Лава (мультфильм)
| Лава | |
| англ. Lava | |
 | |
| Тип мультфильма | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Роли озвучивали |
Куана Торрес Кахеле и Напуа Грейг |
| Композитор | |
| Аниматоры |
Аарон Хартлайн |
| Студия | |
| Дистрибьютор | |
| Длительность |
6:25 |
| Премьера |
14 июня 2014 (Международный анимационный фестиваль в Хиросиме) |
«Лава» (англ. Lava) — короткометражный мультфильм студии Pixar. Показывается вместе с полнометражным мультфильмом «Головоломка». По словам создателей, «Лава» — это музыкальная мелодрама, происходящая на протяжении миллионов лет и вдохновлённая красотой тропических островов и взрывным обаянием вулканов. История любви двух вулканов — Уку и Леле.
История создания
Джеймс Форд Мёрфи вдохновлялся культурой Гавайских островов, на которых он провёл медовый месяц. Он учился играть на укулеле[1], и наконец написал песню «Lava», положенную в основу фильма. Важным вдохновением для музыки послужила песня «Over the Rainbow» в исполнении Израэля Камакавивооле. Мёрфи хотел создать персонажа, который мог бы быть и местом действия:
Я подумал, что это было бы круто — полюбить место, которое к тому же и герой. Я хотел сделать Уку обаятельным и располагающим к себе персонажем, но в то же время сделанным из лавы.
Лицо Уку является комбинацией лиц его исполнителя Кахеле, комедианта Джеки Глисона и бульдога Марка Антония из мультфильмов «Луни Тюнз». А сам вулкан основан на Израэле Камакавивооле.
Русская версия[2]
Фильм дублирован студией «Невафильм» по заказу компании «Disney Character Voices International» в 2015 году.
- Автор русского текста песни — Сергей Пасов
- Музыкальные руководители — Юлия Баранчук, Алексей Барашкин
- Менеджер проекта — Екатерина Синенко
- Творческий консультант — Юлия Баранчук
Песню исполнили Ирина Обрезкова и Михаил Озеров.
Напишите отзыв о статье "Лава (мультфильм)"
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Лава (мультфильм)
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
