Кабинет Джеймса Мэдисона

Кабинет Джеймса Мэдисона — администрация президента США Джеймса Мэдисона управляющая Соединёнными Штатами Америки с 4 марта 1809 по 4 марта 1817.

Приход к власти Мэдисона

На президентских выборах в США 1808 года кандидат от Демократическо-республиканской партии Джеймс Мэдисон одержал победу над претендентом от Федералистской партии Чарльзом Пинкни. Джеймс Мэдисон был государственным секретарём в администрации президента Томаса Джефферсона. Чарльз Пинкни уже представлял Федералистскую партию на предыдущих выборах 1804 года. Джордж Клинтон, второй кандидат от Демократическо-республиканской партии, получил голоса республиканцев, выступавших против Мэдисона и опять стал вице-президентом США.

Коллеги Джефферсона по партии, которые называли себя теперь демократами-республиканцами, выдвинули кандидатом на пост президента Джеймса Мэдисона. И вновь федералисты не смогли противостоять популярности соратников Джефферсона, получивших в результате 70% голосов выборщиков.

Формирование Кабинета

4 марта 1809 года состоялась инаугурация президента Мэдисона, а уже 6 марта был назначен новый государственный секретарь США Роберт Смит — бывшего до этого военно-морским министром США в кабинете Джефферсона. министр финансов Альберт Галлатин сохранил свой пост в новом кабинете. 7 марта военным министром стал врач и бывший член Палаты Представителей от Массачусетса Уильям Юстес. Генеральный прокурор Сизар Август Родни, также сохранил свой пост. И только 15 мая был назначен новый военно-морской министр Пол Гамильтон, вместо ушедшего Смита. Таким образом весь кабинет был окончательно сформирован.

Изменения в составе Кабинета

Первая администрация Мэдисона

Кабинет Мэдисона не отличался особой стабильностью, и перестановки начались уже через два года после сформирования кабинета. Первой отставкой в кабинете Мэдисона стала отставка государственного секретаря Смита 1 апреля 1811 года. В апреле 1811 года Мэдисон издаёт «Меморандум о Роберте Смите», в котором перечислялись все недостатки Смита на посту государственного секретаря: он поставил под сомнение его лояльность, нескромность при переговорах с Великобританией и многое другое. Наследующий день 2 апреля пост государственного секретаря США занимает Джеймс Монро, который занимает этот пост всё оставшееся президентство Мэдисона.

5 декабря 1811 года в отставку подаёт генеральный прокурор Сизар Родни, который участвовал в судебном процессе над бывшем вице-президентом Аароном Бёрром обвиняемым в измене. Отставка была вызвана тем, что дело об измене передали в Верховный суд США. Преемником Родни стал бывший посол США в Великобритании и член Сената Мэриленда Уильям Пинкни.

20 апреля 1812 года, незадолго до начала англо-американской войны, в возрасте 72 лет умирает вице-президент Клинтон, ставшим тем образом первым вице-президентом умершим на своём посту.

Вторая администрация Мэдисона

С началом, в июне 1812 года, англо-американской войны кабинет стал ещё более не стабилен, плюс к этому добавились приближающиеся президентские выборы 1812 года.

Президентские выборы в США 1812 года проходили на фоне начавшейся англо-американской войны и Наполеоновских войн в Европе. На них кандидат от Демократическо-республиканской партии президент Джеймс Мэдисон был переизбран на второй срок. Он одержал победу над ДеВиттом Клинтоном, сыном бывшего вице-президента и видного республиканца Джорджа Клинтона, ставшего претендентом от Федералистской партии. Вице-президентом стал Элбридж Герри.

31 декабря 1812 года подаёт в отставку военно-морской министр Гамильтон, из-за того что Конгресс враждебен, а президент равнодушен к его идеям об укреплении и усилении военно-морского флота. Его преемником стал 19 января 1813 года бывший конгрессмен от Пенсильвании Уильям Джонс. К этому добавилось, что 13 января 1813 года в отставку подаёт военный министр Юстес, и в тот же день его сменяет бригадный генерал Джон Армстронг младший.

8 февраля 1814 года формально в отставку подаёт Альберт Галлатин, не исполнявший обязанности министра финансов с мая 1813 года, когда занимался англо-американским переговорами в Санкт-Петербурге, а позднее в Генте, где подписал мирный договор. Его преемником 9 февраля стал Джордж Кэмпбелл, но уже 5 октября того же года подал в отставку из-за проблем со здоровьем. Уже 6 октября преемником Кэмпбэлла стал Александр Даллас — друг Галлатина. Война почти разорила федеральное правительство ко времени, когда Даллас сменил министром финансов. Даллас реорганизовал вверенное ему министерство, вернул в профицит государственный бюджет, отстаивал создание Второго банка Соединенных Штатов, и оставление в стране металлической денежной системы.

9 февраля 1814 года в отставку подаёт генеральный прокурор Уильям Пинкни, чтобы оправится на войну, в чине майора, где он будет участвовать в битве при Блэйденсберге, в Мэриленде, в августе 1814 года. 10 февраля его преемником на посту генерального прокурора стал близкий друг и советник Мэдисона Ричард Раш, который занимал пост до конца президентства Мэдисона.

27 сентября 1814 года в отставку уходит военный министр Армстронг и его преемником в тот же день становится [Монро, Джеймс|Джеймс Монро]], который занимает пост военного министра до 2 марта 1815 года. 1 октября 1814 года Монро уходит с поста государственного секретаря, чтобы сосредоточиться на работе в военном министерстве, однако преемник ему не был назначен и он исполнял обязанности и государственного секретаря, официально вернувшись на этот пост 2 марта 1815 года.

23 ноября 1814 года умирает вице-президент Элбридж Герри, ставший таким образом вторым вице-президентом умершим в должности и вторым умершим при Мэдисоне.

1 декабря 1814 года в отставку подаёт военно-морской министр Уильям Джонс, его преемник был назначен только через полтора месяца 16 января 1815 года — Бенджамин Крауниншилд, который занял пост в конце англо-американской войны и руководил переходом к мирной жизни. Он способствовал внедрению нового Совета уполномоченных административной системы и строительству нескольких линейных кораблей, которые стали костяком намного расширенного флота.

После отставки Монро с поста военного министра 2 марта 1815 года, пост был вакантен до 1 августа 1815 года, когда его занял Уильям Кроуфорд, бывший до этого послом США во Франции. Со 2 марта 1815 года по 1 августа 1815 года министр финансов Даллас исполнял обязанности военного министра.

21 октября 1816 года в отставку подаёт министр финансов Даллас, и его преемником на следующий день становится Уильям Кроуфорд, ушедший с поста военного министра, это была последняя перестановка в кабинете Мэдисона. Пост военного министра был вакантен в течение года и был замещён только следующим президентом Монро в октябре 1817 года.

Отрывок, характеризующий Кабинет Джеймса Мэдисона

– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.