Гуго де Кевильок, 5-й граф Честер

Гуго де Кевильок англ. Hugh de Kevelioc <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Гуго де Кевильока, 5-го графа Честера</td></tr>
3/5-й граф Честер
1153 — 30 июня 1181
Предшественник:	Ранульф де Жернон
Преемник:	Ранульф де Блондевиль
виконт д’Авранш
1153 — 30 июня 1181
Предшественник:	Ранульф де Жернон
Преемник:	Ранульф де Блондевиль
виконт дю Бессин (Байё)
1153 — 30 июня 1181
Предшественник:	Ранульф де Жернон
Преемник:	Ранульф де Блондевиль
Рождение:	1147(1147) Кевильок около Монмута, Монмутшир, Уэльс
Смерть:	30 июня 1181(1181-06-30) Лик, Стаффордшир, Англия
Род:	династия виконтов Байё
Отец:	Ранульф де Жернон
Мать:	Мод (Матильда) Глостерская
Супруга:	Бертрада де Монфор
Дети:	сыновья: Ранульф де Блондевиль, Ричард (?) Честерский дочери: Матильда Честерская, Мабель Честерская, Агнесса (Алиса) Честерская, Хафиза Честерская незак.: Амиция Честерская

Гуго де Кевильок (англ. Hugh de Kevelioc; 1147 — 30 июня 1181) — англо-нормандский аристократ, 3/5-й граф Честер, виконт д’Авранш и виконт де Байё с 1153 года, сын Ранульфа де Жернона, 2/4-го графа Честера, и Мод (Матильды) Глостерской.

Гуго наследовал отцу ребёнком, совершеннолетним он был признан только в 1162 году. Будучи одним из крупнейших землевладельцев в Англии и Нормандии, Гуго в 1173 году принял участие в восстании сыновей короля Генриха II Плантагенета против отца. Попав в плен к королю в августе 1173 года, Гуго больше года провёл в заключении. После окончания восстания Гуго получил свободу, позже ему были возвращены и владения. Умер Гуго молодым, ему наследовал несовершеннолетний сын Ранульф де Блондевиль.

Биография

Молодые годы

Гуго родился в 1147 году. Местом его рождения был Кевильок около Монмута (Уэльс) или Кивейлиог (валл. Cyfeiliog) в Поуисе , благодаря чему он и получил своё прозвище. Гуго происходил из знатного англо-нормандского рода. Его отцом был Ранульф де Жернон, у которого были владения как в Англии, так и в Нормандии. Он был одним из наиболее влиятельных английских баронов первой половины XII века и активным участником гражданской войны в Англии 1135—1154 годов, который постоянно менял сторону конфликта, принимая сторону то Стефана Блуасского, то императрицы Матильды и её сына — будущего короля Генриха II Плантагенета. Мать же, Мод Глостерская, была дочерью графа Роберта Глостерского, незаконнорожденного сына короля Англии Генриха I Боклерка.

Отец Гуго умер 16 декабря 1153 года, когда Гуго было всего 6 лет. Его наследство включало в себя родовые виконтства Авранш и Байё (Бессен), Вирскую долину, Сен-Север и Брикессар в Нормандии, а также Честерское графство с подчинёнными ему владениями в Англии и Уэльсе, делая Гуго одним из самых крупных англо-нормандских землевладельцев. Вероятно над ним была установлена опека, совершеннолетним Гуго был признан в 1162 году, когда он принёс оммаж и был признан графом Честера.

В 1163 году Гуго присутствовал в Дувре, где король Генрих II занимался переговорами с фламандцами, а в январе 1164 года — на заседании Большого совета в Кларендоне, где архиепископу Томасу Бекету были предъявлены так называемые Кларендонские конституции. Гуго не смог в 1166 году вернуться в Англию, где король потребовал от своих рыцарей принести ему клятву верности как верховному владыке, а в 1168 году помогал в королю устраивать брак дочери, хотя эта помощь осталась не оценена. В 1171 году Гуго пребывал в Нормандии.

Восстание 1173—1174 годов

В 1173 году вспыхнуло восстание сыновей короля Генриха II против отца. Гуго, который в это время совершал паломничество к монастырю святого Иоанна в Компостелле, на обратном пути присоединился к восставшему бретонскому барону Раулю Фужерскому. Используя своё влияние в северо-восточных бретонских марках, Гуго стал подстрекать бретонцев к восстанию. Против мятежников Генрих II послал брабантских наёмников, чтобы они опустошили владения Рауля Фужерского. Генриху II удалось рассеять армию мятежников, но не уничтожить — Рауль Фужерский и его союзники смогли ускользнуть от королевских войск. После этого Генрих II отправился в Нормандию, где армия французского короля Людовика VII осаждала Вернёй. Воспользовавшись этим, Рауль Фужерский, подкупивший управляющих замками Комбург и Доль, стал использовать их в качестве базы, разоряя окрестности. Узнав о новой вспышке восстания в Бретани, Генрих II в августе вновь послал против мятежников брабантских наёмников. Им удалось разбить бретонцев, а Рауль Фужерский и Гуго Честерский с шестьюдесятью рыцарями укрылись в замке Доль, который 20 августа был осаждён. 23 августа Генрих II лично прибыл к замку, чтобы руководить осадой. В итоге 26 августа восставшие были вынуждены сдаться под обещание сохранения жизни. Генрих II обошёлся с ними достаточно мягко. Гуго был отправлен в заключение в Фалез, Рауль Фужерский оставил королю в заложники двух сыновей, но вскоре бежал, за что король приказал срыть замки Рауля и разорить его владения. С восстанием в Бретани было покончено.

Когда Генрих II в 1174 году возвращался в Англию, он не рискнул оставлять там пленников, опасаясь, что их может освободить король Франции или они сами сбегут. Гуго Честерский, содержащиеся в плену в том же Фалезе Роберт де Бомон, граф Лестер с женой и некоторые другие мятежники по приказу короля были доставлены в Барфлёр с указанием не снимать с них цепей. Оттуда они 8 июля отплыли, вечером добравшись до Портсмута. Король позаботился, чтобы пленники были под надёжной охраной. Гуго был заключён в тюрьму в Девайзес.

Когда Генрих II смог подавить восстание в Англии, он решил вернуться в Нормандию, где Руан был осаждён французами. Он вновь забрал с собой мятежников, включая графа Честера. Отплыли 8 августа из Портсмута в Барфлёр. Гуго сначала был заключён в Кане, затем опять содержался в Фалезе. Когда Генрих II заключил 29—30 сентября мир со своими сыновьями, было объявлено о прощении их врагов, однако граф Честер с некоторыми мятежниками в число прощённых не попали. Только после того как находившийся также в Фалезе пленный король Шотландии Вильгельм Лев признал себя вассалом короля Англии, Генрих II отпустил 11 декабря его с другими мятежниками. В их числе получил свободу и граф Честер.

Последующие годы и смерть

Какое-то время владения графу Честеру, судя по всему, возвращены не были. Только на совете в Нортгемптоне 13 января 1177 года Гуго получил обратно свои владения по обе стороны Ла-Манша. В марте того же года граф Честер был свидетелем Генриха II в разрешении спора между королём Кастилии Альфонсо IX и королём Наварры Санчо V. В мае на совете в Виндзоре Генрих II возвратил Гуго замки и потребовал, чтобы тот вместе с Уильямом Фиц-Оделином отправился в Ирландию для подготовки прибытия туда принца Джона. Хотя граф Честер не получил каких-то серьёзных пожалований в Ирландии и не принимал активного участия в ирландских компаниях, между Честером и Ирландией в последующие годы увеличились торговые связи, что способствовало увеличению прибылей графа.

Гуго не делал таких крупных пожалований церкви, как его предшественники. Он только предоставил некоторые земли в Уирреле аббатству Святого Верберга в Честере, а также некоторые подарки монастырям Стенлоу, Святой Марии в Ковентри, монахиням монастырей Баллингтона и Гринфилда. Кроме того, Гуго подтвердил пожалования своей матери августинским монахам Кэйка в Дербишире и отцовские пожалования бенедиктинскому женскому монастырю Святой Марии в Честере. В 1171 году он подтвердил пожалования отца аббатству Святого Стефана в епархии Байё. Более серьёзными были пожертвования, которые Гуго сделал церкви Белчфорда в монастыре Трентем и Комбу в Глостершире в аббатстве Бордесли (Уорикшир).

Гуго умер 30 июня 1181 года в Лике (Стаффордшир). Его похоронили рядом с отцом на южной стороне здания капитула аббатства Святого Верберга в Честере (сейчас — Честерский собор). Гуго наследовал единственный сын Ранульф де Блондевиль. Также у Гуго было несколько дочерей, которые после смерти Ранульфа стали сонаследницами его владений.

Брак и дети

Жена: с ок. 1169/1170 Бертрада де Монфор (ок. 1155 — 1227), дочь Симона III де Монфора, графа д’Эврё, и Матильды. Дети:

• Ранульф де Блондевиль (ок. 1170 — 28 октября 1232), 4/6-й граф Честер, виконт д’Авранш и де Байё с 1181
• Матильда Честерская (ок. 1171 — ок. 6 января 1233); муж: с 26 августа 1190 Давид Шотландский (ок. 1144 — 17 июня 1219), граф Гарриоха (?) с 1172, граф Хантингдон с 1185
• сын (ум. после 1171/1173). Возможно, что этим сыном был Ричард, упоминаемый в акте, датированном 1177/1181
• Мабель Честерская (ум. после 1232); муж: Уильям (IV) д’Обиньи (ум. до 30 марта 1221), 3-й граф Арундел с 1193
• Агнесса (Алиса) Честерская (ум. 2 ноября 1247); муж: с 1192 Уильям (II) де Феррерс (ум. 22 сентября 1247), 4-й граф Дерби с 1190
• Хафиза Честерская (ок. 1175/1181 — между 6 июня 1241 и 3 марта 1243), графиня Линкольн с 1131/1132; муж: ранее 1208 Роберт II де Квинси (ок. 1187/1190 — 1217)

Также у Гуго была незаконнорожденная дочь от неизвестной любовницы:

• Амиция Честерская; муж: Ральф де Меснилуорен, судья Честера

Литература

• Эплби Джон Т. Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов / Пер. с англ. Е. В. Ламановой. — М.: ЗАО Центрополиграф, 2014. — 413 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9524-5133-9.
• Tout Thomas Frederick. Hugh (d.1181) // Dictionary of National Biography. — 1891. — Vol. 28 Howard - Inglethorpe. — P. 164—165.
• Tout T. F., rev. Keefe Thomas K. [dx.doi.org/10.1093/ref:odnb/14059 Hugh , fifth earl of Chester (1147–1181)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004—2014.

Ссылки

• [www.thepeerage.com/p11648.htm#i116473 Hugh of Kevelioc, 3rd Earl of Chester] (англ.). The Peerage. Проверено 6 сентября 2014.
• [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL.htm#HughChesterdied1181 Earls of Chester 1120-1232 (family of Ranulf "le Meschin")] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 6 сентября 2014.

Предки Гуго де Кевильока

Ранульф I дю Бессин (ум. 1047) виконт Байё               Ранульф II дю Бессин (ум. после 1098) виконт Байё                       Алиса Нормандская                 Ранульф (III) дю Бессин ле Мешен (ок. 1070 — 17 или 27 января 1129) 1/3-й граф Честер                             Ричард ле Гоз (ум. после 1082) виконт д’Авранш               Маргарита д’Авранш (ум. после 1098)                         Эмма де Контевиль или Ne де Гранмесниль               Ранульф де Жернон (до 1100 — 16 декабря 1153) 2/4-й граф Честер                                   Люси (ок. 1079 — 1138)                               Гуго де Кевильок 3/5-й граф Честер                                         Вильгельм I Завоеватель (ок. 1027/1028 — 9 сентября 1087) герцог Нормандии и король Англии               Генрих I Боклерк (ок. сентября 1068 — 1 декабря 1135) король Англии                       Матильда Фландрская (ок. 1031 — 2 ноября 1083)                 Роберт Фиц-Рой (ок. 1090 — 31 октября 1147) 1-й граф Глостер                             Матильда Глостерская (ум. 29 июля 1190)                                     Хэмон                 Роберт Фиц-Хэмон (ум. май 1107) лорд Глостера и Гламоргана                       Мабель Фиц-Роберт (ум. ок. 29 сентября 1157)                               Роджер (Роже) II де Монтгомери (ум. 27 июля 1094) 1-й граф Шрусбери               Сибилла де Монтгомери                         Мабель де Беллем (ум. 2 декабря 1079) дама де Беллем и д’Алансон

Отрывок, характеризующий Гуго де Кевильок, 5-й граф Честер

Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее: