Мари, Лоренцо де
| Лоренцо де Мари итал. Lorenzo De Mari <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1 февраля 1744 — 1 февраля 1746 | |||
| Предшественник: | Доменико Каневаро | ||
| Преемник: | Джанфранческо Бриньоле Сале II | ||
| Рождение: | 1685 Генуя | ||
| Смерть: | 16 апреля 1772 Генуя | ||
| Место погребения: | церковь Санта-Мария-делла-Санита | ||
| Отец: | Николо де Мари | ||
| Мать: | Виолантина Саули | ||
Лоренцо де Мари (итал. Lorenzo De Mari; Генуя, 1685 — Генуя, 1772) — дож Генуэзской республики.
Биография
Родился в Генуе в 1685 году, племянник дожа Стефано де Мари (1663-1665), сын Николо де Мари и Виолантины Саули. Был крещен 17 июля в церкви Сан-Винченцо. Его дяди Джироламо де Мари и Доменико Мария де Мари были дожами в разное время, сам Лоренцо написал и издал сборник сонетов для церемонии коронации Доменико.
Получив образование в школе Варнавитов, Лоренцо не оставил своих поэтических увлечений и в 1737 году опубликовал в Венеции свои новые сонеты.
Первый государственный пост Лоренцо занял в 1713 году, поступив на службу в магистрат чрезвычайных ситуаций. В 1716 году он стал членом комитета по морским делам. Впоследствии, на протяжении более десяти лет, его имя не упоминается в хрониках: вполне вероятно, что в это время Лоренцо занимался судовладельческим бизнесом. В 1727 году он вошел в состав магистрата вина, а в 1728 году - в состав магистратов охраны границ и по делам Корсики. В ближайшие пятнадцать лет он занимал посты покровителя Банка Сан-Джорджо, государственного инквизитора (1736-1744), члена Верховного синдикатория (1731-1736) и синликатория Ривьера-ди-Поненте (1741).
Между 1732 и 1733 годами Лоренцо был назначен чрезвычайным послом ко двору герцога Миланского. В Милане ему предстояло решить спор, связанный с обвинениями со стороны миланцев в подделке генуэзцами миланских монет. Лоренцо Де Мари прибыл в Милан 20 ноября 1732 года и в тот же день запросил и получил аудиенцию у австрийского губернатора Вириха Филиппа фон Дауна. В итоге, после проверки монет в некоторых итальянских и европейских монетных дворах, миланцы были вынуждены снять свои обвинения.
Недовольные проигранным спором миланцы начали проявлять пренебрежение к послу де Мари, и 30 апреля 1733 года он просил разрешения вернуться на родину. Правительство Генуи приняло прошение, однако Лоренцо оставался в Милане в течение еще четырех месяцев в качестве министра Республики по чрезвычайных делам и только после объявления Генуей войны Королевству Сардиния (10 октября 1733) оставил Милан и вернулся в Геную.
В столице он занимал должности председателя магистрата государственных инквизиторов с декабря 1743 года, а 1 февраля 1744 года был избран новым дожем Генуи, 157-м в истории Республики, одновременно став королем Корсики.
Правление и последние годы
Лоренцо был официально коронован 18 июля в Генуе в соборе Святого Лаврентия, церемонию провел варнавитский священник Джироламо делла Торре, его личный друг.
Мандат Лоренцо был отмечен не прекращавшимися волнениями на Корсике, разжигаемыми французским правительством, а также вынужденной продажей маркизата Финале Королевству Сардиния, ударившей по авторитету дожа. Договор от 13 сентября 1743 года установил переход территории Финале под контроль Савойи. Это привело, в дополнение к потере этой части Западной Лигурии, к серии неприятных для Генуи споров и переговоров с минимальным результатом.
1 февраля 1746 года Лоренцо завершил свой мандат, после чего на время посвятил себя религиозным делам - содействием в сборе пожертвований на нужды церкви и добровольных взносов в пользу религиозных военных орденов Республики. После ратификации Аахенского договора (18 мая 1748) Лоренцо возглавлял магистрат строительства и реконструкции поврежденных зданий.
Умер в Генуе в 1772 году и был похоронен в церкви Санта-Мария-делла-Санита. Он никогда не был женат, потомства не имел.
Библиография
- Sergio Buonadonna, Mario Mercenaro, Rosso doge. I dogi della Repubblica di Genova dal 1339 al 1797, Genova, De Ferrari Editori, 2007.
Напишите отзыв о статье "Мари, Лоренцо де"
Отрывок, характеризующий Мари, Лоренцо де
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
