Витязь (корвет, 1883)
 |
Эта статья или раздел может содержать материал неэнциклопедичного характера. Пожалуйста, улучшите её в соответствии с правилами написания статей. На странице обсуждения могут быть подробности.
|
|
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Имя прославленного корвета «Витязь» навсегда вошло в память мирового мореплавания. История знает немало весьма драматичных дальних морских походов и кругосветных путешествий, но в ряду десяти самых прославленных кораблей мира, имена которых начертаны на фронтоне Международного океанографического музея в Монако, упомянут только один российский корабль — «Витязь».
Заслуга в этом принадлежит первому командиру корабля — адмиралу Степану Осиповичу Макарову. Его подлинно научный труд: «„Витязь“ и Тихий океан» с подробным изложением результатов всех исследований, выполненных экипажем судна, обессмертил имя славного корвета.
Содержание
История службы
Постройка и подготовка к плаванию
«Витязь» был заложен 16.08.1883 г. на Франко-русском заводе, что на Галерном острове в Петербурге, знаменитым кораблестроителем, инженером-самоучкой П. А. Титовым. 23.10.1884 г. он уже был спущен на воду, и его командиром был назначен капитан 1-го ранга С. О. Макаров. Ещё 2 года «Витязь» оставался на достройке и все это время С. О. Макаров. принимал самое деятельное участие в этой работе.
Корабль оказался одним из последних военных кораблей «переходного периода», то есть был совершенным парусником и одновременно имел самую лучшую и мощную для того времени паровую машину. Первым из русских кораблей, «Витязь» целиком был построен из судостроительной стали и имел бронированную палубу. Тем не менее корвету с самого начала крайне не везло. При спуске с эллинга был потерян руль и повреждены ахтерштевень и дейдвуд. Оказалось русло Невы в этом месте было недостаточно углублено и корпус корабля ударился о дно реки. Для ремонта «Витязя» П. А. Титов спроектировал специальный плавучий кессон, но работы затянулись на несколько месяцев.
С. о. Макаров видел не только достоинства, но и недостатки корвета. Ещё до начала исторического путешествия он писал:
«Какая жалкая индикаторная сила и скорость для небронированного судна в 3 000 т. Корвет можно считать неудачным в смысле хода, но не моё дело об этом разглашать. Дело командира составить имя своему судну и заставить всех офицеров полюбить его и считать несравненно выше других судов, даже и по качествам»[1].
И он этому неукоснительно следовал на протяжении последующих 993 дней путешествия.
Не любивший вмешательства в свои дела П. А. Титов позволял это лишь С. О. Макарову, который постоянно предлагал различные усовершенствования. Для своего корвета он даже спроектировал особый паровой катер с необычными обводами. Построенный в Кронштадте, это катер получил название «Меч»[2] и давал более 17 узлов хода.
Особое внимание С. О. Макаров уделял подбору офицеров. Более половины из них составляли мичманы — выпускники Морского училища 1884 г. Он приметил их ещё в 1883 г. когда, командуя Практической эскадрой, плавал с юными гардемаринами по Балтийскому морю. На этих мичманов С. О. Макаров возлагал особые надежды. Именно им предстояло осуществить большинство его замыслов.
С точки зрения Морского ведомства первое плавание корвета предполагалось вполне рядовым и осуществлялось с целью усовершенствования морской подготовки личного состава корабля. Однако С. О. Макаров решил воспользоваться случаем и заняться полномасштабными океанологическими исследованиями на всем пути следования корвета. На собственные средства он закупил оборудование, инструменты, приборы и специальную литературу. Практически все офицеры, часть унтер-офицеров и даже многие нижние чины заранее были предупреждены о планах своего командира и горели желанием принять самое активное участие в этой работе. И она началась, как только Кронштадт скрылся за горизонтом.
Первое плавание корвета «Витязя» (1886—1889 гг.)
В последний день лета 1886 года, когда для всего флота Балтийского моря очередная кампания близилась к завершению, корвет «Витязь» с экипажем в 372 человека поднял якорь в Военной гавани Кронштадта и вышел в море.
Первую половину пути «Витязь» следовал по маршруту: Кронштадт → Киль → Гётеборг → Портсмут → Брест → Эль-Ферроль → Лиссабон → остров Мадейра → острова Зеленого Мыса. Далее корвет пересек Атлантический океан и 20.11.1886 г. вошёл в гавань Рио-де-Жанейро. Спустя месяц, благополучно пройдя Магелланов пролив, 6.01.1887 г. «Витязь» прибыл в Вальпараисо. Следующий отрезок через Тихий океан до Японии оказался самым долгим. На этом пути в девять с половиной тысяч морских миль корвет имел лишь две остановки — на Маркизовых и Сандвичевых островах. Наконец, в марте 1887 года «Витязь» бросил якорь на рейде Иокогамы. Плавание до Японии заняло более полугода. Ещё в начале путешествия, при подходе к Лиссабону «Витязь» попал в жестокий двенадцатибалльный шторм. Это произошло 13 октября, когда западный ветер достиг силы урагана. Корвет с честью вынес это испытание, хотя и обнаружил некоторые конструктивные недоработки. В Лиссабоне во время исправления повреждений были внесены и необходимые изменения в отдельные узлы корабля, что повысило его устойчивость против шторма.
На всем пути экипаж корвета под руководством своего неутомимого командира выполнял колоссальный объём исследовательских работ. Каждые четыре часа, независимо от погоды и времени суток, измерялись температура и удельный вес морской воды, промерялись глубины, исследовались морские течения, определялись и многие другие параметры. Некоторые наблюдения велись каждые пять или десять минут.
С. О. Макаров писал:
«Я очень рад, что встретил в господах офицерах большое сочувствие к различным гидрологическим и метеорологическим наблюдениям. Доктор медицины Шидловский работает с ареометром, мичмана Кербер и Шаховский считаются хозяевами: первый — барометра, второй — анемометра, что же касается старшего штурманского офицера подпоручика Розанова, то он работает с флюктометром, заведует добыванием воды и ведёт общий журнал всем наблюдениям, приводя поправки, и вообще наблюдает за всеми работами».
Сведения об этом путешествии отрывочны. Фундаментальный труд С. О. Макарова «„Витязь“ и Тихий океан» посвящён большей частью результатам научных исследований, проведенных на корвете. Отдельные эпизоды жизни и быта экипажа сохранились в дневниках и письмах Сепана Осиповича к жене и, как ни странно, в воспоминаниях самого юного путешественника — Николая Иениша. Сыну старшего артиллерийского офицера В. Х. Иениша (брата контр-адмирала Н. Х. Иениша) тогда было только 6 лет. Позже он писал:
«Очень торжественно проходили на „Витязе“ воскресные и праздничные дни, если погода не была штормовая. Макаров всегда лично читал Морской устав, весьма декоративно расположившись спиной к полу-юту перед световым ликом кают-компании, обычно в виц-мундире, при белых брюках с обнаженной блестящей лысиной над высоким, могучим лбом, с широкой, расчесанной на две стороны русой бородой… Читал он громко, медленно, внятно. Команда благоговейно слушала, фуражки „на молитву“… Никогда позже я не видел столь торжественного чтения Устава…»
В своих письмах к жене сам Степан Осипович чаще писал о посещении тех экзотических мест, куда заходил «Витязь». Например, с острова Нукагива он сообщал:
«Мы пришли сюда 22 февраля 1887 г. … Здесь мы наделали большого шуму. Я устроил народное гулянье, на которое пригласил весь народ. „Благородных“, то есть таких, которые ходят в галстуках, угощали на стульях, а остальных — на разостланном парусе. Все это в тени пальмового сада… Гулянье вышло прекрасное. Наши матросы отличались в танцах, каначки тоже танцевали. Вчера была охота, причём все жители подносили мне подарки, куски какой-то материи…»[3].
Во время путешествия было сделано несколько сотен фотографий. По распоряжению С. О. Макарова этим занимался мичман К. Ф. Шульц. Именно он является автором большинства снимков, представленных в настоящей статье.
В Иокогаме и Нагасаки, где в те годы нередко базировались русские корабли, «Витязь» пробыл несколько месяцев. После ремонта корвет вошёл в состав Тихоокеанской эскадры вице-адмирала В. П. Шмидта и пришёл во Владивосток. 8.07.1887 г., спустя десять месяцев от начала путешествия, экипаж вновь ступил на русскую землю. Почти полгода в составе эскадры Шмидта «Витязь» принимал участие в учебных походах по Охотскому и Японскому морям.
Экипаж корвета регулярно занимался всеми возможными в походных условиях боевыми учениями. Особенно много внимания Степан Осипович уделял своему любимому минному делу. Многократно проводились стрельбы минами Уайтхеда, постановки учебных минных заграждений.
Позже, в «Известиях по минному делу», вып. 25, СПб., 1890 г., были опубликованы замечания С. О. Макарова по постановке мин на основании опыта, полученного им на «Витязе».
В середине ноября ситуация резко изменилась. Из Морского ведомства пришёл приказ, согласно которому «Витязь» получил самостоятельное задание. В связи с обострением обстановки на Дальнем Востоке и возможным разрывом отношений с Японией С. О. Макарову было предписано исследовать береговую линию материковой части Японского моря с точки зрения возможности создать стоянки для кораблей Тихоокеанской эскадры.
С воодушевлением экипаж принялся за работу. В результате полугодовых исследований впервые на карту были нанесены ранее не отмеченные бухты, небольшие острова, мысы, банки, глубины. На правах первооткрывателей команда по своему усмотрению давала названия этим географическим объектам. Обстоятельные отчёты, представленные С. О. Макаровым в Морское ведомство, легли в основу планов многих строительных работ военного характера, предпринятых впоследствии на Дальнем Востоке.
На заключительном этапе «Витязь» выполнил ещё ряд ответственных заданий, посетив Петропавловск, остров Беринга и остров Медный. В Охотском море пришлось выдержать два сильнейших шторма, во время одного из которых волной сорвало и унесло катер. Были получены и другие, хотя и незначительные, повреждения. Вернувшись во Владивосток, «Витязь» был поставлен на текущий ремонт, который завершился лишь через два месяца уже в Иокогаме.
В начале ноября 1888 года наступило время возвращаться в Петербург. Этот второй отрезок пути корвет проделал уже другим путём. Через Индийский океан, Красное море, и Суэцкий канал с выходом в Средиземное море. Далее через Гибралтар вокруг Европы и в Балтийское море. На этот путь потребовалось ещё почти семь месяцев. По пути «Витязь» заходил в Гонконг, Пан-Ранг, Сайгон, Сингапур, на Суматру, в Коломбо, Аден, Суэц, Пирей, Мальту, Алжир, Кадикс, Шербур и Копенгаген.
С. О. Макаров оставался верен себе до конца. Программа начатых им исследований неукоснительно выполнялась и теперь, когда все жили близким возвращением домой. 20.05.1889 г. «Витязь» бросил якорь на Большом рейде Кронштадта. Путешествие, продолжавшееся почти три года, закончилось там, где оно и началось. Весь Кронштадт с восторгом встречал отважных моряков. Для каждого члена экипажа, от кочегара до командира это была та самая минута славы, которая запоминается на всю жизнь.
Итоги кругосветного путешествия корвета «Витязь»
Путешествие на корвете навсегда вошло в историю мирового мореплавания. «Витязь» пересек три океана, победил бури и туманы, миновал опаснейшие рифы и мели, посетил самые отдаленные моря и берега. И не потерпел ни одной сколь-либо значимой аварии. Правда, корвет потерял трёх членов своей команды. Один матрос скончался от болезни в самом начале пути и был похоронен в Бресте, другой, заболев, умер в 1887 году. Его могила находится на русском кладбище в Нагасаки. Наконец, ещё один матрос во время такелажных работ сорвался с реи и упал за борт. Тела его так и не нашли.
Главное, чего добился С. О. Макаров — он воспитал такой экипаж, которого до него не существовало на русском флоте. Барон Ф. Ф. Врангель, встречавший «Витязь» в Кронштадте, писал:
«Щегольской вид судна и команды, быстрота и отчётливость всех маневров, производившихся на корвете „Витязь“ после его возвращения из плавания, служили наглядным доказательством, что научные наблюдения не были помехой для строевой службы, а лишь расширили кругозор офицеров, внося новый, облагораживающий интерес в их службу»[4].
Через 5 лет после путешествия в 1894 году вышел в свет труд С. О. Макарова. под названием: «„Витязь“ и Тихий океан» — это были два тома, содержащие около тысячи страниц текста, большое количество различных приложений и таблиц. Сам С. О. Макаров отмечал, что эта книга подводила итог коллективному исследованию. В подзаголовке книги значилось: «Гидрологические наблюдения, проведенные офицерами корвета „Витязь“ во время кругосветного плавания 1886—1889 гг.». В начале книги автор писал:
На следующий год после выхода книги, за выдающийся вклад в науку, её автор С. О. Макаров был награждён Русским Географическим обществом Золотой медалью имени графа Ф. П. Литке[6].
Экипаж корвета «Витязь» во время плавания 1886—1889 гг.
- Макаров, Степан Осипович., командир корабля, Флигель-адъютант, капитан 1-го ранга.
- Вирениус, Андрей Андреевич, старший офицер, капитан 2-го ранга.
- Иениш Виктор Христианович (1852—1893), старший артиллерийский офицер, лейтенант. Признанный специалист в области корабельной артиллерии, автор нескольких статей по использованию артиллерии на море. Последнее воинское звание — капитан 2-го ранга. Был командиром броненосной лодки «Русалка» во время её трагической гибели в 1893 г.
- Кубе-Браузер Эрнест Иванович, ревизор корабля, лейтенант. После корвета «Витязь» служил на Балтике, в 1890 г. плавал на судне «Первенец».
- Андреев Константин Петрович, лейтенант.
- Шидловский Франц Иванович, врач корабля, доктор медицины. После корвета «Витязь» служил в Кронштадте врачом водолазной школы. В 1894 г. в составе водолазной партии, участвовал в поисках броненосной лодки «Русалка» на которой погиб В. Х. Иениш. Автор многочисленных экспериментальных работ в области «глубоководной медицины».
Мичманы (вахтенные офицеры):
- Кербер, Людвиг Бернгардович.
- Князь Максутов Александр Дмитриевич. После плавания на корвете «Витязь», в 1891 г. был произведён в лейтенанты. Служил на корвете «Рында», позже клипере «Стрелок».
- Мечников Александр Евграфович После корвета «Витязь» вместе с К. Ф. Шульцем служил на крейсере «Разбойник». Последнее звание — капитан 2-го ранга. Участник Гражданской войны на Чёрном море. В составе русской эскадры ушёл в Бизерт.
- Митьков (Ф. К.?). После плавания на корвете «Витязь» служил на флоте. Последнее звание — капитан 2-го ранга.
- Небольсин, Аркадий Константинович.
- Пузанов Сергей Николаевич. После корвета «Витязь» вместе с Л. Б. Кербером служил на крейсере «Россия», затем вышел в отставку, поселился в собственном доме в Сестрорецке близ Петербурга, где построил (ст. Белоостров) кирпичный завод.
- Князь Шаховский, Владимир Владимирович (1864—1930). После корвета «Витязь», в 1890 г. зачислен в запас. Служил земским начальником в ряде уездов Российской империи. С 1909 г. статский советник С августа 1916 г. вернулся лейтенантом на флот с зачислением в Черноморский флотский экипаж. Во время Гражданской войны — старший офицер линкора «Ростислав», затопленного экипажем в Керченском проливе накануне эвакуации из Крыма. В Бизерт прибыл командиром канонерской лодки «Страж». Скончался в г. Тунисе 15 августа 1930 г.
- Шульц, Константин Фёдорович.
Штурманы
- Розанов, старший штурманский офицер, подпоручик.
- Игумнов Александр, младший штурман, подпоручик. В 1905 г. в чине капитана служил на кораблях Каспийской флотилии.
Юнга
- Иениш Николай Викторович (1880 — ?). После похода на «Витязе» окончил Морской Кадетский Корпус и в 1899 г. произведён в мичманы. Окончил Минный офицерский класс и зачислен в минные офицеры 2 разряда. В 1901—1902 гг. в заграничном плавании на мореходной канонерской лодке «Терец». В апреле 1904 г. назначен в распоряжение Коменданта крепости Порт-Артур, затем минный офицер миноносца «Безпощадный». Интернирован на нём в Циндао после боя 28.07.1904 г. в Жёлтом море. В 1915 г. начальник дивизиона заградителей и заведующий делами минных заграждений в Чёрном море. Во время Гражданской войны воевал на стороне белых в Чёрном море. В составе русской эскадры ушёл в Бизерт.
Второе плавание и гибель «Витязя» (1891—1893 гг.)
Осенью 1891 года под командованием уже другого командира, капитана 1-го ранга С. А. Зарина и с другим экипажем корвет «Витязь», который вскоре (1893 г.) стал именоваться крейсером 1-го ранга, вышел в Тихий океан из Кронштадта во второе, и как оказалось, последнее своё плавание. Летом 1892 г. он вошёл в состав Тихоокеанской эскадры и по примеру прошлой экспедиции занялся активными гидрологическими исследованиями. Были описаны и нанесены на карту множество объектов, но все драматически закончилось в мае 1893 г. Тогда при очередных картографических работах в Японском море в районе порта Лазарева (ныне Северокорейский порт Вонсан)[7] «Витязь» потерпел крушение, наскочив на камни. Спасательная операция безуспешно продолжалась около месяца В ней приняли участие корабли, присланные адмиралом С. П. Тыртовым из Владивостока, но все было тщетно. В результате пришлось ограничиться снятием вооружения, ценного навигационного оборудования и некоторых механизмов. В этой эпопее приняли участия двое бывших членов «макаровского» экипажа «Витязя» А. Е. Мечников и К. Ф. Шульц. Теперь оба они плавали на крейсере «Разбойник» и наблюдали последние минуты жизни своего прославленного корабля. А ведь прослужил корвет так мало — менее 7 лет.
Память
Названия на карте, нанесенные первой экспедицией корвета «Витязь»
- Мыс Андреева. Бухта Троицы залива Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии члена экипажа Константина Петровича Андреева.
- Остров Браузера. Залив Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Впервые нанесен на карту в 1863 г. экспедицией В. М. Бабкина. Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии ревизора корабля Эрнеста Ивановича Кубе-Браузера.
- Мыс Варгина. Залив Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии начальника. гидрологической партии Отдельной съёмки Великого океана подпоручика КФШ Сергея Александровича Варгина.
- Мыс Вирениуса (Тэпхунгам). Японское море, Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии старшего офицера корабля Андрея Андреевича Вирениуса. В настоящее время русское название на карты не наносится.
- Полуостров Зарубина. Залив Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Впервые нанесен на карту в 1854 г экспедицией фрегата «Паллада». Тогда же именем механика шхуны «Восток» Ивана Ивановича Зарубина был назван мыс этого полуострова. В 1888 г. экипаж корвета «Витязь» в связи с тем, что В. М. Бабкин переименовал мыс Зарубина в мыс Слычкова, закрепил имя Зарубина за полуостровом.
- Мыс Кербера. Японское море. Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии члена экипажа Людвига Бернгардовича Кербера. В настоящее время русское название на карты не наносится.
- Мыс Максутова. Залив Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии члена экипажа Александра Дмитриевича Максутова.
- Мыс Небольсина. Залив Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии члена экипажа Аркадия Константиновича Небольсина.
- Мыс Стенина. Залив Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии исследователя Балтийского моря и Тихого океана подполковника КФШ Алексея Семеновича Стенина.
- Мыс Шульца. Бухта Троицы залива Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Обследован в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии члена экипажа Константина Федоровича Шульца.
- Бухта Витязь. Японское море, Залив Посьета в заливе Петра Великого (Японское море). Впервые нанесен на карту в 1863 г. экспедицией В. М. Бабкина. Обследована в 1888 г. офицерами корвета «Витязь». Тогда же названа в честь своего корабля.
- Скала Витязь (Ссанчжончхо). Японское море, в районе Корейского полуострова. Открыта в 1888 г. экипажем корвета «Витязь». Тогда же названа в честь своего корабля. В настоящее время русское название на карты не наносится.
Названия на карте, нанесенные второй экспедицией крейсера «Витязь»
- Мыс Бахтина (Резкий, Хэмангап). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии вахтенного офицера Леонида Васильевича Бахтина. В настоящее время русское название на карты не наносится.
- Мыс Волчанского. Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии члена экипажа Юлиана Казимировича Волчанского.
- Острова Глотова (Голые, Чукто). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названы по фамилии вахтенного офицера Михаила Ивановича Глотова.
- Скала Горшкова (Тоам). ск., Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследована в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названа по фамилии члена экипажа А. А. Горшкова.
- Камни Губарева (Чукто). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследованы в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названы по фамилии врача корабля Павла Михайловича Губарева.
- Банка Дрешера (Мугепхо). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследована в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названа по фамилии члена экипажа Петра Яковлевича Дрешера.
- Скалы Елисеева (Хенчхеам). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследованы в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названы по фамилии члена экипажа Евгения Пантелеймоновича Елисеева.
- Банка Зарина (Хамхынман). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследована в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названа по фамилии командира корабля Сергея Апполинариевича Зарина.
- Банка Комарова (Йохомечжи). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследована в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названа по фамилии старшего офицера корабля Леонида Ивановича Комарова.
- Остров Лутонина (Сохвадо). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названы по фамилии вахтенного офицера Сергея Ивановича Лутонина.
- Остров Мордвинова (Тэчжиндо). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названы по фамилии члена экипажа Константина Васильевича Мордвинова.
- Мыс Переслени (Хэочжиндан). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии члена экипажа Михаила Владимировича Переслени.
- Мыс Попова (Квансончванчхи). Японское море, Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии флагманского врача эскадры Тихого океана Владимира Николаевича Попова.
- Банка Рославлева. Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследована в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названа по фамилии вахтенного офицера Сергея Михайловича Михайлова-Рославлева.
- Остров Симанского (Чончходо). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии вахтенного офицера Ивана Николаевича Симанского.
- Мыс Тыртова (Пэгандан). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии командующего Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Павла Петровича Тыртова.
- Мыс Эбергарда (Калгванчхи). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии флагманского офицера штаба Тихоокеанской эскадры Андрея Августовича Эбергарда.
- Мыс Яневича (Сонхвандансандан). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследован в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же назван по фамилии обер-аудитора походного штаба эскадры Тихого океана Александра Константиновича Яневич-Яневского.
- Бухта Витязь (Тхвечжоман). Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследована в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названа в честь своего корабля.
- Скалы Витязь. Японское море, в районе Корейского полуострова. Обследованы в 1893 г. экспедицией корвета «Витязь». Тогда же названа в честь своего корабля.
Международное признание
Имя корвета «Витязь» в числе 10 других прославленных экспедиционных судов высечено на фронтоне Океанографического музея в Монако.
Напишите отзыв о статье "Витязь (корвет, 1883)"
Литература
- Федор Надеждин. [www.warships.ru/ships/vityaz/Vityaz2.htm Корвет «Витязь»] (рус.). «Морская коллекция». Проверено 5 ноября 2013.
- Иениш Н. В. Макаров на корвете «Витязь» // «Военная быль» № 65. Изд. Обще-кадетского объединения, Париж 1964.
- Макаров С. О. «Витязь» и Тихий океан // Санкт-Петербург, 1894.
- [shturman-tof.ru/Bibl/Bibl_4_spravochnik.htm Штурманская книжка. RU/Библиотека штурмана. Имена на карте Тихого океана]
- [coollib.com/b/219119/read Островский Б. Г. Адмирал Макаров. // 2-е, испр. и доп. изд. — М.: Воениздат, 1954]
Ссылки
- ↑ [rusk.ru/st.php?idar=322257 А. Крылов. Вице-адмирал С. О. Макаров]
- ↑ [www.moremhod.info/index.php/library-menu/16-morskaya-tematika/218-malye-torpednye-korabli?showall=1 Минный катер типа «Меч» С. О. Макарова]
- ↑ [loveread.ws/read_book.php?id=35617&p=43 Шишов А. Адмирал Макаров. Помни войну]
- ↑ [www.many-books.org/auth/6269/book/19021/ostrovskiy_boris_genrihovich/admiral_makarov/read/25 Островский Б. Г. Адмирал Макаров]
- ↑ [www.ulera.net/textbooks_author/2959/textbook/14993/semanov_sergey_nikolaevich/jizn_zamechatelnyih_lyudey_-_makarov/read/19 Семенов С. Н. Макаров]
- ↑ [www.rgo.ru/sites/default/files/upload/spisok-nagrazhdennyh_8.pdf Перечень награждённых знаками отличия Русского Географического общества (1845—2012)]
- ↑ иногда в литературе ошибочно указывается Пролив Невельского, между островом Сахалин и материком, около посёлка Лазарев
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Витязь (корвет, 1883)
– Он ездит к ним?– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
