Зарин, Апполинарий Александрович

Аполлинарий Александрович Зарин
Вице-адмирал Аполлинарий Александрович Зарин
Дата рождения	1805(1805)
Дата смерти	26 февраля 1872(1872-02-26)
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	Флот
Звание	вице-адмирал
Командовал	бриги «Эндимион» и «Фемистокл», пароход «Молодец», фрегат «Месемврия», корабль «Селафал»,
Сражения/войны	Кавказская война Крымская война
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1847), Орден Святого Георгия 3-й ст. (1855), Золотое оружие «За храбрость» (1855), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1855).

Аполлина́рий Алекса́ндрович За́рин (1805 — 26 февраля 1872) — русский вице-адмирал, герой Крымской войны.

Биография

Родился в 1805 году, происходил из дворян Зариных Калужской губернии. Учился в Морском кадетском корпусе, из которого был выпущен 1 марта 1822 году мичманом Балтийского флота, где служил до 1833 года, а потом, уже в чине лейтенанта, был переведён в Черноморский флот. В 1837 году во время высадки десанта на мыс Адлер состоял флаг-офицером при контр-адмирале С. А. Эсмонте. В 1838 году участвовал в занятии местечка Сочи на Кавказском берегу, причём во время крушения корабля был захвачен горцами и несколько месяцев находился в плену. В 1839 году Зарин был произведён в капитан-лейтенанты, а затем около двух лет крейсировал в Архипелаге, командовал бригами «Эндимион» и «Фемистокл», пароходом «Молодец», фрегатом «Месемврия» и линейным кораблём «Селафал». В 1847 году за 18 морских кампаний он был награждён орденом Святого Георгия 4-го класса и произведён в капитаны 1-го ранга.

Во время Крымской войны Зарин был начальником 1-го отделения оборонительной линии, а с 28 августа по 30 сентября 1855 году командовал всеми батареями Северной стороны. За отличную распорядительность при отступлении войск с Южной стороны был награждён 6 июля 1855 года орденом Святого Георгия 3-го класса № 492

В воздаяние примерной храбрости и особой распорядительности, по принятию во время усиленных бомбардировок Севастополя под жестоким неприятельским огнём мер, коими всегда отвращаемы были наши потери в людях и мгновенно возстановлялись средства обороны

За другие дела этой кампании он получил в 1854 году золотую саблю с надписью «За храбрость» и орден Святого Владимира 3-й степени.

По окончании войны Зарин прибыл с оставшимися моряками бывших Черноморских экипажей в Москву, где им была устроена торжественная встреча, здесь же, после смотра, произведённого императором Александром II, пожалован был во флигель-адъютанты и вслед за тем произведён в контр-адмиралы (со старшинством от 15 апреля 1856 года), с зачислением в свиту Его Императорского Величества, и назначен начальником особой бригады мелких судов на правах дивизионного начальника. В 1860 году, за упразднением отдельной бригады, он был переименован в младшие флагманы Балтийского флота. В 1861 году был командирован в Могилёвскую губернию для объявления манифеста об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Во время польского восстания 1863 года, когда можно было ожидать вмешательства иностранных держав, ему было поручено руководство отрядом канонерских лодок и сухопутных войск, предназначавшимся для укрепления Транзунда и защиты Выборга. В 1864 году был произведён в вице-адмиралы, с назначением в старшие флагманы Балтийского флота, в 1871 году назначен членом адмиралтейств-совета. Умер 26 февраля 1872 года.

Семья

Жена — Мария Павловна Софиано, внучка генерал-майора Х. М. Комнено и сестра Л. П. Софиано. Их сыновья:

• Александр (1844—1868), в 1861 году окончил Морской Кадетский Корпус, погиб в сентябре 1868 года при крушении фрегата «Александр Невский» у берегов Дании, тело его не нашли.
• Сергей (1846—1894), гардемарин, мичман (1866), лейтенант (1870), с 1889 года капитан первого ранга, с 1886 по 1890 года командир клипера «Наездник»; с апреля 1891 года командир корвета «Витязь», по непредусмотрительности потерпевшего крушение в 1893 году. Зарина по суду признали виновным и приговорили к выплате штрафа. Сильно переживал по поводу гибели «Витязя» и находясь проездом в Тифлисе в гостинице «Северные номера», в августе 1894 года он выстрелом из револьвера лишил себя жизни.

Литература

• Зарин, Аполлинарий Александрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Зарин, Апполинарий Александрович

– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.