Мачек, Станислав

Станислав Мачек
польск. Stanisław Władysław Maczek
Генерал С.Мачек
Дата рождения	31 марта 1892(1892-03-31)
Место рождения	Щирец (Пустомытовский район), близ Львова
Дата смерти	11 декабря 1994(1994-12-11) (102 года)
Место смерти	Эдинбург, Шотландия
Принадлежность	Австро-Венгрия Австро-Венгрия → Польша Польша
Годы службы	1914-1946
Звание	Генерал брони Войска Польского
Сражения/войны	Первая мировая война, Вторая мировая война
Награды и премии
В отставке	эмиграции в Шотландии

Станислав Владислав Мачек (пол. Stanisław Władysław Maczek; 31 марта 1892, Щирец, близ Львова — 11 декабря 1994, Эдинбург, Шотландия) — генерал брони (1990) Войска Польского. Почётный гражданин Нидерландов.

Семья и образование

Родился в польской семье хорватского происхождения, его двоюродный брат Владко Мачек был известным хорватским политическим деятелем в межвоенной Югославии. Окончил среднюю школу в Дрогобыче в 1910, изучал литературу и философию в Львовском университете, участвовал в польском национальном движении, в том числе прошёл военную подготовку в Стрелковом союзе (псевдоним — Розлуцкий).

Первая мировая война

В начале Первой мировой войны намеревался вступить в Польские Легионы, но был призван в австро-венгерскую армию, служил в южно-тирольском полку на итальянской границе. Окончил школу офицеров резерва III корпуса, командовал взводом в 3-м пехотном полку в Граце. В 1915 переведён в элитный 2-й полк тирольских императорских стрелков, воевал на итальянском фронте. С 1916 — инструктор офицерской школы. В октябре того же года произведён в лейтенанты и назначен командиром роты, участвовал во многих боях. В феврале 1918 был ранен, лечился в госпитале в Вене. Вернувшись на итальянский фронт, воевал в подразделении альпийских стрелков, получил чин обер-лейтенанта. Опыт горной войны, полученный Мачеком в рядах австро-венгерской армии, оказался ценным для его будущей карьеры.

Офицер Войска Польского

После создания независимой Польши, в ноябре 1918, вступил в Войско Польское. Первоначально командовал ротой в Кросно, участвовал в боях против украинских войск, в наступлении в сторону Львова. Однако из-за недостаточной поддержки польское наступление после первоначальных успехов остановилось, и военные действия зимой приняли позиционный характер.

В 1919 создал летучую штурмовую команду, состоящую из четырёх стрелковых взводов и взвода тяжёлых пулемётов и миномётов, с которой воевал под Дрогобычем, Бориславом, Станиславовом. Боеспособность команды была выше, чем у большинства других польских частей, так что её бросали на самые трудные участки фронта. В июне 1919 особенно отличился в бою за село Чернёв, взяв штурмом находившуюся на холме позицию украинцев, после чего на него обратил внимание Юзеф Пилсудский. Во главе своего подразделения участвовал в боях у Бучача, Чорткова, Гусятина, выходе к реке Збруч. Осенью 1919 служил на Волыни.

После окончания польско-украинской войны, зимой 1919/1920 переведён на штабную службу. В 1920 служил в штабе 2-й армии во время похода на Киев в ходе советско-польской войны. Будучи офицером связи, капитан Мачек оказался отрезан от расположения штаба из-за быстрого наступления 1-й Конной армии Семёна Будённого. Оказался во Львове, стал командиром сформированного им штурмового батальона, выполнявшего «пожарные» функции на фронте и отличившегося в тяжёлых боях с красными войсками в середине августа 1920. Батальон Мачека был официально назван в его честь (расформирован после окончания советско-польской войны).

После войны не вернулся в университет, остался в армии. Служил командиром батальона в 26-м пехотном полку во Львове. С 3 мая 1922 — майор (со старшинством с 1919). В 1923—1924 учился Высшей военной школе в Варшаве, после окончания которой и получения квалификации офицера Генерального штаба, был назначен во II отдел (разведка и контрразведка) Генерального штаба. В 1924-1927 руководил 5-м отделением (экспозитурой) этого отдела во Львове. С 1924 — подполковник. В 1927-1929 — заместитель командира 76-го пехотного полка, в 1929-1935 — командир 81-го полка гродненских стрелков. С 1931 — полковник. В 1935-1938 — командир дивизионной пехоты 7-й пехотной дивизии в Ченстохове.

Вторая мировая война

Осенью 1938 назначен командиром 10-й моторизованной кавалерийской бригады (первого польского моторизованного подразделения), которой командовал во время сентябрьской кампании 1939. В составе армии «Краков» принял участие в бою под Йорданувом — его бригада 2 сентября остановила наступление 2-й немецкой танковой дивизии, уничтожив около 50 танков противника. Затем бригада в составе оперативной группы «Борута» успешно прикрывала отступление армии, ведя активную оборону и умело используя рельеф местности, наносила существенные потери XVII корпусу немецкой армии, сдерживая развитие блицкрига. Позднее вошла в состав армии «Малопольска». 9 сентября под сильнейшим натиском немцев бригада отступила из Лонцута, в середине сентября участвовала в боевых действиях под Львовом. В условиях успехов немецких войск и вхождения на польскую территорию Красной армии полковник Мачек был вынужден 19 сентября перейти во главе бригады границу с Венгрией. Мачек пользовался любовью подчинённых, которые прозвали его Бака (так польские горцы называют своих предводителей).

В октябре 1939 прибыл во Францию. 15 ноября за свои заслуги в сентябрьской кампании был произведён в генералы бригады. Ему было поручено сформировать танковую дивизию, но из-за трудностей, создаваемых французскими властями, он смог к маю 1940 лишь восстановить бригаду. В июне 1940 воевал против немцев в Шампани, прикрывая отступающие французские войска и переходя в контратаки. После поражения французской армии приказал подчинённым уничтожить технику и добираться до Великобритании, куда прибыл и сам — через Тунис, Марокко, Португалию и Гибралтар.

В октябре 1940 сформировал и возглавил 2-ю бригаду стрелков, которая была затем преобразована в 10-ю танково-кавалерийскую бригаду, а в феврале 1942 — в 1-ю танковую дивизию (16 тысяч человек, 350 танков, 450 автомашин). Первоначально дивизич защищала побережье Шотландии. 1 августа 1944 дивизия высадилась в Нормандии, недалеко от Кана. В составе 2-го канадского корпуса дивизия Мачека участвовала в битве под Фалезом (где сыграла решающую роль в завершении окружения немецких войск), затем воевала в Бельгии и Нидерландах. Благодаря отличному маневрированию, после тяжёлых боёв смог освободить город Бреда без потерь для гражданского населения. 4 мая 1945 дивизия достигла базы Кригсмарине в Вильгельмсхафене, где Мачек принял капитуляцию крепости, базы и остатков немецких войск. С 1 июня 1945 — генерал дивизии.

Эмигрант

В 1945 командовал I польским корпусом в Шотландии во время его демобилизации. Остался в эмиграции в Эдинбурге, в 1946 был лишён польского гражданства (восстановлен в 1971). Так как польские военнослужащие не получали британской военной пенсии, был вынужден работать продавцом, а затем барменом в одном из отелей Эдинбурга. Автор мемуаров.

В 1989 последний премьер-министр польского коммунистического правительства Мечислав Раковский принес ему публичные извинения. 11 ноября 1990 президент Польши в изгании Рышард Качоровский произвёл его в генералы брони.

Похоронен на польском военном кладбище в Бреде, где находится музей генерала Мачека и 1-й танковой дивизии. В 2003 в Польше была выпущена монета в 2 злотых с портретом генерала Мачека. В 1986 и 1989 вышли две польские марки с портретами Мачека, посвящённые, соответственно, бою под Йорданувом и битве под Фалезом.

Награды

Награждён орденом Белого Орла (1994), Кавалерским крестом, Золотым крестом и Серебряным крестом Военного ордена «Виртути милитари», Большим крестом и Командорским крестом ордена Возрождения Польши, Крестом Храбрых, орденом Бани (Великобритания) и орденом За выдающиеся заслуги (Великобритания). Командор Почётного Легиона (Франция), Командор ордена Короны (Бельгия), Командор ордена Оранж-Нассау (Нидерланды).

Ссылки

• [sklaviny.ru/biograf/bio_m/machek_s.php Биография]

Отрывок, характеризующий Мачек, Станислав

Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.