Национальные имущества (фр. Biens nationaux) — в революционной Франции конфискованные, в силу постановлений Национального собрания и Конвента, и объявленные национальной собственностью имущества церкви и эмигрантов. Включали земли, здания, ренты с земель и проч.
По декрету от 2 ноября 1789 года была конфискована собственность церкви и духовенства; начиная с 30 марта 1792 года конфисковывалась собственность эмигрантов, ссыльных, казнённых и других лиц. Декрет от 27 июля 1792 года разрешил продажу национальных имуществ, что способствовало росту спекуляции и возникновению так называемых «чёрных банд».
Предыстория
Конфискация, произведённая во время революции, не была делом новым. Канцлер Дюпра предлагал Франциску I завладеть церковными имуществами под тем предлогом, что они составляют часть королевских доменов. Такое же предложение сделано было в XVIII веке при Людовике XV. Целиком оно принято не было, но частично его пытались применить путём, например, ограничений в приобретении церковью новых земель (эдикт 1749 г.) или даже всецело, по отношению к землям иезуитского ордена, которые были конфискованы в 1764 г. и проданы в пользу государства.
Вопрос о конфискации церковных имуществ был затронут и в литературе XVIII века; «Энциклопедия» рекомендовала конфискацию церковных земель — для блага и пользы государства. Требование конфискации внесено было и в некоторые из наказов 1789 года.
См. также
Напишите отзыв о статье "Национальные имущества"
Ссылки
|
---|
| 1789 год | | |
---|
| 1790 год | |
---|
| 1791 год | |
---|
| 1792 год | </div> | <tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">1793 год</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;style="margin-top:-1ex;margin-bottom:-1ex;padding:0""></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">1794 год</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;style="margin-top:-1ex;margin-bottom:-1ex;padding:0";background:#f0f0f0"></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">1795 год</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;style="margin-top:-1ex;margin-bottom:-1ex;padding:0""></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">1796 год</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;style="margin-top:-1ex;margin-bottom:-1ex;padding:0";background:#f0f0f0"></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">1797 год</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;style="margin-top:-1ex;margin-bottom:-1ex;padding:0""></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group">1799 год</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;style="margin-top:-1ex;margin-bottom:-1ex;padding:0";background:#f0f0f0"></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><td class="navbox-abovebelow" colspan="3" style="background:#ccccff; text-align: center"></div></td></tr></table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Национальные имущества– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
|