменный архиерейский дом и Казённый приказ. По его инициативе были построены Холмогорский Спасо-Преображенский собор (годы строительства — 1685—1691) и Успенский женский монастырь, возводились новые каменные храмы, восстанавливались старые. В епархии увеличилось количество приходов. Кроме того, под руководством владыки в Холмогорах были построены сад и ветряная мельница, а в Архангельске и Шенкурске — деревянные архиерейские дворы. Писатель Борис Шергин считал, что

страсть Афанасия строить, переустраивать, обновлять, а главное, украшать дала толчок, стимул бытовым народным художникам и ремесленникам. В течение двадцати одного года буквально день и ночь «без поману» и на Колмогорах, и в Архангельске, и по Двине, и по Пинеге работают «каменные мастера, плотники добрые, искусные умельцы по железу», «мастера кузнечного дела», «добрые мастера столярного художества», «изрядные живописцы малеры». (Эти «малеры» расписывают карбаса и струги, сани и кареты, потолки и двери, крыльца, галереи и переходы.) В великом фаворе у Афанасия были художники-резчики по дереву и, конечно, резчики по кости.

Значительное внимание он уделял борьбе со старообрядчеством, используя в ней различные методы — как просветительские (содействие подготовке образованных священников, организация приходских школ), так и репрессивные. Многие старообрядцы заключались в тюрьму при архиерейском доме в Холмогорах, где их силой заставляли отречься от своих взглядов. Так, епископ Холмогорский Афанасий в своей грамоте настоятелю Соловецкого монастыря прямо предписывал прибегать к пыткам, чтобы вырвать от узников нужное признание — «чистосердечное покаяние». Несмотря на жёсткие действия архиепископа, уничтожить старообрядчество на Севере ему не удалось. Владыка стремился повысить нравственный уровень своих прихожан, боролся с пьянством и табакокурением.

Архиепископ Афанасий принадлежал к числу церковных деятелей, которым симпатизировал царь Пётр I, который трижды посещал его епархию. В 1701 году царь вызвал его на строительство Ново-Двинской крепости, владыка активно содействовал этому делу. Кроме того, архиепископ своими советами помогал воеводе князю Прозоровскому оборонять Архангельск от шведов, после победы над которыми царь пожаловал ему трофеи — три пушки и шведский флаг.

Российский государственный деятель А. А. Матвеев называл его «мужем слова и разума зело довольным». По данным современников, архиепископ Афанасий

пастырь бе изящный, божественного писания довольный сказатель, громогласный, речевист по премногу, остро рассудителен, чина церковного опасно хранитель, в вере на расколы разрушитель, трудолюбив, многа здания созда.

5 (16) сентября 1702 года архиепископ Афанасий скончался и был погребен в Холмогорском Спасо-Преображенском соборе.

Научная деятельность

Архиепископ Афанасий был образованным человеком, в описи его библиотеки содержатся 270 названий книг и 490 отдельных томов, в том числе книги на латинском, греческом и немецком языках, медицинские, исторические, географические, военные сочинения. В его доме имелись «книга атлас», «книга карта морская», «всякие картины и чертежи», «два глобуса на станках», «компас», «двенадцать чертежей да две карты морские». Голландский путешественник Корнелиус де Бруйн называл его человеком «здравого ума и любителем изящной литературы». Между 1692 и 1696 годами владыка основал первую на русском Севере обсерваторию (телескоп вначале находился в одной из келий, а затем на колокольне Спасо-Преображенского собора), образовал при Спасо-Преображенском соборе епархиальный архив, поручил составить новую редакцию «Двинского летописца».

Литературная деятельность

Первое его произведение — толковая псалтырь в четверть листа написана в 1666 году под воздействием бесед со старцем Далматом. В Далматовском монастыре он приступил к «Шестодневу» (толкование книги Бытия).

Автор полемических антистарообрядческих сочинений «Увет духовный» (1682), «Книга о пресуществлении» (1688) и «Щит веры» (1690), медицинского трактата (лечебника) «Реестр дохтурских наук» (включавшего в себя рецепты различных лекарств), богословских трудов «Шестодневец» (содержащий, в частности, астрономические данные и критику астрологии) и «Толкование на Псалтирь», а также грамот.

В 1701 написал труд «Описание трёх путей России в Швецию» (полное название — «Описание трех путей из державы царского величества, и с поморских стран, в Щвецкую землю и до столицы из»), который должен был помочь Петру I во время Северной войны. В этом труде были обобщены знания поморских мореходов, купцов и иностранных путешественников. Существует версия, что он был востребован при подготовке перехода русских войск с двумя фрегатами от Белого моря через Онежское и Ладожское озера летом 1702.

Образ в кинематографе

В телевизионном сериале «Россия молодая» (1981) роль архиепископа Афанасия исполнил артист Иван Герасимович Лапиков, создавший образ умного и государственно мыслящего церковного деятеля.

Литература

• Т. В. Панич [www.pravenc.ru/text/76904.html Афанасий] // Православная энциклопедия. Том IV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002. — С. 9—10. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-009-9
• Булатов В. Н. Муж слова и разума. Афанасий — первый архиепископ Холмогорский и Важский/ В. Н. Булатов; Помор. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. — Архангельск: Изд. центр ПГУ им. М. В. Ломоносова, 2002. — 247 c.
• Верюжский В. М. Афанасий, архиепископ Холмогорский. Его жизнь и труды в связи с историей Холмогорской епархии за первые 20 лет её существования. СПб., 1908.
• Панич Т. В. Литературное творчество Афанасия Холмогорского. «Естественнонаучные» сочинения. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_381 Биография]
• [www.arh-eparhia.ru/publications/?ELEMENT_ID=21605&sphrase_id=240351 Почему состоялся «гений Ломоносова»?]
• [www.mosoblpress.ru/yarosl/show.shtml?d_id=6504 Через тернии — к звёздам] (недоступная ссылка с 01-11-2013 (3829 дней))
• Афанасий, архиепископ холмогорский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Мильчик М.И. [actual-art.spbu.ru/testarchive/10148.html Разгадка загадки портретов архиепископа Афанасия, или Еще раз об их атрибуции] // Актуальные проблемы теории и истории искусства: сб. науч. статей. Вып. 3. / Под ред. С.В. Мальцевой, Е.Ю. Станюкович-Денисовой. – СПб.: НП-Принт, 2013. С. 254–257. – ISSN 2312-2129

Отрывок, характеризующий Афанасий (Любимов)

Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.