Пиньоло, Джованни Баттиста Джентиле

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джованни Баттиста Джентиле Пиньоло
итал. Giovanni Battista Gentile Pignolo
Дож Генуи
19 октября 1577 — 19 октября 1579
Предшественник: Просперо Чентурионе Фаттинанти
Преемник: Николо Дориа
 
Рождение: 1525(1525)
Генуя
Смерть: 1595(1595)
Генуя
Место погребения: церковь Сан-Доменико

Джованни Баттиста Джентиле Пиньоло (итал. Giovanni Battista Gentile Pignolo; Генуя, 1525Генуя, 1595) — дож Генуэзской республики.



Биография

Джованни Баттиста родился в Генуе в 1525 году. Он был представителем благородной генуэзской семьи Пиньоло, к началу XVI века считавшейся авторитетной и состоятельной, что позволило ее членам породниться в 1528 году с древней генуэзской семьей Джентиле.

Джованни Баттиста был избран дожем 19 октября 1577 года. Во время своего пребывания в должности ему приходилось иметь дело, среди прочих событий, с новой эпидемией чумы, которая поразила регион Савиньоне (владения семьи Фиески), а затем быстро распространилась до Понтедецимо, в долине Польчевера, далее по прибрежным городам. Дож пытался остановить эпидемию, для чего занимал деньги у Банка Сан-Джорджо для финансирования медицинских служб.

После окончания мандата 19 октября 1579 года Джованни Баттиста был назначен пожизненным прокурором. Он умер в Генуе в 1595 году, и его тело было погребено в уже не существующей церкви Сан-Доменико.

Библиография

  • Sergio Buonadonna, Mario Mercenaro, Rosso doge. I dogi della Repubblica di Genova dal 1339 al 1797, Genova, De Ferrari Editori, 2007.

Напишите отзыв о статье "Пиньоло, Джованни Баттиста Джентиле"

Отрывок, характеризующий Пиньоло, Джованни Баттиста Джентиле

Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.