Джустиниани, Лука
| Лука Джустиниани итал. Luca Giustiniani<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 21 июля 1644 — 21 июля 1646 | |||
| Предшественник: | Джованни Баттиста Леркари II | ||
| Преемник: | Джованни Баттиста Ломеллини | ||
| Рождение: | 1586 Генуя | ||
| Смерть: | 24 октября 1651 Генуя | ||
| Место погребения: | церковь Санта-Мария-ди-Кастелло | ||
| Род: | Джустиниани | ||
| Отец: | Алессандро Лонго Джустиниани | ||
| Мать: | Лелия де Франки | ||
Лука Джустиниани (итал. Luca Giustiniani; Генуя, 1586 — Генуя, 1651) — дож Генуэзской республики.
Биография
Сын Алессандро Лонго Джустиниани (бывшего дожа) и Лелии де Франки, родился в Генуе около 1586 года. Получив гуманитарное и военное образование, он получил свою первую государственную должность в 1613 году, когда в статусе префекта флота, вместе с другими представителями Республики, присутствовал на встрече с королём Людовиком XIII.
В 1620 году стал новым комиссаром крепости Приамар в Савоне, вернувшись в столицу, участвовал в работах по защите центра Генуи. С началом военных действий между Республикой и герцогством Савойским в 1625 году был комиссаром крепости Савона, а впоследствии отправлен на Корсику в качестве специального уполномоченного. В период с февраля по июнь 1626 года, в статусе посла, нанес визит уважения новому герцогу Мантуи и Монферрата Винченцо II Гонзага.
После генуэзско-савойской войны был призван руководить, вместе с другими личностями, учрежденным магистратом инквизиции.
Между 1630 и 1635 годами занимал важные государственные должности в правительстве республики: магистрате Корсики, магистрате иностранной валюте, был назначен адмиралом галер (1633), в период с апреля по май 1636 года представлял Геную при дворе папы Урбана VIII в Риме.
Летом 1637 года был избран в генуэзский Сенат, а затем в статусе чрезвычайного посла был отправлен ко двору Филиппа IV Испанского, с которым у Генуи на тот момент было немало спорных вопросов. 25 января 1639 года он вернулся в Геную, где был вновь избран в Сенат.
В июле 1644 года был повторно назначен в руководство магистрата инквизиции, а 21 июля был избран дожем, 107-м в республиканской истории, а также королём Корсики.
Правление
Его назначение было не бесспорным: 159 голосов были поданы в его пользу, 153 - в пользу Джакомо Тозо Де Франки, это позволяет сделать вывод, что его избрание было результатом своего рода компромисса между двумя основными группировками дворянства ("старой" и "новой" знатью).
Как и некоторые из его предшественников, дож Джустиниани занялся экономическим возрождением республики и укреплением флота, а также пытался выйти из зависимости от Испании.
Срок полномочий Джустиниани закончился 21 июля 1646 года и был избран пожизненным прокурором. Среди его последних должностей - пост судьи (1650), вместе с Джованни Баттиста Ломеллини, на процессе против аристократов Стефано Раджо (приговорен к смерти) и Джан Паоло Бальби (сослан).
Сраженный лихорадкой Лука Джустиниани умер в Генуе 24 октября 1651 года. Его тело было погребено в церкви Санта-Мария-ди-Кастелло, рядом с его отцом Алессандро Лонго Джустиниани.
Библиография
- Sergio Buonadonna, Mario Mercenaro, Rosso doge. I dogi della Repubblica di Genova dal 1339 al 1797, Genova, De Ferrari Editori, 2007.
Напишите отзыв о статье "Джустиниани, Лука"
Отрывок, характеризующий Джустиниани, Лука
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
