Майронис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Майронис
Maironis
Имя при рождении:

Йонас Мачюлис

Псевдонимы:

Stanislovas Zanavykas, Maironis

Место рождения:

Пасандравис (ныне Расейнский район)

Род деятельности:

поэт, переводчик, литературный критик

Направление:

романтизм

Жанр:

стихотворение, поэма, драма

Майро́нис (лит. Maironis, настоящее имя Йонас Мачюлис; 21 октября [2 ноября1862, Пасандравис, ныне Расейнского района — 28 июня 1932, Каунас) — литовский поэт, либреттист, выдающийся представитель литовского романтизма; теолог, католический священник.





Биография

Родился в крестьянской семье. Начальное образование и владение польским языком получил дома. Учился в Ковенской гимназии в 18731883 годах.

В 18831884 годах учился на историко-филологическом факультете в Киевском университете Святого Владимира.

В 1884 году по желанию родителей поступил в Ковенскую духовную семинарию. По её окончании в 1888 году продолжил учёбу в петербургской Духовной академии, которую окончил в 1892 году.

В 18921894 и 19091932 годах преподавал в Ковенской духовной семинарии, в 19091932 годах её ректор.

В 18941909 годах профессор Петербургской духовной академии; с 1903 года доктор богословия. В 19221932 годах заведующий кафедрой моральной теологии Литовского университета в Каунасе1930 года Университет Витаутаса Великого). В 19231924 годах преподавал в этом университете литовскую литературу.

Именем Майрониса названы улицы в Вильнюсе (Улица Майронё), Каунасе и других городах Литвы.

Творчество

Писать стихи начал с шестого класса на польском языке. На его творчество оказывали влияние произведения польских и русских поэтов — А. Мицкевича, Ю. И. Крашевского, Ю. Словацкого, Пушкина, Лермонтова, также преподавателя Ковенской духовной семинарии А. Баранаускаса.

В 1885 году под псевдонимом Zvalionis опубликовано первое стихотворение «Литовский раб» в газете «Аушра». В 1891 году вышла первая книга «История Литвы, или рассказы о литовском прошлом» под псевдонимом Stanislovas Zanavykas. Псевдонимом Maironis начал пользоваться во время учёбы в петербургской Духовной академии.

В 1895 году вышел этапный для литовской литературы и общественных умонастроений сборник поэзии «Весенние голоса» („Pavasario balsai“). Автор поэм, баллад («Чичинскас», 1919; «Юрате и Каститис», 1920), либретто для опер («Свадьба несчастной Дангуте», 1927; опубликовано в 1930 году), стихотворных драм на темы истории.

Произведения

  • Сборник «Весенние голоса» (1895)
  • Поэмы:
    • «Литва» (1888, не опубликована)
    • «Сквозь муки к чести» (1895)
    • «С горы Бируте»
    • «Молодая Литва»
    • «Магда из Расейняй» (1909)
    • «Наши беды» (1920)
  • Либретто:
    • «В чём спасение» (1895)
    • «Свадьба несчастной Дангуте» (1930)
  • Историческая драматическая трилогия «Смерть Кейстута» (1921), «Витовт у крестоносцев» (1925), «Великий Витовт — король» (1930)
  • Историко-литературные и критические труды:
    • «Краткий обзор литовской письменности» (1906)
    • «Краткая история всемирной литературы» (1926)
  • «История Литвы, или рассказы о литовском прошлом» (1891)
  • Публицистические статьи, теологические труды
  • Переводы поэзии А. Мицкевича, А. Мюссе, Сюлли-Прюдома, гимнов Ригведы.

Издания

  • Jūratė kaj Kastytis: [poemo-fabelo] / į esperanto kalbą vertė PetrasČeliauskas; dailininkas Vladimiras Beresniovas. Kaunas: Rytovarpas, 2005 (Kaunas: Morkūnas ir Ko). 15, [1] p.: iliustr. Tir. 1000 egz. ISBN 9955-646-00-4 (Эсперанто).
  • Poezija / parendė Agnė Iešmantaitė. Vilnius: Žaltvykslė, [2005] (Vilnius : Sapnų sala). 90, [1] p. (Mokinio skaitiniai). Tir. 1000 egz. ISBN 9986-06-058-3.
  • Майронис. Голоса весны: Стихотворения. Вильнюс, 1987, пер. с литовск. Д. В. Щедровицкого

Переводы

Стихи Майрониса переводились на английский, польский, эсперанто и другие языки. На русский язык поэзию Майрониса переводили М. Альперт, П. Г. Антокольский, Клара Арсенева, С. В. Ботвинников, Д. Бродский, В. Державин, Георгий Ефремов, М. Замаховская, А. С. Кочетков, В. В. Левик, Э. Левонтин, Сусанна Мар, Г. Миловидова, Н. А. Павлович, М. С. Петровых, Балис Сруога, Л. В. Шифферс, Е. Л. Шкляр,Д. В. Щедровицкий и другие поэты и переводчики.[1]

Напишите отзыв о статье "Майронис"

Примечания

  1. Майронис // Литовские поэты XIX века / Составление, биографические справки и примечания П. Чюрлиса. — Москва — Ленинград: Советский писатель, 1962. — С. 371—432. — 470 с. — (Библиотека поэта. Большая серия).

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Майронис
  • [shchedrovitskiy.ru/poetry_translates_bibl.php?id=197 Майронис. Голоса весны: Стихотворения (пер. Д. В. Щедровицкого)]
  • [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le6/le6-7041.htm?cmd=2&istext=1 Б. Пранскус. Майронис (Литературная энциклопедия)]
  • Майронис — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Майронис


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.