Кориат

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кориат—Михаил
лит. Karijotas
Герб Гедиминовичей «Колюмны»
Род деятельности:

Князь новогрудский и волковысский

Дата смерти:

между 1358 и 1363

Отец:

Гедимин

Мать:

Евна ?

Дети:

Александр, Юрий, Константин, Фёдор

Кориа́т, лит. Карийотас, в крещении Михаи́л (ум. между 1358 и 1363) — князь новогрудский и волковысский из династии Гедиминовичей, сын великого князя литовского Гедимина.



Биография

В 1349 году великой князь литовский и брат Кориата Ольгерд послал его вместе с двумя сыновьями, Эйкшисом (Айшкштосом) из Ейшишек и Симеоном из Свислочи[1], к золотоордынскому хану Джанибеку. Послы должны были договорить о союзе против Тевтонского ордена и укрепления Москвы[2]. Однако Джанибек выдал Кориата московскому и владимирскому князю Семёну Гордому за выкуп.

Наследники

Точно неизвестно, сколько детей имел Кориат. Приводимые цифры разнятся от 4[3] до 10[4]. Надёжные сведения есть о четырёх, участвовавших на стороне Ольгерда в битве на Синих Водах в 1363 году: Александре, Юрии, Константине и Фёдоре. За помощь они получили от Ольгерда Подолию[3], также есть сведения о Глебе и Семене, погибших в битве на реке Ворксла в 1399 году. Ряд историков отождествляют сына Дмитрия с Дмитрием Михайловичем Боброком, воеводой у князя московского Дмитрия Донского.

Александр, умерший около 1380 года, участвовал в войнах за галицко-волынское наследство на стороне короля польского Казимира III. В 1366 году за действия против своего дяди Любарта Александр получил Владимир-Волынский[5]. Всего спустя четыре года после смерти Казимира Любарт отвоевал Владимир.

Юрий, умерший около 1387 года в Молдавии, сначала помогал брату Александру, но был отравлен вскоре после того, как принял приглашение стать господарём Молдавии[6].

Константин после заключения Кревской унии в 1385 году перебрался в Венгрию, где и скончался около 1389 года.

Последний из достоверно известных детей Кориата Фёдор наследовал от отца Новогрудок и после смерти всех братьев около 1389 года стал правителем всей Подолии. После заключения Островского соглашения в 1392 году Фёдор отказался присягать своему двоюродному брату Витовту, новому великому князю литовскому, и был вынужден бежать в Венгрию. Там он стал правителем Мукачевской доминии и стал владельцем замка Паланок[6].

Напишите отзыв о статье "Кориат"

Примечания

  1.  (лит.) Jučas M. Karijotas // Lietuvos valdovai (XIII-XVIII a.): enciklopedinis žinynas / Vytautas Spečiūnas. — Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidybos institutas, 2004. — P. 45.
  2.  (англ.) Rowell C. S. Lithuania Ascending: A Pagan Empire Within East-Central Europe, 1295-1345. — Cambridge University Press, 1994. — (Cambridge Studies in Medieval Life and Thought: Fourth Series). — ISBN 9780521450119.
  3. 1 2  (англ.) Karijotas // Encyclopedia Lituanica / Simas Sužiedėlis. — Boston, Massachusetts: Juozas Kapočius, 1970-1978. — Vol. III. — P. 47–48.
  4.  (лит.) Ivinskis Z. Eikšis // Lietuviškoji enciklopedija / Vaclovas Biržiška. — Kaunas: Spaudos Fondas, 1939. — Vol. 7. — P. 577–578.
  5.  (лит.) Aleksandras (Karijotaitis) // Lietuviškoji enciklopedija / Vaclovas Biržiška. — Kaunas: Spaudos Fondas, 1933. — Vol. 1. — P. 246.
  6. 1 2  (лит.) Karijotaičiai // Tarybų Lietuvos enciklopedija / Jonas Zinkus, et al.. — Vilnius, Lithuania: Vyriausioji enciklopedijų redakcija, 1986. — Vol. 2. — P. 218.

Отрывок, характеризующий Кориат



Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.