Донелайтис, Кристионас

Кристионас Донелайтис
Kristijonas Donelaitis
Место рождения:	Лаздинелен
Место смерти:	Тольминген
Гражданство:	Пруссия
Род деятельности:	поэт

Кристионас Донела́йтис (лит. Kristijonas Donelaitis; 1 января 1714, Лаздинелен (нем. Lasdinehlen, лит. Lazdineliai, Лаздинеляй), — 18 февраля 1780, Тольминген (лит. Тольминкемис), ныне Чистые Пруды Калининградской области) — литовский поэт, зачинатель литовской художественной литературы. Представитель реалистического направления в европейской литературе XVIII века.

Биография

Родился 1 января 1714 в небольшой, впоследствии исчезнувшей деревне Лаздинеляй неподалёку от местечка Гумбиннен (ныне Гусев), на территории современного Калининского сельского поселения Гусевского района Калининградской области, в семье свободных крестьян (не ходили на барщину, но за право пользования землёй платили денежный оброк). Около 1731 поступил в пятилетнюю латинскую школу в Кёнигсберге при кафедральном соборе. Окончив её в 1736, поступил в Кёнигсбергский университет, где изучал теологию. Посещал семинар литовского языка, которым руководил бывший учитель И. Канта Ф. Шульц. После окончания университета служил кантором (учителем музыки и руководителем церковного хора) в местечке Шталупеннен (ныне Нестеров; 1740—1742), затем ректором (заведующим школой). С 1743 до смерти служил пастором лютеранской церкви в деревне Толькминкен (ныне Чистые Пруды) неподалёку от Шталупеннен. В свободное время сочинял стихи и музыку, занимался изготовлением барометров, музыкальных инструментов, оптических приборов.

Литературная деятельность

Первые литературные опыты Донелайтиса относят к периоду жизни в Сталупенай, когда он предположительно сочинил несколько басен (сохранилось шесть).

В 1765—1775 написал поэму гекзаметром «Времена года», в 2968 строках и в четырёх частях, о четырёх временах года. В ней в достоверных и пластичных картинах изображаются быт, природа и люди литовской деревни. В размышлениях о человеческих пороках и добродетелях Донелайтис сумел затронуть глубокие и вечные метафизические проблемы. Поэма относится к вершинным произведениям литовской литературы, а Донелайтис — к первым литовским писателям, снискавшим всемирную славу.

«Времена года»

Поэма «Времена года» (лит. Metai) развивает традиции описательной поэзии XVIII века (например, сентименталистской поэмы «Времена года» Дж. Томсона).

При жизни Донелайтиса поэма напечатана не была. В 1818 году рукопись нашёл, подготовил к печати, дал название «Год» (Das Jahr in vier Gesängen; «Времена года») и напечатал в Кёнигсберге деятель литовской культуры Людвикас Реза (1776—1840). Первое полное издание произведений Донелайтиса предприняла Российская Академия наук в Санкт-Петербурге (1865). Это издание подготовил академик, известный лингвист, профессор Йенского университета Август Шлейхер. Другое издание с переводом на немецкий язык подготовил профессор Кёнигсбергского университета Ф. Нессельман (1869). После Второй мировой войны рукопись поэмы вместе с документами кёнигсбергского городского архива была найдена в развалинах Лохстенского замка, неподалеку от Кёнигсберга. Ныне она хранится в библиотеке Института литературы и фольклора (Вильнюс).

Иоганн Вольфганг Гёте сравнивал поэму Донелайтиса с шедеврами античной литературы. Адам Мицкевич в пояснениях к поэме «Гражина» отметил выразительность «Времён года» изображение в поэме подлинной картины литовских народных нравов. Поэмой интересовались польский поэт и историк Ю. И. Крашевский, польский лексикограф С. Линде, славист и санскритолог В. Маевский, чешский поэт, фольклорист и филолог Ф. Челаковский. Историк и писатель Симонас Даукантас сравнивал Донелайтиса с Гомером и Вергилием. Фрагменты из «Времён года» включались в школьные хрестоматии XIX века и переводились на польский и латышский языки. На русский язык поэма переведена Д. Бродским. «Времена года» переведены также на английский (Н. Растянис, 1967), белорусский (А. Зарицкий, 1961), венгерский (Д. Тандори, 1970), грузинский (Г. Абашидзе и Р. Маргиани, 1967), латышский (П. Калва, 1963), чешский (Г. Ехова, 1960), эсперанто и другие языки.

Поэма Донелайтиса внесена в список лучших литературных произведений Европы, который был составлен в 1977 году по инициативе ЮНЕСКО.

Память

В посёлке Чистые Пруды с 1979 года действует музей Донелайтиса (филиал Калининградского областного историко-художественного музея), включающий дом пастора и построенную им кирху, в которой он захоронен.

Именем поэта назван проезд в Северо-Западном округе Москвы. Памяти классика литовской литературы посвящена почтовая марка СССР 1964 года. На марке воспроизведён портрет К. Донелайтиса.

В честь Донелайтиса 15 марта 2013 года назван кратер на Меркурии.

Сочинения

• Das Jahr in vier Gesängen. Ein ländliches Epos aus dem Litauischen des Christian Doneleitis, genannt Donalitius, in gleichem Versmaass ins Deutsche übertragen von D. L. J. Rhesa. — Königsberg: Hartung, 1818.
• Litauische Dichtungen. Erste vollständige Ausgabe mit Glossar. Von A. Schleicher. — SPb, Kaiserliche Akademie der Wissenschaften, 1865.
• Litauische Dichtungen. Nach den Königsberger Handschriften mit metrischer Übersetzung, kritischen Anmerkungen und genauem Glossar hrsg. von G. H. F. Nesselmann. — Königsberg: Hübner und Matz, 1869.
• Raštai. — Vilnius, 1950.
• Kristijono Donelaičio rankraščiai. — Vilnius, 1955.

Русские переводы

• Времена года. Перевод с литовского Д. Бродского. — Москва: Гослитиздат, 1946. — 112 с.
• Избранное. Поэма «Времена года» и басни. Перевод с литовского Д. Бродского. — Москва: Гослитиздат, 1951. — 112 с.
• Сочинения. Перевод с литовского Д. Бродского. — Вильнюс: Гослитиздат, 1951. — 160 с.
• Времена года. Перевод с литовского Д. Бродского. — Москва: Гослитиздат, 1955. — 108 с.
• Времена года. — Басни. Перевод с литовского Д. Бродского. — Ленинград: Советский писатель, 1960. — 232 с. (Библиотека поэта. Малая серия).
• Времена года. Перевод с литовского Д. Бродского. — Москва: Художественная литература, 1964. — 152 с.
• Времена года. Перевод с литовского Д. Бродского. – Вильнюс: Вага, 1984. – 109 стр.
• Времена года. Поэма. Басни. Перевод с литовского Д. Бродского. – Москва: Художественная литература, 1990. – 189 стр.
• Времена года. Поэма. Перевод с литовского Д. Бродского. – Калининград: Калининградский ПЕН-центр, 2005 г. – 214 стр.
• Времена. Поэма. Басни. Письма. Стихи. Перевод с литовского и немецкого С. Исаева (Сlandestinus). – Калининград: Русский ПЕН-центр, 2011. – 240 стр. (является юбилейным – 10-м переводом, и первым полным изданием всего литературного наследия К. Донелайтиса).
• Времена. Поэма. Басни. Письма. Стихи. Издание второе, исправленное и дополненное. Перевод с литовского и немецкого С. Исаева (Сlandestinus). – Калининград: Русский ПЕН-центр, 2012. – 248 стр.

Литература

• Л. Гинейтис. Кристионас Донелайтис и его поэма «Времена года». — Вильнюс, 1956.
• К. Довейка. Кристионас Донелайтис. — Вильнюс, 1956.
• Л. Гинейтис. Кристионас Донелайтис. — История литовской литературы. — Вильнюс: Vaga, 1977. — С. 33—55.

• Rhesa L. Das Jahr in vier Gesängen. Ein ländliches Epos…. — Königsberg, 1818.
• Шлейхер, А. Christian Donelaitis, Littauische Dichtungen. — St. Petersburg, 1865.
• Gineitis L. Kristijonas Donelaitis ir jo epocha. — Vilnius, 1964.
• Lietuvių literatūros istorija, t. 1. — Vilnius, 1957.
• Korsakas К. Kristoijonas Donelaitis kitomis kalbomis. // Jau saulelė vėl…. — Vilnius, 1963.
• Kristijono Donelaičio jubiliejiniai metai. — Vilnius, 1965.
• Kristijonas Donelaitis. Pranešimai. Straipsniai. Archyvinė medžiaga. — Vilnius, 1965.
• Lebedienė E. Kristijono Donelaičio bibliografija, 1964.
• Lietuvių rašytojai. Biobibliografinis žodynas. I: A — J. — Vilnius: Vaga, 1979. — P. 445—464.

Ссылки

• [www.museum.ru/westrussia/pastor-house.html Мемориальный музей Донелайтиса]
• [www.wystynez.ru/p33.htm «Времена года» в русском переводе]
• [www.efn.org/~valdas/seasons.html «The Seasons» в английском переводе]
• [www.rominten.wystynez.ru/p34.htm Кристионас Донелайтис и его время]
• Фото в www.panoramio.com:
  • [www.panoramio.com/photo/17316441 Здание Музея]
  • [www.panoramio.com/photo/24550858 Дом-Музей Донелайтиса]

Отрывок, характеризующий Донелайтис, Кристионас

– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.