Беспорядки в Англии в августе 2011 года

Беспорядки в Англии в августе 2011 года
Уничтоженный дом путём поджога во время беспорядков
Дата 6 августа - 11 августа 2011 Место Несколько районов Лондона, Бирмингема, Манчестер, Бристоль и ряде других областей Причины «Социальная неблагополучность» иммигрантов, безработица Характеристика Беспорядки, погромы, поджоги, грабежи, нападения и убийства
Стороны конфликта
Преимущественно молодёжное население Лондона и других городов, включая иммигрантов	Кабинет министров Великобритании Служба полиции
Потери
1 900 арестованных	5 погибших ,186 полицейских ранены

Беспорядки в Англии в августе 2011 года — массовые волнения, начавшиеся вечером 6 августа 2011 года в районе Тоттенхем, расположенном на севере Лондона, 8 августа распространившиеся на другие районы города, а 9 августа перекинувшиеся и на другие города: Бирмингем, Бристоль, Глостер, Ливерпуль, Манчестер, Ноттингем.

В результате беспорядков пострадало несколько десятков человек (в том числе не менее 35 полицейских), сожжено большое количество автомобилей, разгромлено много магазинов и ресторанов. Один человек скончался в больнице от огнестрельных ранений. В ночь на 10 августа погибли три человека под Бирмингемом: их сбили машиной.

Предпосылки волнений

В Тоттенеме проживает большое число представителей национальных меньшинств, и конфликты на расовой почве происходят там нередко. Некоторые местные жители говорят, что поводом для беспорядков также стало недовольство тяжелой экономической ситуацией на севере британской столицы, в частности, высоким уровнем безработицы и сокращением коммунальных услуг. По мнению историка Дины Гусейновой и журналиста Константина Эггерта, корни августовских событий лежат в социальных и экономических реформах 1960-80-х годов прошлого века.

Инцидент с Дагганом

Непосредственным поводом для беспорядков стал инцидент, произошедший в четверг 4 августа в 18 ч. 15 мин. по местному времени. Во время попытки ареста полицией местного жителя 29-летнего Марка Даггана, который подозревался в торговле наркотиками, ношении оружия и членстве в ОПГ, последний был застрелен. При перестрелке был ранен также один из полицейских. Стрельба была открыта в дневное время на глазах многих очевидцев. Независимая общественная комиссия по жалобам на полицию (Independent Police Complaints Commission) в коммюнике от 9 августа высказала сомнение в том, что М. Дагган первым обстрелял полицию. Родственники и друзья Даггана вышли на демонстрацию протеста, которая затем переросла в беспорядки и мародёрства.

8 января 2014 года жюри присяжных Королевского судного двора, рассмотрев материалы расследования смерти Даггана, 8 голосами против 2 решило, что Дагган был застрелен правомерно, хотя и признало, что в момент стрельбы оружия в руках у Даггана не было.

Акции протеста

В субботу 6 августа толпа количеством около 300 человек собралась у полицейского участка Тоттенема, требуя «восстановить справедливость», проведя объективное расследование обстоятельств гибели Даггана.

Первоначально акция протеста носила мирный характер, однако ближе к вечеру участники акции стали кидать бутылки с зажигательной смесью в сторону полицейского участка, подожгли две полицейские машины и автобус; также были разгромлены и разграблены некоторые близлежащие магазины.

По предварительным данным, агрессия со стороны толпы была спровоцирована самими полицейскими, которые, попытавшись отделить от толпы 16-летнюю девушку с бутылкой шампанского, несколько раз ударили её дубинкой.

Ситуацию удалось нормализовать к утру воскресенья 7 августа. После субботних событий Скотланд-Ярд усилил патрулирование сразу нескольких районов Лондона.

Несмотря на это, беспорядки продолжились: в ночь на 8 августа в районе Энфилд, расположенном по соседству с Тоттенемом, толпа подростков забросала камнями и разграбила несколько магазинов и жгла автомобили. В Брикстоне полицейских забросали камнями. В Вайт-Сити повреждён фургон компании Би-Би-Си. На Хай-Роуд сожжён двухэтажный автобус. Сожжены несколько патрульных полицейских автомобилей. Ранены 26 полицейских. Беспорядки в Энфильде были организованы через социальные сети. Толпы, носившиеся по улицам, вопили «Справедливости! Справедливости!».

В понедельник 8 августа беспорядки в городе вспыхнули снова — на сей раз в районе Хакни. Молодёжь громит магазины и рестораны, жжёт мусорные баки. Также сообщается о поджогах автомобилей в южных районах Лондона (Пекхэм, Льюишем).

В ночь на вторник, 9 августа, согласно сообщениям британских СМИ, беспорядки распространились на Бирмингем, Ливерпуль, Манчестер и Бристоль. В Ливерпуле разбиты и подожжены несколько автомобилей, разбиты витрины и разграблены несколько магазинов. В Кройдене подожжено здание огромного мебельного магазина. Огонь перекинулся на близлежащие дома. В Клепхеме разграблен крупный универмаг. По словам очевидцев и полицейских, в грабежах участвуют дети 10–12 лет, которые выносят из магазинов ящики со спиртным, одежду и технику .

Подавление беспорядков

Силами подразделения по борьбе со стихийными массовыми волнениями первоначальные беспорядки в Тоттенеме были подавлены.

По утверждению сотрудников лондонской полиции, «полицейские останутся на улицах Тоттенема для скорейшего восстановления порядка и спокойствия».

На улицы города были отправлены 1700 полицейских. Однако по мере распространения волнений на другие районы Лондона сил полиции для подавления и локализации беспорядков стало не хватать; по признанию лидера профсоюзной организации полицейских города Джона Талли, «сегодня в Лондоне просто не хватает полицейских, чтобы взять под контроль все потенциально опасные районы». По сведениям Sky News, 9 августа в Лондоне закончились места для задержанных, что вынудило полицейских вывозить арестованных за город.

Проводится масштабное расследование всех обстоятельств погромов, получившее кодовое название «Операция Withern». Полицейскими анализируются записи видеокамер, допрашиваются очевидцы.

9 августа в связи со сложившейся ситуацией прервали свои отпуска премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон, вице-премьер Ник Клегг, министр внутренних дел Тереза Мэй и мэр Лондона Борис Джонсон.

По данным полиции на 9 августа арестовано более 450 человек, 69 из них предъявлены обвинения.

9 августа была зафиксирована первая смерть, вызванная беспорядками. Согласно официальному заявлению Скотленд-Ярда, в больнице скончался мужчина, получивший огнестрельное ранение в машине в районе Кройдон на юге Лондона.

10 августа города Глостер и Солфорд присоединились к уличным беспорядкам.

На утро 11 августа задержано 888 участников беспорядков.

Акция Riot Clean Up

Несколько десятков жителей городов, где произошли беспорядки 9 августа, начали проведение акции «Riot Clean Up», направленной на очистку улиц от последствия мародёрств. Для координации своих действия они использовали службу микроблоггинга Twitter, распространяя с её помощью сообщения, содержащие ключевые теги #riotcleanup и #riotwombles. С этой же целью был создан специальный сайт [riotcleanup.co.uk/ riotcleanup.co.uk/]. В акции приняли участие несколько знаменитостей, в частности, актёр Саймон Пегг.

Последствия

Мэр Лондона, находившийся в отпуске, мог потерять свой пост из-за волнений. Сокращение финансирования полиции на 20 % привело к сокращению личного состава в полиции. Руководство государства прервало свой отпуск и вернулось на родину. 11 августа состоялась экстренная сессия парламента по волнениям в стране. Около 160 тысяч жителей Соединенного королевства подписали петицию о лишении погромщиков и мародеров социальных привилегий. Осенью она будет рассмотрена Парламентом Великобритании.

Четыре матча Кубка Футбольной Лиги с участием команд Бристоль Сити, Чарльтон Атлетик, Кристал Пэлас и Вест Хэм Юнайтед были перенесены на более поздний срок. Матчи между футбольными сборными Англии и Нидерландов отменён, а матч с участием сборных Нигерии и Ганы, который должен был пройти в Уотфорде перенесён на октябрь. Также отменены матч по крикету с участием сборных Англии и Индии и рекламные акции компании Visit Britain.

Матч первого тура Премьер-лиги между Тоттенхэм Хотспур и Эвертоном также был перенесён на более поздний срок.

Реакция других стран

Иран и Ливия подвергли критике британское правительство в связи с подавлением беспорядков. Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад резко осудил поведение британской полиции по отношению к мирным демонстрантам. Он также призвал правительство Великобритании прислушаться к требованиям отчаявшихся граждан. Член правительства ливийского лидера Муаммара Каддафи также высказал критику в адрес британского правительства. Министр иностранных дел Ливии Халед Каим заявил, что британский премьер-министр Дэвид Кэмерон утратил легитимность и должен подать в отставку.

Студенты Тегерана вышли на демонстрацию солидарности «с угнетаемым народом Великобритании» и выразили своё возмущение «полицейским разгромом мирного легитимного протеста».

Исторические параллели

В традиционно рассекреченных в Великобритании в предпоследний день 2011 года документах 30-летней давности, рассказывающих о работе правительства, имеются сведения о реакции властей на погромы 1981 года, произошедшие в целом ряде британских городов: «По итогам беспорядков в Ливерпуле, где произошли одни из самых жестоких столкновений местных жителей с полицией, был отправлен правительственный чиновник с поручением провести официальное расследование случившегося. Однако еще до его отправки власти страны, не разбираясь в подробностях, дали официальную оценку беспорядкам. Главными виновниками погромов они назвали цветное население, представители которого сами признались в ненависти к стражам порядка», — пишет «Лента. Ру». (Доктор Гэри Янг в своей статье, посвящённой августовским беспорядкам, упоминал объяснения историка Дэвида Старки, который заявлял, что основной причиной бунтов является то, что «белые стали чёрными».)

См. также

• Массовые беспорядки в Швеции 2013 года
• Массовые беспорядки во Франции (2005)
• Карикатурный скандал (2005—2006)

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Беспорядки 2011 года в Великобритании
• [expert.ru/dossier/story/besporyadki-v-londone/ Беспорядки в Лондоне — Expert.ru]
• [liva.com.ua/england-riots.html Англия: бунты были политическими]
• [youth.hse.spb.ru/node/221 О бедной молодежи, британском бунте и кастрюльной крышке]

В Викиновостях есть события по этой теме: Беспорядки в Англии в августе 2011 года

Отрывок, характеризующий Беспорядки в Англии в августе 2011 года

Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.