Леонтий Антиохийский
Лео́нтий Антиохи́йский (ср.-греч. Λεόντιος Αντιοχείας; лат. Leontius Antiochenus, называемый Скопец; род. кон. III-нач. IV века; Фригия — ум. ок. 358) — сирийский богослов, архиепископ и митрополит Антиохийский между 345 и 350 годами[1] или между 344 и 357 годами[2], в зависимости от источника. Был учеником мученика Лукиана Антиохийского (Филосторгий, Церковная история, Кн. II, 3; Кн. III, 15), одного из основателей Антиохийской школы экзегезы, субордиционистская позиция которой дала начало учению Ария[3][4], а впоследствии рационалистическим учениям Феодора Мопсуестийского и Нестория[5]
Биография
Согласно Феодориту, Леонтий — монах родом из Фригии (Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433740/ Церковная история. ii. 10]), занял архиепископскую кафедру Антиохии после низложения архиепископа Стефана[pt] (Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433800/ Церковная история. ii. 24]). Однако, как отмечает Феодорит, предстоятельство Лукиана противоречило первому правилу Никейского собора 325 года, так как новый архиепископ был скопцом и оскопил он сам себя (Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433800/ Церковная история. ii. 24]). О причинах самокастрации распускали слухи, что будучи монахом, он сожительствовал с молодой женщиной по имени Евстолия, но открытое сожительство с ней было ему запрещено и для того, что бы иметь возможность общаться с ней он и оскопил сам себя будучи уже пресвитером. От подозрений это впрочем его не избавило и он был низложен из сана пресвитера (Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433800/ Церковная история. ii. 24]).
Так как в годы его правления Антиохийской Церковью клир состоял в основном из приверженцев ариевого вероучения, в то же время как народ придерживался никейского вероучения, в связи с этим церковные иерархи старались особо не высказывать свою христологическую позицию и открыто не заявляли о поддержек той или иной стороны, боясь как народного так и гнева императора Констанция II, поддерживавшего арианство. Однако Филосторгий отмечает, что из всех учеников Лукиана Антиохийского только Антоний, епископ Тарса Киликийского и Леонтий сохранили «чистоту и строгость веры» (Филосторгий, Церковная история, Кн. II, 15). Феодорит же отмечает умеренность и мягкость взглядов Леонтия (Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433800/ Церковная история. ii. 24]). Леонтий как и клир старался открыто не высказывать свои убеждения, но свою приверженность арианской догматике всё же показывал действиями. Не оказывая покровительство последователям Никейского символа веры, не рукополагая священнослужителей — никейцев, он напротив всячески оказывал содействие арианам, возводя их в разные степени священства, в частности в 350 году Леонтий рукоположил в диаконы с правом проповедовать своего ученика Аэция Антиохийского, который учение Ария значительно развил, дав начало аномейству (Филосторгий, Церковная история, Кн. III, 15; Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433800/ Церковная история. ii. 24]).
Рукоположение Аэция обличили, как акт вредный для церкви аскеты Флавиан[6] и Диодор[7], они пригрозили архиепископу, что община омоусиан — никейцев прекратит евхаристическое общение с Антиохийской церковью, а также объявят христианскому миру о его действиях, обратившись на Запад империи. На Леонтия такая угроза оказала нужное действие и желая сохранить общение с православными, он запретил Аэцию священнодействовать[8], вместе с тем покровительствовать ему не прекратил (Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433800/ Церковная история. ii. 24]), а также не запретил проповедовать среди народа. Филосторгий рассказывает, что впоследствии Леонтий спас Аэцию жизнь, опровергнув на суде у императора Галла ложные обвинения, выдвинутые против Аэция (Филосторгий, Церковная история, Кн. III 27).
Когда в Антиохию в 356 году прибыл низложенный и изгнанный из Александрии Афанасий Великий, он вступил в общение не с Леонтием и доминирующей партией, но с ортодоксальным меньшинством, называвшимся евстафианами, которые отказывались признать любого другого епископа пока свергнутый Евстафий был жив, и который служил в частных молельных домах (Созомен, [www.sedmitza.ru/lib/text/433519/ Церковная история, III. 20]). Престарелый Леонтий обвинил Афанасия в трусости и бегстве из собственной церкви (Сократ Схоластик, История церкви,II, 26). Насмешка глубоко уязвила Афанасия. Он написал свою апологию «Защитительное слово о бегстве своем» в ответ на неё, и всегда говорит с горечью о Леонтии, изредка отпуская оскорбительный эпитет ὁ ἀπόκοπος — «кастрированный, скопец» (Афанасий Великий, История ариан, I, 4). Именно Афанасий обвиняет Леонтия в преступных отношениях с Евстолией (Афанасий Великий, Защитительное слово о бегстве своем, 100.26).
Осуждение Леонтия от столь великого человека, как Афанасий безвозвратно подорвали образ Леонтия в оценках последующих авторов[9], так мягкость и умеренность архиепископа, Феодорит выдает за двуличность, называя его «человеком с умом коварным, опасным, как подводные камни», ставя Леонтия в один ряд с нечестивыми его предшественниками Стефаном и Флакитой[pt] (Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433740/ Церковная история. ii. 10]).
Тем не менее, вероятно мягкость и умеренность Леонтия были не просто лицемерием, отмеченная Феодоритом его терпимость к оппонентам и осторожность в политике, в не меньшей степени свидетельствует о его благоразумности и порядочности.[9]
Именно в годы его правления Флавиан и Диодор ввели антифонное пение в Антиохии, нашедшее поддержку в лице Леонтия; по его воле антифонное пение стали применять в антиохийских церквях, а вскоре этот обычай распространился по всей империи. По просьбе Леония, заботившийся не столько о христологических проблемах, сколько о сохранении мира в Антиохии, община никейцев вновь стала собираться в церквях, а не за городом на кладбищах, как делала это ещё недавно (Феодорит, [www.sedmitza.ru/lib/text/433800/ Церковная история. ii. 24]).
Скончался архиепископ в конце 357 или начале 358 года[10]. Афанасий в 358 году в «Истории ариан», говорит о нём как ещё живом (Афанасий Великий, История ариан, 100, 28), но, видимо новости тогда ещё не достигли Афанасия. По смерти Леонтия Евдоксий, епископ Цезарии Германики с помощью сподвижников переводится в Антиохию и занимает там кафедру (Филосторгий, Церковная история, Кн. IV, 4).
Сочинения
Из множества сочинений Леонтия не сохранилось практически ничего, за исключением небольшого фрагмента в «Молитве о страстях Вавилиных» (лат. Oratio in Passionem S. Babylae), который ссылается на авторитет Леонтия (цитируется в «Пасхальной хронике»[11], в примечании описывающем Дециевы гонения), и в котором говорится, что император Филипп I Араб и его жена Марция Отацилия Севера были христиане[12].
Напишите отзыв о статье "Леонтий Антиохийский"
Примечания
- ↑ [www.antiochian.org/patofant/primates Primates of the Apostolic See of Antioch] (англ.). St. John of Damascus Faculty of Theology, University of Balamand (24/12/2011). Проверено 8 июня 2014.
- ↑ [sor.cua.edu/Patriarchate/PatriarchsChronList.html Patriarchs of Antioch: Chronological List] (англ.). Syriac Orthodox Resources (24/12/2011). Проверено 8 июня 2014.
- ↑ Henry Melvill Gwatkin. [www.aolib.com/reader_18377_24.htm The Arian Controversy] (англ.). Проверено 8 июня 2014.
- ↑ Антиохийская школа экзегезы // Мень А. Библиологический словарь: В 3 т. — М.: Фонд имени Александра Меня, 2002. — Т. 1: А—И. — С. 67—68. — 608 с. — ISBN 5-89831-026-6
- ↑ Богословские школы на Востоке в 4 и 5 веках. Антиохийская школа. // Тальберг Н. Д. История христианской Церкви. — М.: Издательство Сретенского монастыря, 2008. — 560 с. — ISBN 978-5-7533-0164-2
- ↑ Флавиан I — впоследствии архиепископ и митрополит Антиохийский (381—404)
- ↑ Диодор — впоследствии епископ Тарса Киликийского (378—ок. 391)
- ↑ Болотов В. В. История Церкви в период Вселенских Соборов. — М.: Поколение, 2007. — С. 106. — 720 с. — ISBN 978-5-9763-0032-3
- ↑ 1 2 Salmon G., Leontius (2), bp. of Antioch // A Dictionary of Christian Biography and Literature to the End of the Sixth Century A.D., with an Account of the Principal Sects and Heresies. / Ed. by William Smith and Henry Wace. — London: John Murray, 1911. — P. 658
- ↑ A Dictionary of Greek and Roman biography and mythology. By various writers. / Ed. by William Smith. — Boston: Little, Brown and co., 1867. — vol. 2, s.v. — P. 755
- ↑ Chronicon Paschale. 1:270, 289. / Ed. Paris; P. 216, 231. / Ed.Venice; P. 503, 535 / Ed. Bonn;
- ↑ A Dictionary of Greek and Roman biography and mythology. By various writers. / Ed. by William Smith. — Boston: Little, Brown and co., 1867. — vol. 2, s.v.— P. 755—766
Отрывок, характеризующий Леонтий Антиохийский
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
