Малиновский, Роман Вацлавович

Роман Вацлавович Малиновский
Дата рождения:	18 марта 1876(1876-03-18)
Дата смерти:	5 ноября 1918(1918-11-05) (42 года)
Роман Вацлавович Малиновский на Викискладе

Внешние изображения
	[www.ogoniok.com/common/archive/2002/4779/51-32-35/51-35-3b.jpg Малиновский, "Огонёк"]

Рома́н Вацлавович Малино́вский (18 марта 1876 года, Варшава — 5 ноября 1918 года, Москва) — российский политический деятель, член ЦК РСДРП, большевик, известный своим провокаторством, разоблачённый секретный сотрудник Охранного отделения департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи.

Биография

Происходил из польской семьи. Рано осиротев начал жить попрошайничеством. В 1899 году осужден за воровство.

В 1901—1905 годах служил рядовым в лейб-гвардии Измайловском полку. В 1906 году вступил в РСДРП, работал в петербургском профсоюзе металлистов. C 1910 года был агентом Московского охранного отделения и с 1912 года — Департамента полиции. Интересно, что если оклад директора Департамента полиции равнялся 7000 руб. в год, то жалованье Малиновского 6000—8400 руб. в год.

Ленин предлагал не выбирать Малиновского в депутаты, — по воспоминаниям Г. И. Петровского, ему говорил об этом Г. К. Орджоникидзе, выразивший сожаление, что участники Пражской партийной конференции, на которой утверждался состав депутатов, не прислушались к мнению Владимира Ильича — голосовали за Малиновского и «сели в галошу». Малиновский участвовал в Пражской конференции от московского профсоюза металлистов. На ней он был избран членом ЦК партии.

Избран депутатом Государственной Думы IV созыва от Московской губернии по рабочей курии, входил в большевистскую фракцию.

Супруга Адольфа Иоффе Мария в своих воспоминаниях со ссылкой на рассказанное ей очевидцем бывшим депутатом Думы М. И. Скобелевым писала, что о том, что Малиновский является агентом-осведомителем охранки стало известно монархисту депутату Пуришкевичу: «Последний во время выступления с трибуны Думы Малиновского поднялся, подошел и, сильно хлопнув им по деке, оставил на кафедре перед оратором круглый рубль. „Сребренник Иуды!“ — крикнул из зала депутат Марков-второй. Малиновский все понял и, покинув трибуну, сразу же сложил с себя полномочия депутата Думы».

Известна история о том, что когда на страницах меньшевистской газеты «Луч» появилась заметка с обвинением Малиновского в провокаторстве, подписанная буквой «Ц» (меньшевик Циоглинский), большевики решили, что «Ц» означает Цедербаум, и по воспоминаниям Л. О. Дан — урожденной Цедербаум, — «к ней на квартиру пришел, добиваясь прекращения порочащих Малиновского слухов, большевик Васильев (Джугашвили)».

С подачи Малиновского охранка арестовывала Николая Бухарина (1910), Серго Орджоникидзе (1912), Якова Свердлова (1913) и Иосифа Сталина (1913).

В 1914 году неожиданно оставил думское кресло и скрылся за границу. Из-за своего неожиданного исчезновения был исключен из партии по обвинению в дезертирстве. С началом Первой мировой войны находился в Германии и был интернирован как подданный Российской империи. Находился в заключении в немецком лагере.

В 1917 году был обвинён в провокаторстве, Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства раскрыла его тесное сотрудничество с царской охранкой. После освобождения из плена в 1918 году вернулся в Россию, чтобы оправдаться от обвинений в провокаторстве. Осуждён и расстрелян по приговору Верховного трибунала ВЦИК от 5 ноября 1918 года в Москве.

Литература

• Зиновьев Г. Е. Воспоминания: Малиновский // Известия ЦК КПСС. 1989. № 6.
• [www.belletrist.ru/book/warbk/malinovskidelo.htm Дело провокатора Малиновского] // сост. Б. И. Каптелов, И. С. Розенталь, В. В. Шелохаев. — М.: Республика, 1992.
• Розенталь И. С. Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время. — М.: Российская политическая энциклопедия, 1996.

Отрывок, характеризующий Малиновский, Роман Вацлавович

Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.