Каукабан
Город
Показать/скрыть карты
|
Каукаба́н (араб. كوكبان) — небольшой город (по некоторым данным, деревня) в северной части Йемена.
Город расположен в мухафазе Махвит примерно в 50 км к северо-западу от столицы Йемена Санаа. Город построен на вершине горы Джебель-Каукабан, около 2800 метров (в других истониках 2605 метров) над уровнем моря. У подножия плато Джебель-Каукабан находится город Шибам Каукэбан. Из Шибама Каукабан по проложенным в скалах ступеням можно пройти к деревне Каукабан, которая стоит на высоте 2750 м.[1]. (не путать с Шибамом в мухафазе Хадрамаут).
Каукабан является одним из значимых исторических мест Йемена, где проживали шиитские зейдиты и где отдыхали и скрывались от преследования йеменские короли. Прогуливаясь по извилистым улочкам Каукабана, можно увидеть старинные мечети, дома, крепостные стены и ворота.[1].
В своё время город был известен музыкальной школой. Сегодня он славится своей архитектурой и древним резервуаром для воды, который до сих пор используется.
История
Первый зайдитский имам аль-Хади иля-ль-Хакк Яхъя временно взял на себя управление в Санаа в 901 году, но позднее был вынужден покинуть город. В это же время Даи Ибн Хаушаб и Али ибн аль-Фадль распространяли веру Фатимидов среди горных племен и приобрели много последователей. Эти оба лидера, как правило, называют карматами, хотя они были фактически назначены правителями Фатимидов дуатами (лидерами).[2] Они смогли подчинить Санаа в 905 году и ограничить территорию Яфуридов до Каукабана. Длительный период правитель Яфуридов Абу Хасан Асаад бен Ибрагим был вынужден находиться в регионе Джауф, далее на север.
В XV веке город Каукабан был столицей династии Бай Шараф ад-Дин (итал. bai Sharaf al-Dīn).
В 1872 году, во времена второго завоевания Йемена Османами, имам Сайид Ахмад ибн Абд ар-Рахман защищал город от турок. Османы взяли Каукабан после семи месяцев осады.
Во время Гражданской войны 1962-1970 годов республиканцы города во главе с имамом сопротивлялись в 1967 году, но из-за бомбардировки с самолётов они были вынуждены сдаться.
Население
Население города перевалило за 30 000 человек. А в 1965 году численность населения составляла около 100 человек. Главные фамилии (династии) города:
- al-Hadid
- Al-Harith
- Ibn Sharaf al-Din
- Eisaa i al-Shami.
Напишите отзыв о статье "Каукабан"
Примечания
| В Википедии есть портал «Йемен» |
|
Это заготовка статьи по географии Йемена. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Каукабан
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
