Колинское сражение
| Сражение при Колине | |||
| Основной конфликт: Семилетняя война | |||
 Битва при Колине | |||
| Дата |
18 июня 1757 года | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Колин в Богемии | ||
| Итог |
Поражение Пруссии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение при Колине (нем. Schlacht von Kolin) — сражение Семилетней войны, состоявшееся 18 июня 1757 года между 54-тысячной австрийской армией под командованием фельдмаршала Дауна и 35-тысячной прусской армией, возглавляемой королём Пруссии Фридрихом II и князем Морицем Ангальт-Дессауским. Замечательно тем, что в нём было нанесено первое поражение Фридриху II, прославленному полководцу своего времени, в Семилетней войне.
Исходная ситуация
Разбив 6 мая 1757 года австрийскую армию принца Карла Лотарингского под стенами Праги, Фридрих осаждает Прагу. Слова «блицкриг» тогда ещё не знали, но планы Фридриха являются ничем иным, как планами блицкрига: опьянённый успехами, достигнутыми в начале войны, он рассчитывает, взяв Прагу, идти на Вену и нанести поражение Австрии ещё до реального вступления в войну России и Франции.
В это время в Австрии лихорадочно собирают новую армию, которую должен возглавить фельдмаршал Даун, взамен разбитой. Время не ждёт: запасы продовольствия у защитников Праги должны в конце июня закончиться. Выступив в поход, Даун пытается искусными маневрами принудить Фридриха снять осаду Праги.
В свою очередь, Фридрих высылает ему навстречу для наблюдения 18-тысячный корпус герцога Бевернского. В конце концов, сознавая невозможность одновременно осаждать Прагу и обеспечивать безопасность магазинов и коммуникаций, имея в тылу значительное войско противника, Фридрих решает сам пойти против Дауна. Сняв часть сил с осады, он соединяется 14 июня с корпусом герцога Бевернского. Первоначальный замысел короля состоит в том, чтобы маневрированием оттеснить австрийские силы из Богемии. Однако, поскольку Даун занял хорошо укреплённую позицию неподалёку от Праги и не собирается покидать её, ему не остаётся иного выбора, как атаковать противника. Встреча происходит у Колина.
Силы сторон
Даун имеет под началом 34 тысяч человек пехоты и 17 700 кавалерии, всего 51 700 человек с 154 тяжёлыми орудиями. У Фридриха — 19 500 пехотинцев и 14 тысяч кавалеристов, всего 33 500 человек при 90 орудиях.
Австрийцы занимают удачную позицию: оба фланга находятся на возвышенностях, левый фланг, к тому же, надёжно защищён цепочкой озёр от охвата. Центр, в промежутке между возвышенностями, глубоко эшелонирован и дополнительно прикрыт значительными силами кавалерии, поэтому для уступающего по силам Фридриха фронтальная атака невозможна.
Ход сражения
Фридрих решил применить тактический приём, не раз обеспечивавший ему победу — так называемую «косую атаку»: основная тяжесть его атаки пришлась против правого фланга противника, в то время, как в центре и на левом фланге осуществлялись отвлекающие действия. Однако Даун, уже изучивший тактику Фридриха, разгадал этот план и дополнительно усилил свой правый фланг. Несмотря на это, прусской пехоте удалось глубоко вклиниться в расположение правого крыла австрийской армии. Тем не менее, поскольку это прорыв, а не охват, ударная группировка оказалась окружена: австрийцы ударили по прорвавшимся пруссакам с фланга и в тыл. Осознав опасность истребления окруженных сил, Фридрих попытался спасти положение атакой конницы в центре, но атака была отбита. В свою очередь, в 18.00 сигнал к массированной кавалерийской атаке дал Даун. Австрийская конница окончательно обратила пруссаков в бегство.
Сражение продолжалось шесть часов. Заявленные потери прусской стороны составили 13 768 человек или 41,7 % всей армии, австрийские потери не превысили 9000 человек (16,6 %). Передав командование над остатками разбитой армии князю фон Дессау, Фридрих бежал к Праге.
Итоги сражения
Битва при Колине стоила Фридриху всех его первоначальных успехов в Богемии. Планы блицкрига приходится оставить, осаду Праги снять. Разделив свои силы в Богемии на две армии, одна из которых прикрывает Саксонию, другая — путь в силезском направлении, Фридрих отступает в Саксонию. Вскоре из-за угрозы со стороны французов и Имперской армии в Тюрингии ему придётся увести свои главные силы и оттуда.
Тяжёлое поражение, понесённое им, наносит удар по мифу о непобедимости прусской армии и её полководца. Несомненно, значительная часть ответственности за это поражение лежит на самом Фридрихе: стремясь поскорее добиться осуществления своих политических целей, он слишком легко идёт на риск, решаясь на сражение с превосходящим по силам противником в неподходящем месте, и при этом явно недооценивает противника.
Напишите отзыв о статье "Колинское сражение"
Литература
• Groehler, Olaf: Die Kriege Friedrichs II.,Brandenburgisches Verlagshaus, Berlin 1990 • Dorn, Günter;Engelmann, Joachim: Die Schlachten Friedrichs des Grossen, Bechtermünz Verlag, Augsburg 1997
Отрывок, характеризующий Колинское сражение
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
