Михей (Алексеев)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Епископ Михей<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Козельский,
викарий Калужской епархии
1924 — 16 февраля 1931
Предшественник: викариатство учреждено
Преемник: Никита (Ананьев)
Епископ Уфимский и Мензелинский
17 апреля 1912 — 22 декабря 1913
Предшественник: Нафанаил (Троицкий)
Преемник: Андрей (Ухтомский)
Епископ Архангельский и Холмогорский
31 октября 1908 — 17 апреля 1912
Предшественник: Иоанникий (Казанский)
Преемник: Нафанаил (Троицкий)
Епископ Владимиро-Волынский,
викарий Волынской епархии
25 августа 1906 — 31 октября 1908
Предшественник: Арсений (Тимофеев)
Преемник: Фаддей (Успенский)
Епископ Сарапульский,
викарий Вятской епархии
19 мая 1902 — 25 августа 1906
Предшественник: Владимир (Благоразумов)
Преемник: Арсений (Тимофеев)
 
Имя при рождении: Михаил Фёдорович Алексеев
Рождение: 23 января 1851(1851-01-23)
Санкт-Петербург
Смерть: 16 февраля 1931(1931-02-16) (80 лет)
Козельск

Епископ Михей (в миру Михаил Фёдорович Алексеев; 23 января 1851, Санкт-Петербург — 16 февраля 1931, Козельск) — епископ Русской православной церкви, епископ Козельский, викарий Калужской епархии.





Биография

Образование, служба в Военно-морском ведомстве

Родился 23 января 1851 года в Санкт-Петербурге в семье дворянина, впоследствии статского советника в канцелярии Госконтроля. В десять лет лишился матери.

В 1869 году окончил Санкт-Петербургский Морской кадетский корпус на Васильевском острове и служил в Военно-морском ведомстве. С первого года службы на флоте познакомился с Иоанном Кронштадтским, которого знали только в самом Кронштадте. Впоследствии он вспоминал: «Посещая ежедневно его служения в Андреевском соборе, я удостаивался весьма частого причащения Святых Тайн, по крайней мере, раз в неделю, а то и чаще. Тогда о. Иоанн служил Божественную Литургию ещё один, без сослужащих, и я прислуживал ему в алтаре, заменяя алтарных служителей, часто расстраивавших батюшку своей грубостью».

Совершил три кругосветных плавания. Дослужился до звания капитана I ранга. Был награждён орденами святого Станислава III степени и святой Анны III степени.

Духовное служение

5 марта 1890 года, потрясённый смертью жены, выходит в отставку. 30 марта того же года с благословения отца Иоанна Кронштадтского поступил послушником в Оптинскую пустынь под руководство старца Амвросия.

Пробыл в Оптиной пустыни полгода, получил от старца Амвросия неожиданное послушание — отвезти Императору Александру III письмо и подарок. Государь принял послушника и поблагодарил за подарок. Через два дня был день Ангела о. Иоанна и в Кронштадте ему тоже повезли подарок из Оптиной.

После кончины преподоблного Амвросия Оптинского по благословению Иоанна Кронштадтского Михаил покинул Оптину пустынь с тем, чтобы избрать путь учёного монашества.

В 1892 году поступил вольнослушателем в Московскую духовную академию.

10 октября 1892 года в Покровской академической церкви ректором архимандритом Антонием (Храповицким) был пострижен в монашество с именем Михей в честь преподобного Михея Радонежского.

17 октября того же года епископом Тихоном (Никаноровым) был рукоположён во иеродиакона.

16 мая 1893 году епископом Тихоном (Никаноровым) рукоположён во иеромонаха.

В 1896 году удостоен степени кандидата богословия и назначен смотрителем Жировицкого духовного училища. Училище находилось в знаменитом Жировицком монастыре, и иеромонаха Михея «благословили быть руководителем целого монастырского братства, поверх того, духовным руководителем множества мирян разного звания».

4 декабря 1896 года перемещён на должность синодального ризничего.

20 мая 1897 году возведён в сан игумена.

В декабре 1897 года назначен настоятелем Волоколамского Иосифова монастыря, в связи с чем 30 января 1898 года епископом Нестором (Метаниевым) возведён в сан архимандрита.

В 1900 году был послан сопровождать санитарный отряд, который перевозил русских воинов, раненых во время боксёрского восстания в Китае. Вернулся в Москву летом 1901 года.

Епископ Сарапульский, викарий Вятской епархии

С 2 июня 1901 года — настоятель Херсонисского Свято-Владимирова монастыря. 19 мая 1902 года в Александро-Невском кафедральном соборе в Вятке был хиротонисан во епископа Сарапульского, второго викария Вятской епархии. Хиротония состоялась в Вятском Александро-Невском соборе. Чин хиротонии совершали: епископ Вятский Никон (Софийский), епископ Вологодский Алексий (Соболев), епископ Пермский Иоанн (Алексеев), епископ Глазовский Варсонофий (Курганов), епископ Балахнинский Нестор (Фомин).

Поселился в Иоанно-Предтеческом монастыре (Старцево-Горском). Занимался миссионерской деятельностью и заботой о беспризорных и бездомных детях.

Епископ Владимиро-Волынский, викарий Волынской епархии

С 25 августа 1906 года — епископ Владимиро-Волынский, викарий Волынской епархии.

Стыв помощником архиепископа Антония (Храповицкого), с радостью отдался просвещению малообразованных русских крестьян, стремясь противостоять католической пропаганде.

Епископ Архангельский и Холмогорский

С 31 октября 1908 года — епископ Архангельский и Холмогорский.

Приехав в Архангельск, сказал встречавшему его духовенству: «…больше всего дорожу искренностью и честностью и терпеть не могу лжи и обмана. Двери моего дома открыты всегда и для всех, кто имеет нужду искренне и честно говорить со мной о деле… Я люблю, чтобы богослужение было неспешное, выразительное, искреннее: исходило от души, от сердца». И действительно, в Архангельске владыка служил и проповедывал неустанно, снискав за это большое уважение у своей паствы. С переводом на новое место исполнилось предсказание св. Иоанна Кронштадского владыке Михею: «Будешь на родине моей архиереем».

И когда вскоре через два месяца Иоанн Кронштадтский отошел ко Господу, епископ Михей поспешил в Санкт-Петербург, чтобы на Балтийском вокзале встретить тело усопшего и участвовать в его погребении в Иоанновском монастыре на Карповке.

Епископ Михей стоял во главе многих благотворительных и просветительных учреждений епархии. Владыка много помогал бедным семинаристам, псаломщикам, ученицам Епархиального училища.

Епископ Уфимский и Мензелинский

С 17 апреля 1912 года — епископ Уфимский и Мензелинский.

Несмотря на слабое здоровье, он ездил по епархии, вникая в нужды духовенства, паствы и приходов, открывает в епархии миссионерские курсы для обращения инородцев. Учредил переводческую подкомиссию «для переводов и оригинальных сочинений на языках населяющих епархию инородцев».

20 июля 1912 года, открыл на Каме Березовско-Богородицкий миссионерский женский монастырь.

Организовывал общества трезвости и особенно много внимания уделяет детям — приглашает их к себе, устраивает Рождественские ёлки, посылает больных в Евпаторию, «многим давал деньги на одежду, потому что большинство из них страшная беднота». Постоянно наставлял свою паству хранить верность Православию Церкви.

22 декабря 1913 года уволен на покой «по слабости здоровья». Местом пребывания на покое владыке было назначено сначала в Почаевской Лавре, а потом в Оптиной пустыни.

Жил в Оптиной Пустыни вместе с последними оптинскими старцами и являлся одним из духовных руководителей обители.

В Вербное Воскресение 1923 года был арестован вместе в архимандритом Исаакием (Бобриковым) и другими насельниками пустыни. Провёл в тюрьме несколько недель.

После освобождения переехал в Козельск. Служил в Успенском соборе, затем в одной из приходских церквей.

Епископ Козельский, викарий Калужской епархии

С 1924 года — епископ Козельский, викарий Калужской епархии. Был почитаем народом за праведную жизнь[1][2].

То, что в Козельске не было обновленцев является немалой заслугой и епископа Михея, который принимал их в общение не иначе как через покаяние.

Живя в Козельске Владыка Михей не терял связи с другими оптинскими подвижниками, рассеянным по разным местам.

Скончался 3 февраля 1931 года в Козельске. Похоронен на Пятницком кладбище Козельска.

Напишите отзыв о статье "Михей (Алексеев)"

Примечания

  1. karizha.ru/kaluga/a_vikar.htm
  2. [www.kozelskcyclopedia.ru/2010-10-05-08-02-07/1-2010-10-05-07-20-18/414-kak-zakryvali-kozelskye-hramy Как закрывались Козельские храмы]

Ссылки

  • [www.optina-pustin.ru/episkop_mihey.html Страницы жизни епископа Михея (Алексеева)]
  • [kuz1.pstbi.ccas.ru/bin/db.exe/no_dbpath/ans/newmr/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6XbuAeCKZeG*cU8iZei4ZdO6UX8XZc8Wf67GZd8vUfe8ctmY* Михей (Алексеев Михаил Федорович)]
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_413 Михей (Алексеев)] на сайте «Русское православие»

Отрывок, характеризующий Михей (Алексеев)

На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.