Осада Ксеригордона

Осада Ксеригордона
Основной конфликт: Крестьянский крестовый поход
Провал Крестьянского крестового похода
Дата	сентябрь 1096 года
Место	Ксеригордон, близ Никеи
Итог	Победа сельджуков
Противники
Крестьяне-крестоносцы Конийский султанат
Командующие
Рено де Брей Кылыч-Арслан I Эльханеш
Силы сторон
6,000 15,000
Потери
6,000 небольшие

Осада Ксеригордо́на — осада сельджуками под командованием генерала Эльханеша крепости Ксеригордон, захваченной крестьянами-крестоносцами во главе с Рено де Бреем в ходе Крестьянского крестового похода. Защитники крепости остались без воды и после восьми дней осады сдались 29 сентября 1096 года. Некоторые из крестоносцев согласились принять ислам, а те, кто отказались, были убиты.

Предыстория

Армия крестьян-крестоносцев высадилась в Малой Азии 6 августа 1096 года и расположились лагерем у Циветота к северо-западу от Никеи, тогдашней столицы Конийского султаната. Молодой султан Кылыч-Арслан I был в это время в военном походе на востоке, борясь с Данишмендидами.

В ожидании главной армии крестоносцев дезорганизованные крестьяне-крестоносцы начали нападать на окрестные деревни. Они собирались в отряды и в какой-то момент даже победили гарнизон Никеи, когда тот пытался их остановить. Рено де Брей возглавил отряд из 6 000 немцев (лангобардов и алеманнов), в их числе было около 200 рыцарей. Рено был не удовлетворен результатами грабежей близ Никеи и пошел дальше на Ксеригордон, крепость в четырёх днях пути на восток, чтобы создать там базу для набегов. 18 сентября 1096 года Рено легко победил гарнизон Ксеригордона.

Кылыч-Арслан I поручил генералу Эльханешу командование 15-тысячной армией, состоявшей в основном из конных лучников, чтобы прекратить беспорядки.

Битва

Эльханеш прибыл через три дня после занятия Рено Ксеригордона, 21 сентября, и осадил крепость. Скорость передвижения турецких конных войск застала немцев врасплох, они не ожидали осады и не подготовили припасы. Более того, в крепости не было запасов воды:

Наши люди так изнывали от жажды, что пили кровь своих лошадей и ослов, другие опускали пояса и платки в колодец и выжимали влагу из них в рот… некоторые мочились друг другу в ладони и пили, а иные копали влажную землю и ложились на неё спиной, чтобы уменьшить страдания от жажды и охладить тело

Подкрепления к крестоносцам не пришли. Некоторые исследователи указывают, что турки послали двух шпионов в лагерь крестоносцев в Циветот, чтобы они распространили слух, что в Ксеригордоне по-прежнему безопасно, и даже, что Никея захвачена Рено де Бреем. Другие отмечают, что лидеры крестоносцев никак не могли договориться между собой, пока, наконец, в октябре не пришла весть о капитуляции Ксеригордона.

В течение восьми дней крестоносцы сопротивлялись жажде, дождю из стрел и дымовым атакам турок. В итоге лидер немцев предложил сдаться. Крепость капитулировала 29 сентября 1096 года. Некоторые из крестоносцев приняли ислам и стали рабами, отказавшиеся менять веру были убиты.

Сведения о судьбе Рено де Брея неоднозначны. Некоторые указывают, что он был убит в начале осады, пытаясь захватить турецкие бочки с водой, другие — что он умер во время осады или принял ислам.

Последствия

После падения Ксеригордона Кылыч-Арслан I послал свою армию устроить засаду крестьянам-крестоносцам близ Циветота, на их пути в Никею.

См. также

• Крестьянский крестовый поход

Отрывок, характеризующий Осада Ксеригордона

Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.