Операция «Тирдроп»

Операция «Тирдроп»
Основной конфликт: Вторая мировая война
Спасательный плот ищет выживших с подводной лодки. 24 апреля 1945 года
Дата	апрель-май 1945 года
Место	Восточное побережье США, Атлантический океан
Причина	угрозы Германии обстрелять Нью-Йорк крылатыми ракетами
Итог	победа союзников
Противники
США США Канада Канада Третий рейх Третий рейх
Командующие
Джонас Ингрэм Эберхард Годт
Силы сторон
4 эскортных авианосца 42 эскортных миноносца 11 подводных лодок
Потери
126 погибли 1 эскортный миноносец 218 погибли, 33 захвачены в плен 5 подводных лодок

Операция «Тирдроп» (англ. teardrop — слеза) — операция военно-морских сил США по уничтожению подводных лодок Германии у восточного побережья Америки. Проводилась с апреля по май 1945 года в ходе Второй мировой войны. Причиной послужили угрозы Германии обстрелять Нью-Йорк крылатыми ракетами «Фау-1» и «Фау-2». Уже после войны союзники пришли к выводу, что немецкие подводные лодки не несли данные ракеты.

Проведение операции было утверждено в конце 1944 года в ответ на сообщения разведки, что Германия вооружает свои подводные лодки новыми ракетами. На базе ВМС США было сформировано два больших подразделения противолодочной обороны. В апреле 1945 года поступила информация, что немецкие подводные лодки типа IX из Норвегии направились к берегам США. Плохие погодные условия в северной части Атлантического океана значительно снизили эффективность действий четырёх привлечённых к операции эскортных авианосцев. Большинство немецких подводных лодок было обнаружено и уничтожено патрульными эскортными миноносцами. Королевские военно-воздушные силы Канады оказывали поддержку с воздуха. В итоге, пять из семи немецких субмарин были потоплены, и 33 члена экипажа взяты в плен. США потеряли один эскортный миноносец с большей частью его экипажа. Вскоре после этого операция закончилась. Допрос экипажей показал, что подводные лодки не были оснащены обещанными ракетами.

Ситуация к концу войны

В конце 1944 года Антигитлеровская коалиция получала доклады разведки, подтверждающие тот факт, что немецкие военно-морские силы планировали использовать крылатые ракеты «Фау-1», запускаемые с подводных лодок, для нападения на города на восточном побережье Соединённых Штатов. В сентябре того же года немецкий шпион, захваченный ВМС США при атаке на перевозившую его подводную лодку, подтвердил следователям Федерального бюро расследований, что несколько подводных лодок готовили к подобной операции. Аналитики Десятого флота ВМС США внимательно изучили фотографии необычных элементов на подводных лодках в Норвегии, но пришли к выводу, что это были деревянные дорожки, используемые для загрузки торпед. На протяжении года возникло ещё несколько слухов об этих подводных лодках, в том числе из Швеции, переданных в Главное командование союзных сил. Британское Адмиралтейство не рассматривало всерьёз эти отчёты, так как исходя из их оценки, подобное вооружение потенциально могло быть установлено только на подводные лодки типа IX, что потребовало бы значительных вложений и без того ограниченных ресурсов.

Несмотря на выводы аналитиков Десятого флота и Британского Адмиралтейства, военные и правительство США по-прежнему были обеспокоены тем, что Германия может напасть на города Восточного побережья. С начала ноября 1944 года в радиусе 400 км от Нью-Йорка проводился интенсивный поиск вражеских подводных лодок. В начале декабря 1944 года шпионы Уильям Колпаг и Эрих Гимпель, захваченные в Нью-Йорке после высадки с U-1230 в штате Мэн, сообщили следователям, что Германия готовит группу подводных лодок, оснащённых крылатыми ракетами. 10 декабря мэр Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардия публично сообщил, что Германия рассматривает вопрос о нападении на Нью-Йорк. Речь Ла Гуардия и заявления захваченных шпионов получили значительное освещение в средствах массовой информации. Несмотря на это, 11 декабря Военное министерство США и Армия США доложили президенту Рузвельту, что вероятность подобной атаки так низка, что не оправдывает отвлечения ресурсов от других задач. Эта оценка не была поддержана ВМС США.

В ответ на предполагаемую угрозу Атлантическим флотом был подготовлен план обороны восточного побережья. Первоначально ему было присвоено кодовое название «Операция Шмель» (англ. Operation Bumblebee), позже был переименован. План был окончательно разработан к 6 января 1945 года и включал участие в операции ВМС США, ВВС США и некоторых армейских подразделений, которые в совокупности должны были гарантировать уничтожение любых атакующих самолётов и ракет. Центральное место в плане было отведено двум специально сформированным крупным подразделениям противолодочной обороны для работы в Атлантическом океане против подводных лодок, приближающихся к восточному побережью. Эти целевые группы были сформированы из нескольких подразделений эскортных авианосцев, оперативная база новых подразделений разместилась на острове Ньюфаундленд. Помимо защиты от ракетных атак эти силы должны были противодействовать новым подводным лодкам типа XXI, если последние будут обнаружены в центральной части Атлантического океана. Командующий Атлантическим флотом вице-адмирал Джонас Ингрэм на пресс-конференции 8 января предупредил общество об угрозе ракетных атак и рассказал, что для защиты были собраны значительные силы.

В январе 1945 года рейхсминистр вооружений и военного производства Германии Альберт Шпеер заявил, что крылатые ракеты «Фау-1» и «Фау-2» «обрушатся на Нью-Йорк 1 февраля 1945 года», что усилило озабоченность правительства США угрозой возможного нападения. Однако, на самом деле, немцы не имели технической возможности запускать подобные ракеты с подводных лодок; все попытки разработать подобную технологию провалились. В июне 1942 года на U-511, немецкой подводной лодке типа IX-C, были проведены испытания ракет ближнего радиуса действия, которые могли быть запущены даже при погружении. Развитие этой системы было завершено в начале 1943 года, когда обнаружилось, что ухудшаются прочие характеристики подводных лодок. В ноябре 1944 года Германия приступила к разработке технологии запуска баллистической ракеты «Фау-2» с подводной лодки. По завершении работы планировалось произвести атаку на восточное побережье США, в частности для нападения на Нью-Йорк. К марту или апрелю 1945 года планировалось построить прототип. Завершить работы не удалось, так как к этому времени Германия потерпела поражение в войне.

Проведение операции

Исходные позиции

В марте 1945 9 немецких подводных лодок типа IX от берегов Норвегии были направлены для патрулирования побережья Северной Америки и атаки проплывающих кораблей. Основная цель передислоцирования состояла в отвлечении противолодочных сил союзников от прибрежных вод Великобритании. В начале 1945 года это было основное место проведения операций для немецких подводных лодок, но тяжёлые потери вынудили Германию в конце марта прекратить их. 12 апреля семь из девяти субмарин — U-518, U-546, U-805, U-858, U-880, U-881 и U-1235 — получили приказ использовать тактический приём «Волчья стая» к югу от Нью-Йорка. Оставшиеся лодки — U-530 и U-548 — были направлены в канадские воды.

Союзники смогли расшифровать немецкие приказы, из которых узнали об отправлении и целях группы. Вице-адмирал Джонас Ингрэм и Десятый флот ВМС США пришли к выводу, что именно эти семь подводных лодок несут ракеты «Фау-1». Было объявлено о начале проведения операции «Тирдроп». 25 и 27 марта в Хэмптон-Роудс была сформирована первая группа противолодочных сил, в которую вошли эскортные авианосцы «USS Mission Bay», «USS Croatan» и 20 эскортных миноносцев. К 11 апреля группа была собрана к востоку от мыса Кейп-Рейс. Двенадцать миноносцев растянулись в 190-километровую линию. Эскортные авианосцы, в сопровождении четырёх миноносцев каждый, расположились к западу от линии. Воздушные операции, однако, были сильно затруднены из-за плохих погодных условий.

Немецким командованием был отдан приказ атаковать вражеские судна. Однако, союзники из-за угрозы подводных лодок и плохой погоды изменили маршруты своих морских конвоев, сместив их на юг. К 8 апреля немецкие подводные лодки заняли позиции к востоку от обширной шельфовой отмели у острова Ньюфаундленд. С 2-го по 19-е апреля командование 12 раз передавало сообщения лодкам. Эти радиосигналы были расшифрованы союзниками, что обеспечило их точной информацией о месте действия вражеских подводных лодок.

Первая противолодочная группа

15 апреля, около полуночи, эскортный миноносец «USS Stanton» обнаружил одну из подводных лодок — U-1235 — в 800 км к северу от острова Флориш. Он немедленно атаковал субмарину при помощи многоствольной бомбомётной установки Mk 10 «Хеджхог», но та погрузилась и скрылась. При поддержке миноносца «USS Frost», «USS Stanton» обнаружил новую позицию лодки и ещё трижды повторил атаку. Последняя атака, проведенная в 00:33 16 апреля, уничтожила подводную лодку вместе с командой. Вскоре после этого, «USS Frost» обнаружил вторую субмарину — U-880, которая пыталась по поверхности уйти из зоны обстрела. В 02:09 миноносец с расстояния в 590 метров открыл огонь из автоматического зенитного орудия «Bofors L60». На U-880 предприняли попытку быстрого погружения, но операторы гидролокаторов обоих миноносцев продолжили следить за лодкой. Было сделано несколько залпов из бомбомётных установок, и в 04:04 вторая лодка была уничтожена. Экипаж также не выжил. Взрывы подводных лодок оказались очень сильными, что ещё больше усилило опасения по поводу их ракетного вооружения.

Корабли первой линии обороны сместились на юго-запад после уничтожения U-1235 и U-880. Ночью 18-19 апреля тяжёлые бомбардировщики «Consolidated B-24 Liberator» противолодочной обороны обнаружили на поверхности подводную лодку U-805. Субмарина находилась всего в 80 км от эскортного авианосца «USS Mission Bay» и его сопровождения, но не была атакована, так как успела погрузиться прежде, чем экипаж бомбардировщика мог подтвердить цель. В ночь на 20 апреля экипаж подлодки U-546 предпринял попытку торпедной атаки эсминца сопровождения, но промахнулся. Следующей ночью «USS Mosley» обнаружил U-805, но субмарине удалось уйти.

Последняя битва первой группы состоялась в ночь на 22 апреля. Незадолго до полуночи «USS Carter» обнаружил немецкую подводную лодку U-518. «USS Neal A. Scott» присоединился к атаке на лодку и первым сбросил на неё бомбы. После того, как «USS Carter» также сбросил бомбы, подводная лодка была уничтожена. Весь экипаж погиб. К этому времени на смену первой группе подошла вторая, и первая группа противолодочной обороны вернулась обратно на базу у острова Ньюфаундленд.

Несмотря на то, что операция проводилась в секторе ответственности Канады, Ингрэм за всё время ни разу не обратился за помощью к Королевскому канадскому военно-морскому флоту. Более того, до уничтожения U-518 Ингрэм даже не предоставлял канадским военным отчёт о текущей ситуации. Тем не менее, самолёты Королевских военно-воздушных сил Канады совершали регулярное патрулирование в поддержку американских сил.

Вторая противолодочная группа

Во вторую группу вошли эскортные авианосцы «USS Bogue» и «USS Core», а также 22 эскортных миноносца. 16 апреля «USS Bogue» и 10 миноносцев прибыли из залива Наррагансетт, а «USS Core» и 12 миноносцев со стороны Бермудских островов и других позиций. Объединённая группа изначально расположилась вдоль 45-го меридиана западной долготы, патрулируя участок в 169 км длиной, и начала движение на восток. Основу составляли 14 эскортных миноносцев, построенных с интервалом в 8,0 км. На севере цепь замыкал «USS Core» в сопровождении четырёх миноносцев, на юге — «USS Bogue», также в сопровождении четырёх миноносцев.

В ночь на 23 апреля немецкое командование отменило предыдущий приказ и направило три выживших подводных лодки на новые позиции между Нью-Йорком и Галифаксом. Вскоре после этого, U-881, U-889 и U-1229, выполнявшим другие задания, также было предписано занять позиции между Нью-Йорком и мысом Хаттерас. Эти приказы также были перехвачены и расшифрованы союзниками, ещё больше усилив опасения, что подводные лодки будут атаковать американские города.

23 апреля после полудня американский торпедоносец-бомбардировщик «Grumman TBF Avenger» обнаружил U-881 в 119 км к северо-западу от эскортного авианосца «USS Bogue». Самолёт сбросил глубинные бомбы, но не смог серьёзно повредить лодку. Это была первая атака самолётом подводной лодки в ходе операции. На следующий день U-546 обнаружила «USS Core» и приступила к манёврам, чтобы напасть на эскортный авианосец. Субмарина попыталась пройти сквозь патрульную линию, но в 08:30 была обнаружена миноносцем «USS Frederick C. Davis», который сразу же приготовился атаковать её. Командир подлодки, узнав о том, что был обнаружен, первым атаковал миноносец акустической торпедой с расстояния в 590 метров. Ложная цель не помогла судну, и в 08:35 торпеда поразила машинное отделение «USS Frederick C. Davis». Пять минут спустя миноносец затонул, 126 из 192 членов экипажа погибли. После этого восемь американских миноносцев в течение почти 10 часов охотились за U-546, пока «USS Flaherty» не удалось её серьёзно повредить. Подводная лодка сразу же всплыла на поверхность, но «USS Flaherty» и три или четыре других миноносцев тут же добили цель. Капитан и 32 члена экипажа выжили и были взяты в плен.

Некоторые из оставшихся в живых членов экипажа U-546 были допрошены, чтобы узнать, несли ли подводные лодки ракеты. После непродолжительных допросов на борту «USS Bogue» выжившие были отправлены на американскую базу на острове Ньюфаундленд. 27 апреля по прибытии на место, заключенные были ещё раз допрошены, после чего восемь специалистов были отделены, а остальные 25 подводников были отправлены в тюрьмы для военнопленных. Немецких специалистов посадили в одиночные камеры и допрашивали с применением грубой силы. 30 апреля в ходе второго допроса бывший командир подводной лодки выдал краткую информацию о составе и миссии группы, после чего потерял сознание. Однако, информация, предоставленная капитаном и другими специалистами, не содержала сведений о том, были ли оснащены подводные лодки ракетами. Восемь человек были переведены в Форт-Хант округа Фэрфакс штата Виргиния вскоре после Дня Победы, где допросы продолжались до тех пор, пока 12 мая капитан не согласился написать отчёт о действиях U-546. Историк Филип Ландберг пишет, что избиения и пытки экипажа U-546 были оправданы необходимостью оперативно извлечь информацию о потенциальных ракетных атаках.

24 апреля вторая группа стала медленно двигаться на юго-запад в поисках оставшихся подводных лодок. В ночь на 24 апреля «USS Swenning» обнаружил ещё одну подводную лодку, но последней удалось скрыться. 2 мая, спустя неделю поисков, группа разделилась. В это время состав второй противолодочной группы был усилен ещё тремя эскортными авианосцами и тридцатью одним эскортным миноносцем.

U-881 стала пятой и последней подводной лодкой, уничтоженной в ходе операции. 5 мая незадолго до рассвета лодка была обнаружена эскортным миноносцем «USS Farquhar» при попытке пройти на глубине сквозь патрульную линию. В 06:16 субмарина была уничтожена сброшенными глубинными бомбами, никто не выжил. U-881 стала последней немецкой подводной лодкой, уничтоженной ВМС США в ходе Второй мировой войны.

7 мая вторая группа последний раз выстроилась вдоль 60-го меридиана. После безоговорочной капитуляции всех германских сил в тот день корабли группы приняли капитуляцию подводных лодок U-234, U-805, U-858 и U-1228, прежде чем вернуться на базу на восточном побережье США.

После операции

После капитуляции Германии ВМС США не прекратили попытки выяснить, несли ли подводные лодки ракеты. Экипажи субмарин U-805 и U-858 были допрошены и подтвердили, что не были оснащены оборудованием для запуска ракет. Фриц Штайнхофф, руководивший испытаниями новых ракет на U-511, был захвачен во время капитуляции подводной лодки U-873. Он также был подвергнут тщательному допросу, вскоре после которого покончил с собой в тюрьме Чарльз-стрит в Бостоне. Из-за его самоубийства было проведено официальное расследование ВМС США. Не известно, были ли уверены союзники в его причастности к ракетным испытаниям.

Тактика, используемая в операции, была впоследствии оценена сотрудниками ВМС США. Палубная авиация эскортных авианосцев была недовольна своими действиями, так как эффективно обнаруживать подводные лодки им помешали сложные погодные условия на протяжении всей операции. Несмотря на это, самолёты вынуждали подводные лодки оставаться на глубине, тем самым значительно снижая их скорость. В ряде отчётов подчёркивалась важность совместных действий эскортных миноносцев при атаке подводных лодок, и утверждалось, что эффективность патрульных линий, используемых на протяжении большей части операции, сильно ниже эффективность нескольких кораблей в одном секторе. Историк Филип Ландберг отметил действия разведки, высокую скоординированность и хорошее планирование при проведении операции. Информация, полученная разведкой из расшифрованных немецких радиопередач, была задействована, практически, при каждом уничтожении вражеской подводной лодки во время операции.

Уже после Второй мировой войны ВМС США провели испытания возможности запуска ракет с подводных лодок. 12 февраля 1947 года американские модификации немецкой крылатой ракеты Фау-1 — Republic JB-2 Loon — в ходе испытаний были запущены с подводных лодок «USS Cusk» и «USS Carbonero». Испытания оказались успешными, и привели к развитию вооружения подводных лодок крылатыми ракетами. Успех ВМС США с модификацией Фау-1 также показал, что подобные запуски были технически доступны и для немецкого военно-морского флота.

Литература

• Blair, C. Hitler's U-Boat War. The Hunted, 1942–1945. — New York: Random House, 1998. — ISBN 0-679-64033-9.
• Douglas, W. A. B. A Blue Water Navy: The Official Operational History of the Royal Canadian Navy in the Second World War, 1943–1945. Volume II, Part 2. — St. Catherine's, Canada: Vanwell Publlishing, 2007. — ISBN 1-55125-069-1.
• Duffy, J. P. Target America: Hitler's plan to attack the United States. — Santa Barbara: Greenwood, 2004. — ISBN 0-275-96684-4.
• Hinsley, F. H. British Intelligence in the Second World War : Its Influence on Strategy and Operations. Volume Three, Part II. — London: Her Majesty's Stationery Office, 1988. — ISBN 0-11-630940-7.
• Lundeberg, P. K. To Die Gallantly : The Battle of the Atlantic. — Boulder: Westview Press, 1994. — ISBN 0-8133-8815-5.
• Morison, S. E. The Atlantic Battle Won May 1943— May 1945. — Edison: Castle Books, 1956. — ISBN 0-7858-1311-X.
• Neufeld, M. J. The Rocket and the Reich. PeenemГјnde and the Coming of the Balistic Missile Era. — New York: The Free Press, 1995. — ISBN 0-02-922895-6.
• Polmar, N., Moore, K. J. Cold War submarines: the design and construction of U.S. and Soviet submarines. — Herndon: Brassey's, 2004. — ISBN 1-57488-594-4.
• Siegel, A. B. The Wartime Diversion of U.S. Navy Forces in Response to Public Demands for Augmented Coastal Defense. — HyperWar Project, 1989.
• Y'Blood, W. T. Hunter-killer: U.S. escort carriers in the Battle of the Atlantic. — Annapolis: Naval Institute Press, 2004. — ISBN 1-59114-995-9.

Отрывок, характеризующий Операция «Тирдроп»

В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.