Катастрофа MD-81 на Корсике

Рейс 1308 Inex-Adria Aviopromet
Общие сведения
Дата	1 декабря 1981 года
Время	08:53
Характер	Столкновение с горой
Причина	Ошибка экипажа
Место	гора Сан-Пьетро, близ Аяччо (Корсика, Франция)
Координаты	41°45′15″ с. ш. 8°58′40″ в. д.41.75417° с. ш. 8.97778° в. д. / 41.75417; 8.97778
Воздушное судно
Разбившийся MD-81 борт YU-ANA
Модель	DC-9-81 (MD-81)
Авиакомпания	Inex-Adria Aviopromet
Пункт вылета	Любляна (СР Словения, Югославия)
Пункт назначения	Аяччо (Корсика, Франция)
Рейс	JP-1308
Бортовой номер	YU-ANA
Дата выпуска	15 мая 1981 года (первый полёт)
Пассажиры	173
Экипаж	7
Погибшие	180 (все)

Катастрофа MD-81 на Корсике — авиационная катастрофа, произошедшая во вторник 1 декабря 1981 года на острове Корсика. Пассажирский самолёт McDonnell Douglas DC-9-81 (MD-81) югославской авиакомпании Inex-Adria Aviopromet выполнял рейс из Любляны (Югославия) на Корсику, но при заходе на посадку в Аяччо врезался в гору и разрушился, при этом погибли 180 человек. Это первая и крупнейшая катастрофа самолёта семейства McDonnell Douglas MD-80, крупнейшая в истории югославской / словенской авиации и на территории Корсики, а также вторая крупнейшая авиакатастрофа на территории Франции.

Предшествующие обстоятельства

22 октября 1981 года компания Inex-Adria отправила заявку с просьбой дать санкцию на выполнение чартерного рейса, получившего номер JP-1308, из Любляны в Аяччо и обратно, 1 декабря того же года. Фрахтователем была туристическая компания Kompas (Любляны), а, согласно условиям заявки, самолётом был DC-9 пассажировместимостью от 115 до 135 мест. 16 ноября решением генеральной дирекции гражданской авиации это разрешение было выдано. Но затем для выполнения рейса авиакомпания решила использовать новые более вместительные самолёты модели DC-9-81 (впоследствии — MD-81). К первоначально указанным в заявке 130 пассажирам, на борту находились дополнительно ещё 43 пассажира, которые являлись сотрудниками авиакомпании Inex-Adria и туристической Kompas или членами их семей. Югославский экипаж состоял из командира, второго пилота, четырёх стюардесс и авиатехника. Таким образом, фактически на борту находились 180 человек.

Самолёт

Задействованный для выполнения полёта DC-9-81 с бортовым номером YU-ANA (заводской — 48047, серийный — 998) был выпущен McDonnell Douglas Corp в том же 1981 году, а 15 мая совершил свой первый полёт. 11 августа он получил лётный сертификат (№ 1344) и передан югославской Inex-Adria. Общий налёт авиалайнера до катастрофы составлял 683 часа 27 минут. Последнюю еженедельную проверку самолёт прошёл 27 ноября, а последнюю типовую проверку A (каждые 200 часов) — 17 ноября. На авиалайнере были установлены два турбореактивных двигателя Pratt & Whitney JT8D-217 (номера P708403D и P708404D), развивающие силу тяги по 20 850 фунтов каждый и имевшие общую наработку по 683 часа, из них с момента проверки A — 47 часов.

Экипаж

Командиром экипажа был 55-летний Иван Кюнович (M. Ivan Kunovic). Лицензию пилота он получил 16 апреля 1968 года в югославской Академии военно-воздушных сил и был квалифицирован для полётов на F-84, T-33 и F-86. В 1970 году Кюнович устроился в авиакомпанию Inex-Adria и 10 июня того же года был квалифицирован для полётов на DC-9, а 4 апреля 1972 года — на командира DC-9. 13 августа 1981 года он закончил обучение на командира модели DC-9-82. На момент катастрофы Кюнович имел в общей сложности 12 123 часа налёта, в том числе на самолётах DC-9 — 5675 часов и 9116 полётов, а непосредственно на модели DC-9-82 — 188 часов 35 минут и 115 полётов.

Вторым пилотом был 40-летний Франк Терглав (M. Franc-Terglav). Лицензию пилота он получил 11 ноября 1981 года в авиаклубе и был квалифицирован для полётов на Piper PA-31, PA-34 и Cessna Citation В 1980 году Терглав устроился в авиакомпанию Inex-Adria и 22 июля того же года был квалифицирован на второго пилота DC-9. 21 июня 1981 года он закончил обучение на второго пилота модели DC-9-80. На момент катастрофы Терглав имел в общей сложности 4213 часов налёта, в том числе на самолётах DC-9 — 746 часов и 529 полётов, а непосредственно на модели DC-9-82 — 288 часов и 173 полёта.

В салоне работали четыре стюардессы — Патриция Эйснер (Patricia EIsner), Весна Якопцевич (Vesna Jakopcevic), Дусан Корозеч (Dusan Korosec) и Мария Скрелеч (Marija Skrelec). Также в состав экипажа был включён летевший пассажиром в салоне техник Кирил Мочник (Ciril Mocnik).

Катастрофа

В 07:41 по местному времени (06:41 UTC) рейс 1308 вылетел из аэропорта Любляны и после набора высоты занял эшелон 330 (33 тысячи футов или 10 километров), при этом в работе систем не было никаких серьёзных отклонений. В 08:08 авиалайнер находился в воздушном пространстве Италии, когда диспетчер в Падуе связался с коллегой в Аяччо и запросил фактическую метеосводку. В аэропорту в это время дул юго-западный (240°) умеренный ветер (10 узлов), а небо покрывали отдельные облака. Когда экипаж получил метеосводку, то принял решение выполнять посадку на полосу 03, при этом командир экипажа уточнил, что если ветер усилится, то они сделают полёт по кругу для осмотра. В 07:28 самолёт вошёл в зону диспетчерского центра в Риме и экипаж получил разрешение снижаться до эшелона 270 (27 тысяч футов или 8,2 километра). Экипаж уточнил, обязаны ли они сейчас выполнять снижение, на что получили отрицательный ответ, поэтому поблагодарили за получение информации.

В 08:31 диспетчер вновь дал разрешение рейсу 1308 снижаться до эшелона 270, на что на сей раз экипаж доложил об оставлении эшелона 330 и начале снижения. Также диспетчер уточнил, что разрешение снижаться до эшелона 190 (19 тысяч футов или 5,8 километров) будет дано после пролёта Эльбы. Затем речевой самописец зафиксировал звук, похожий на включение сигнала «Застегните ремни» («Fasten seat belts»), а командир дал указание второму пилоту рассчитать параметры посадки. Далее в кабину пришла стюардесса и попросила снизить температуру в салоне, что второй пилот и выполнил. В 08:33 диспетчер дал разрешение снижаться до эшелона 190 на Бастию. После перепроверки расчётов, командир и второй пилот на основании уточнённых массы и давления, определили скорости подхода как 221, 170, 148 и 124 узла (409, 315, 274 и 230 км/ч). В этот момент вмешался детский голос, который спросил, когда же самолёт будет спускаться. Как позже удалось установить, это был сын второго пилота, пришедший в кабину из салона и занявший место наблюдателя.

В 08:35 экипаж перешёл под управление диспетчера в Марселе и в 08:35:50 вышел с ним на связь, сообщив о проходе высоты 210 и снижении до 190 по направлению на Аяччо, после чего запросил разрешение на дальнейшее снижение. В ответ диспетчер дал им указание сохранять высоту 190 до Бастии и довернуть на транспондер 5200, так как прямой маршрут до Аяччо слегка заходил на закрытую воздушную зону LFR 65, а данный манёвр позволял обойти её. В 08:40:35 экипаж доложил о нахождении на эшелоне 190 в 50 милях от Аяччо и вновь запросил разрешение на снижение, на что диспетчер разрешил им снижаться до эшелона 110 (11 тысяч футов или 3350 метров). Давая разрешение на снижение, диспетчер использовал нестандартную формулировку «Cleared down 110», на что потом при переговорах в кабине командир обратил внимание второго пилота. Затем экипаж изучил схему захода на посадку по курсо-глиссадной системе на ВПП 03. При этом в процессе предпосадочной подготовки дважды вмешивался ребёнок, который говорил о наблюдении горы, похожей на Сервин; по мнению комиссии это была Пагля-Орба массива Монте-Чинто. Ориентируясь, что уровень аэродрома составляет 52 фута (16 метров), экипаж выставил высоту принятия решения на 643 фута (208 метров). В 08:43:57 командир доложил о занятии высоты 110 на удалении 28 миль и следовании на VOR Аяччо. Далее в 08:47:10 командир перешёл на связь с диспетчером подхода Аяччо, который сообщил, что заход на посадку будет осуществляться на ВПП 21, дал указание сохранять 110 на VOR Аяччо и передал метеосводку: атмосферное давление 1009, давление аэродрома 1008, ветер 280° 20 узлов. Когда в 08:49:31 командир доложил о пролёте VOR на высоте 110, то получил команду занимать курс 247°, а в 08:49:52 — снижаться до высоты 3300 футов (1006 метров), хотя из-за помех ошибочно услышал значение 3000 футов (914 метров). Из-за того, что в аэропорту на тот момент отсутствовал радиолокатор, диспетчер определял местонахождение самолётов только по докладам от самих экипажей. В 08:50:05 экипаж доложил о начале снижения. Приборная скорость к тому времени была снижена с 285 до 224 узлов, когда авиалайнер начал снижаться с вертикальной скоростью 2200 футов в минуту (11 м/с), а приборная скорость увеличилась до 256 узлов (474 км/ч). В 08:52:15 экипаж доложил о прохождении высоты 6000 футов (1830 метров) и запросил включить радиомаяк, так как они влетели в облака. В 08:53:08 диспетчер дал указание экипажу по коррекции курса, но тот не подтвердил получение информации, а в 08:53:21 в диспетчерской на частоте подхода раздался свист, длящийся четыре секунды. На дальнейшие вызовы экипаж также не отвечал.

Начиная с 08:52:43 бортовые самописцы зафиксировали пролёты над пиками в 1000 и 2500 футов высотой, а с 08:52:26 также начали появляться всё усиливающиеся турбулентные потоки. Далее в 08:53:08 раздался сигнал GPWS об опасном сближении с землёй, который длился 13 секунд и три раза прозвучало голосовое предупреждение. Экипаж начал увеличивать режим работы двигателей и постепенно переводить авиалайнер на набор высоты, но делал это довольно медленно. Затем на высоте 1365 метров (4480 футов) самолёт врезался левой плоскостью крыла в гору Сан-Пьетро близ вершины. От удара левая плоскость наполовину разрушилась, после чего потерявший управление авиалайнер вращаясь влево вокруг продольной оси устремился вниз и через семь секунд на высоте около 700 метров врезался в соседнюю скалу и полностью разрушился.

Последствия

После потери связи с самолётом, в 9 утра были начаты его поиски. При этом диспетчер ошибочно считал, что рейс 1308 разбился в море. Наконец в 12:40 на вершине горы Сан-Пьетро, в 15 километрах от побережья, был обнаружен обломок крыла, а на следующий день спасатели вышли к месту катастрофы, где не обнаружили ни одного выжившего. Все 180 человек на борту погибли. Это была первая катастрофа в истории самолётов MD-80 и на 2013 год остаётся крупнейшей в истории всего семейства DC-9/MD-80/MD-90. Также это крупнейшая авиакатастрофа в истории всей югославской/словенской авиации, на территории Корсики и среди произошедших в 1981 году. Вторая крупнейшая авиационная катастрофа на всей территории Франции, после катастрофы турецкого DC-10 под Парижем.

Причины

Из выводов комиссии:

1. Экипаж был подготовлен и квалифицирован для выполнения полёта. Он имел необходимую метеорологическую и аэронавигационную информацию.
2. Самолёт был подготовлен к полёту. Вес и балансировка не выходили за пределы допустимого.
3. Комиссия не обнаружила неисправности воздушного судна или его оборудования, которое могло способствовать нарушению безопасности, либо увеличить, даже кратковременно, объём работы экипажа.
4. Радиоэлектронное оборудование, по которому выполнялась навигация самолёта и подход, работало нормально.
5. Дежурный диспетчер аэродрома Аяччо имел необходимую квалификацию для работы на подходе.
6. Первая часть полёта до VOR Бастия прошла без видимых отклонений.
7. Присутствие в кабине ребёнка, сидящего на сидении наблюдателя, способствовало отвлечению внимания.
8. Просмотр экипажем схемы захода на посадку был выполнен не совсем методично и несколько раз прерывался. Многие отрывки фраз остались неясными, но нет никаких признаков, что экипаж заметил минимальную безопасную высоту полёта или максимальную приборную скорость захода.
9. В секторе диспетчера подхода не было никаких других самолётов кроме JP 1308.
10. В первом своём сообщении в 07:47:22 [08:47:22 по местному времени] диспетчер не использовал установленную фразеологией радиообмена фразу на разрешение снижения.
11. До подтверждения сообщений в 07:47:57 и 07:50:05, диспетчер использовал метод подтверждения или уточнения последних условий.
12. Недоразумение, возникшее при радиообмене между диспетчером и экипажем, не позволило диспетчеру понять точное местонахождение самолёта, который находился совсем не там, где он думал.
13. Указание снижаться до 3000 футов согласуется с правилами.
14. В случаях отсутствия радиолокационного наведения, за редким исключением контроля по предотвращению столкновения самолёта с местностью не ведётся. Это прямая обязанность самого экипажа.
15. Получив разрешение снижаться до 3000 футов по курсу 247° на VOR, экипаж начал спуск с высоты 110 с примерной скоростью 2200 футов в минуту и прошёл минимальную высоту ожидания 6800 футов (2072 метра), прежде чем достиг VOR.
16. Экипаж вошёл в облака ниже безопасной высоты полёта, тогда как ранее полёт проходил в условиях хорошей видимости.
17. GPWS начал работать за 13 секунд до столкновения левой плоскости с вершиной горы. Согласно речевому самописцу, сигналы звучали ясно и достаточно громко. Три раза прозвучало «Terrain» («Земля») и четыре раза — «Pull up» («Вверх»).
18. Когда экипаж после получения сигналов попытался уменьшить скорость снижения и перейти в набор высоты, самолёт вошёл в зону турбулентности к юго-востоку от горы Сан-Пьетро и оказался под воздействием значительных нисходящих воздушных потоков. Это способствовало тому, что манёвр уклонения оказался недостаточно энергичным и не достиг полного эффекта.
19. После прохода VOR AJO поступательная скорость была выше максимально установленной на маршруте ожидания, так как экипаж не изменил её с учётом попутного ветра. Тем не менее, траектория самолёта находилась в пределах безопасной области маршрута ожидания.
20. Экипаж имел условное представление о маршруте ожидания на высоте подхода, что соответствовало траектории при отсутствии ветра. Их внимание не привлекло ни фактический пройденный путь, ни изменение высоты пролагаемого рельефа.
21. В радиообмене пилоты и диспетчер часто использовали неустановленные выражения и термины, в том числе и на родном языке.

По мнению комиссии, причинами катастрофы стали:

1. Принятое экипажем снижение привело к тому, что самолет оказался в облаках ниже безопасной высоты полёта на проходимой траектории полёта.
2. После срабатывания сигнализации GPWS экипаж предпринял попытку набрать высоту, но приложенных усилий оказалось недостаточно для преодоления нисходящих воздушных потоков, вызванных сильным ветром и рельефом, в зоне которых в тот момент самолёт находился.

Удаление обломков

Официально все обломки были найдены и удалены в 1981 году. Однако в 2007 году телеканал POP TV снял посвящённый катастрофе репортаж и обнаружил, что на горе Сан-Пьетро и прилегающей территории по-прежнему находятся останки самолёта. Тогда в следующем году правительство Словении, авиакомпания Adria Airways и туристическая Kompas организовали и профинансировали операцию по очистке территории. Были задействованы 60 солдат из армии Словении, горноспасательная служба, служба гражданской защиты, медики и просто добровольцы, а также армейские вертолёты. Их совместными действиями в мае 2008 года удалось вывезти около 27 тонн обломков, включая один из двигателей и значительную часть плоскости крыла. Многие обломки оказались настолько крупными, что их приходилось распиливать перед перевозкой вертолётом. Среди прочих были обнаружены и некоторые человеческие останки, которые после опознания были надлежащим образом захоронены. На месте первого удара крылом была установлена мемориальная доска.

Литература

• [www.bea.aero/docspa/1981/yu-a811201/pdf/yu-a811201.pdf Rapport final relatif à l'accident survenu le 1er décembre 1981 près l'aérodrome d'Ajaccio au DC-9 YU-ANA d´Inex Adria Aviopromet] (фр.). Bureau d'Enquêtes et d'Analyses (BEA) (1 août 1983). Проверено 6 июля 2013. [www.webcitation.org/6I1nIzrmZ Архивировано из первоисточника 11 июля 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа MD-81 на Корсике

– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.