Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий
Поделись знанием:
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
| Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий | |
|
|
Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий (яп. 色彩を持たない多崎つくると、彼の巡礼の年 Сикисай во мотанай тадзаки цукуру то, карэ но дзюнрэй но тоси) — тринадцатый роман японского писателя Харуки Мураками. Вышел 12 апреля 2013 в Японии, где разошёлся тиражом в 1 миллион копий за первый месяц[1] и стал самой продаваемой книгой Японии в 2013 году[2].
Содержание
История публикаций
16 февраля 2013 издательство «Бунгэйсюндзю» объявило о грядущем выходе нового романа Харуки Мураками в апреле того же года[3]. 15 марта было раскрыто название — «Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий» и точная дата выхода — 12 апреля[4].
За первые одиннадцать дней объём заказов на Amazon.co.jp достиг 10 тысяч. Роман стал самой быстропродаваемой книгой на сайте — на день раньше, чем понадобилось предыдущему роману писателя, 1Q84[5]. Издатель подготовил 300 000 книг в твёрдом переплёте — больше, чем когда-либо за всю историю компании.
Очереди у токийских магазинов, начинавших продажи в полночь на 12 апреля, достигали 150 человек[6]. К концу первого дня продаж издательство заявило, что допечатывает еще 100 тыс. книг[7].
Переводы
Русское издание
На русский язык книгу перевёл Дмитрий Коваленин[10]. Роман вышел в издательстве «Эксмо» 17 апреля 2015 года тиражом 45 000 экземпляров[10]. Русский «Форбс» признал книгу самой ожидаемой среди новинок 2015 года[11]
Краткие сведения
«Цкуру Тадзаки» — это роман воспитания[12] с элементами магического реализма о прошлом и настоящем мужчины, который пытается разобраться, почему его жизнь была пущена под откос 16 лет назад.
В начале 1990-х живший в Нагое молодой Цкуру был страстным поклонником железнодорожных вокзалов. Цукуру был одним из пятерки неразлучных друзей, в которую еще входили два мальчика и две девочки, — каждый из которых, кроме Цкуру, имел «цветное» имя. Но однажды в 1995 году, во время своего второго года обучения в Токийском университете, его друзья резко оборвали все отношения с ним. Причём сделали это безо всяких объяснений, заставив юношу сомневаться в себе как пустом бесцветном человеке. Кроме того, вскоре исчезает и его университетский друг, что заставило Цукуру считать себя обречённым на одиночество.
Прошло 16 лет. Живущий в Токио 36-летний инженер Тадзаки работает на железнодорожную компанию и строит станции. Его новая подруга Сара́ надоумила его попытаться найти своих школьных друзей и выяснить, почему они отвергли его. В поисках своих старых друзей он отправляется в Нагою, а затем — в Финляндию.
Рефреном через весь роман проходит композиция Ференца Листа «Лё маль дю пэи́» (фр. Le Mal du Pays), что переводится как «ностальгия», «меланхолия», «неизъяснимая тоска, охватывающая сердце в чистом поле». Знакомит Цкуру с этим произведением, в исполнении Лазаря Бермана, его университетский друг Хайда, хотя ещё в школьные годы эту мелодию играла на пианино Белая.
Российские критики нашли значительное сходство книги с романом Кафки «Процесс», главный герой которого осуждён неведомыми силами за преступление, которого не совершал (в романе Мураками героя Цкуру терзают муки совести за обвинение в изнасиловании, хотя он был не виновен)[7]. Проблема обретения себя перекликается с «Затворником и Шестипалым» Пелевина[12].
Персонажи
Главные герои
- Цкуру Тадзаки (яп. 多崎つくる) [Фамилию Та-дза́ки можно перевести как «скопление утесов». Имя Ц(у)ку́ру — фонетический омоним глагола «делать, создавать, производить»] — главный герой романа, 36-летний инженер, проектирующий железнодорожные станции;
- Кэй Акама́цу (яп. 赤松 慶) [буквальное значение иероглифов «ака-мацу» — «красная сосна»] — школьный друг Цкуру по прозвищу «Ака», то есть «Красный». Был отличником в школе. Повзрослев, стал вести семинары для сотрудников крупных компаний в Нагое;
- Ёсио Оу́ми (яп. 青海 悦夫) [буквальное значение иероглифов «о-уми», или «ао-уми» — «синее море»] — школьный друг Цкуру по прозвищу «Ао», то есть «Синий». В молодости увлекался спортом. Работает в центре продаж автомобилей «Лексус»;
- Юдзуки Сиранэ́ (яп. 白根 柚木) [буквальное значение иероглифов «сира-нэ» — «белый корень»] — школьная подруга Цкуру по прозвищу «Сиро», то есть «Белая». Солгала, обвинив Цкуру в изнасиловании. Выучилась на учителя фортепиано и жила в Хамамацу, пока не была задушена при таинственных обстоятельствах.
- Эри Куро́но (яп. 黒埜 恵里) [буквальное значение иероглифов «куро-но» — «чёрная пустошь»] — школьная подруга Цкуру по прозвищу «Куро», то есть «Чёрная». В школьные годы была безответно влюблена в Цкуру. Вышла замуж за финна, взяв фамилию мужа, Хаатайнен (яп. ハアタイネン). Воспитывает двух дочерей.
- Сара́ Кимо́то (яп. 木元 沙羅) — девушка Цкуру. Работает в турфирме, живёт в Токио. На два года старше его.
- Фумиа́ки Ха́йда (яп. 灰田 文紹) [буквальное значение иероглифов «хай-да» — «серое поле»] — университетский друг Цкуру, на два года его моложе. Великолепно умел готовить. Внезапно бросил учёбу и исчез при таинственных обстоятельствах.
Второстепенные персонажи
- Отец Хайды — работал университетским профессором. В конце 1960-х, во время студенческих бунтов в Японии, он взял академический отпуск и стал бродяжничать. Работая в в одном из горных онсэнов, он встретил человека по имени Мидорикава, который поведал ему необыкновенную историю;
- Мидорика́ва (яп. 緑川, зелёная река) — талантливый джазовый пианист из Токио, «мужчина лет сорока пяти, долговязый, короткие волосы, высокий лоб»;
- Начальник станции — знакомый Цукру, поведавший ему несколько историй из жизни метро;
- Сакамото — новичок на работе Цкуру. Окончил инженерный факультет университета Васэда. Молчалив, неулыбчив, длиннолиц. По мнению Цкуру, из него выйдет талантливый инженер.
- Ольга — подруга Сары, сотрудница хельсинского туристического агентства, которая помогла Цкуру сориентироваться в новой стране;
- Эдварт Хаатайнен — муж Чёрной. Зарабатывает на жизнь гончарным делом. У него своя дача на берегу озера под городом Хямеэнлинна, к северу от Хельсинки, там он отдыхает с семьёй каждое лето.
- Дочери Чёрной — по 3 и 6 лет; старшая носит имя Юдзу, в память о Белой.
Напишите отзыв о статье "Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий"
Примечания
- ↑ (англ.) [ajw.asahi.com/article/cool_japan/style/AJ201305150070 «Как только дойдёт дело до публикации Харуки Мураками на английском, при переводе ничего не будет потеряно»], Асахи симбун, 15 мая 2013: «Первый за последние три года роман Мураками распродан тиражом более миллиона копий его представления в апреле»
- ↑ [vladnews.ru/2014/04/19/79267/haruki-murakami-vypustil-novuyu-knigu.html Харуки Мураками выпустил новую книгу]
- ↑ (яп.) [www.yomiuri.co.jp/book/news/20130218-OYT8T00727.htm?from=popin «Новый труд Харуки Мураками выйдет в апреле»], Ёмиури симбун, 18 февраля 2013.
- ↑ (яп.) [sankei.jp.msn.com/life/news/130315/bks13031511520002-n1.htm «Новый роман Харуки Мураками „Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий“ выйдет 12 апреля»], Санкэй симбун, 15 марта 2013.
- ↑ (яп.) [shukan.bunshun.jp/articles/-/2582Haruki «Новый роман Мураками выйдет 12 апреля! Необыкновенная особенность „Бесцветного Цукуру Тадзаки“»] на сайте «Бунгэйсюндзю», 11 апреля 2013.
- ↑ (яп.) [www.asahi.com/culture/update/0412/TKY201304110511.html «Продажи нового романа Харуки Мураками стартуют в полночь, поклонники в восторге»], Асахи симбун, 12 апреля 2013.
- ↑ 1 2 [www.gazeta.ru/culture/2014/08/06/a_6163889.shtml Охота на Бесцветного]
- ↑ [www.nippon.com/ja/views/b03701/ 村上春樹作品のドイツ語訳に関する一考察] (2014-2-24). Проверено 25 февраля 2014.
- ↑ [news.livedoor.com/article/detail/7824332/ 村上春樹氏の新作、韓国で空前の売れ行き 5万部の増刷も決定] (2013-7-3). Проверено 18 февраля 2014.
- ↑ 1 2 [www.moscowbooks.ru/book.asp?id=794796 Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий]
- ↑ [www.forbes.ru/forbeslife-photogallery/dosug/279103-ot-murakami-do-brodskogo-samye-ozhidaemye-knigi-2015-goda/photo/1 От Мураками до Бродского: самые ожидаемые книги 2015 года]
- ↑ 1 2 [vozduh.afisha.ru/books/novyy-murakami-roman-vospitaniya-v-kotorom-geroy-ne-vstaet-s-divana/ Новый Мураками: роман воспитания, в котором герой не встает с дивана] // Журнал «Афиша»
Ссылки
- [eksmo.ru/catalog/book/bestsvetnyy-tskuru-tadzaki-i-gody-ego-stranstviy-ID1804922/ Книга на сайте издательства «Эксмо»]
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
