Битва при Яффе

Битва при Яффе
Основной конфликт: Третий крестовый поход
Миниатюра из средневековой рукописи
Дата	Начало августа 1192
Место	Яффа, Палестина
Итог	Решительная победа крестоносцев
Противники
Крестоносцы Иерусалимское королевство Айюбиды
Командующие
Ричард I Львиное Сердце Салах ад-Дин
Силы сторон
гарнизон Яффы + воины Ричарда (около 80 рыцарей), а также генуэзские арбалетчики (2 тыс. человек) 7 тыс. пеших воинов и легкая кавалерия
Потери
неизвестно неизвестно

Битва при Яффе (начало августа 1192 года) — битва в рамках Третьего крестового похода в Святой земле. Во время сражения Ричард Львиное Сердце разбил армию Салах ад-Дина (Саладина) и сохранил город в руках крестоносцев. Эта битва была последним сражением Третьего крестового похода, после чего Ричард и Саладин заключили перемирие.

Предыстория

7 сентября 1191 года войско крестоносцев во главе с Ричардом Львиное Сердце одержало победу над айюбидами в битве при Арсуфе и, продолжив путь к Яффе, через несколько дней заняло город без сопротивления. Первым делом крестоносцы отстроили город и укрепления, разрушенные Саладином. Яффа была крупнейшим морским портом в Средиземном море на пути в Иерусалим, и Ричард планировал использовать город для снабжения войска при осаде. До самого декабря 1191 года не удавалось обеспечить безопасность поставок в окрестностях Иерусалима, поэтому Ричард попытался заключить с Саладином сепаратный мир, но так и не добился никаких результатов.

В январе 1192 года Ричард занял город Аскалон и приказал восстановить его укрепления, которые также были разрушены Саладином. Весной этого же года переговоры продолжились, а также продолжились короткие стычки между противоборствующими сторонами. Вероятно, Ричард готовился к походу на армию Саладина, расположившуюся в самом сердце Египта. Однако в это время стали приходить тревожные сообщения: из Англии, где брат Ричарда, Иоанн Безземельный узурпировал власть, и из Франции, где король Филипп II Август атаковал ленные владения Ричарда на западе Франции. Вероятно, ещё до лета 1192 года Ричард покинул Святую землю и вернулся на родину, чтобы защитить свои интересы. Саладин, знавший о проблемах Ричарда, не смог воспользоваться отсутствием монарха: его войско сильно устало и боевой дух поддерживать было очень сложно.

Осада Яффы

5 июля 1192 года Ричард стал выводить свою армию из Святой земли. Осознание того, что он может практически без боя взять Иерусалим, заставило его отозвать все свои войска из спорных районов. После ухода крестоносцев Саладин двинулся на оставленные ими земли и 27 июля осадил стратегически важную Яффу, ранее отстроенную Ричардом.

Войско Саладина подорвало стены города, а осадные орудия обстреляли город огромными камнями. Защитники города храбро сражались: солдаты выкапывали подложенный порох и обстреливали осаждающих. Когда в стене окончательно была пробита брешь, гарнизон Яффы организовал в ней мощный щит, отбрасывая мусульман от стен города. В результате большое количество солдат Саладина были убиты. Половина войска айюбидов уже не могла сражаться, и только перспектива добычи удерживали их в строю.

30 июля 1192 года, не имея возможности более сопротивляться, осаждённые начали переговоры о сдаче города. Саладин принял выкуп за гарнизон и разрешил всем христианам беспрепятственно покинуть город вместе с движимым имуществом. Но войска айюбидов были разочарованы таким решением своего господина. Увидев богатства, выносимые христианами из города, измученное и жадное войско мусульман набросилось на них, вопреки запрету Саладина. Христиане окопались в цитадели, пока турки и курды грабили Яффу. Разгневанный Саладин приказал своим мамлюкам заблокировать выход из города, отобрать всю награбленную добычу, а грабителей казнить.

Ричард находился со своими главными силами в Акре, когда 29 июля получил сообщение об осаде Яффы. С небольшим войском он сразу на нескольких галерах отплыл на помощь городу; основное войско повел по суше Генрих, граф Шампанский, будущий король Иерусалима.

Битва при Яффе

Когда Ричард прибыл к берегу Яффы и увидел над городом мусульманский флаг, он ошибочно решил, что город пал. Один из защитников, доплывший до кораблей Ричарда, сообщил ему, что Яффа ещё держится. Со свойственной Ричарду беззаботностью он приказал подплыть как можно ближе к берегу; его войска спрыгнули в воду и побежали по берегу, где уже выстроились люди Саладина для битвы. Разгромив армию айюбидов на берегу, Ричард прорвал осаду и изгнал всех мусульман из города. Саладин с большими потерями вынужден был отступить.

В спешке Ричард стал восстанавливать городские стены, что было более необходимо, чем очищение города от трупов. Так как в городе было слишком много убитых, войску Ричарда пришлось расположиться лагерем у стен Яффы. Тем временем с остатками войск прибыл по морю Генрих Шампанский: по пути к Яффе он столкнулся с мусульманскими войсками в Кесарии, что и помешало ему быстро продвигаться. Из людей, приведённых им с собой, у него было только собственное сопровождение (вероятно не более 50 рыцарей), а также несколько сотен арбалетчиков. Рыцари также не привели с собой лошадей, в результате чего они все должны были сражаться пешими.

Саладин решил не ждать, пока к Ричарду подойдёт подкрепление из Кесарии, и напал на город. 4 августа 1192 года после наступления темноты, часть кавалерии Саладина атаковала лагерь Ричарда. Шпионы Ричарда заранее знали о нападении, поэтому христиане успели выстроиться в боевой порядок: рядом с каждым вторым рыцарем или пешим воином были расставлены арбалетчики. Когда айюбиды увидели боевой порядок войска Ричарда, остатки мужества их покинули и они не могли сражаться. Мамлюки самого Саладина предприняли атаку, но были обстреляны арбалетчиками и с большими потерями вынуждены были отступить. Остальное войско не стало атаковать, несмотря на перспективу разграбления города. Таким образом, Саладин вынужден был окончательно отступить.

Эпизод с даром Саладина

Описывая сражение при Яффе, некий Бернард рассказывает о любопытном эпизоде. В бою у Ричарда Львиное Сердце было чрезвычайно мало всадников, всего около 15 (по другим версиям 60) человек. Когда Саладину показали английского короля, командовавшими пешими воинами, тот воскликнул: «Как! Такой король стоит пешим среди своих людей! Это неприлично». Тогда Саладин отправил ему коня и поручил вестнику сказать, что такое лицо, как он, не должен оставаться пешим посреди своих людей в столь великой опасности. Вестник исполнил все, что приказал ему его властелин. Он явился к королю и представил ему коня от имени Салах ад-Дина. Король поблагодарил его, и потом приказал одному из своих воинов сесть на коня и проехать перед ним. Всадник дал коню шпоры и хотел его повернуть, но не мог, и конь унёс его против воли в лагерь сарацин. Саладин был весьма пристыжён этим обстоятельством и отправил к нему другого коня.

Последствия

Битва при Яффе была последним значимым столкновением в рамках Третьего крестового похода, по результатам которого Ричард Львиное Сердце и Салах ад-Дин вступили в переговоры: 2 сентября 1192 года было подписано перемирие на 3 года. Христианам дозволялось беспрепятственно посещать святые места. За Саладином оставался Иерусалим и Аскалон. Крестоносцам досталась узкая береговая полоса от Яффы до Тира.

Литература

• H. W. Koch: Illustrierte Geschichte der Kriegszüge im Mittelalter (1998), Bechtermünz Verlag, S. 60-61, ISBN 3-8289-0321-5.
• J. F. Verbruggen: The Art of Warfare in Western Europe During the Middle Ages: From the Eighth Century to 1340. Boydell Press, 1997.

Изображения

• [gravures.ru/photo/gjustav_dore/istorija_krestovykh_pokhodov/richard_the_lion_heart_delivering_jaffa/54-0-1588 Сайт о средневековой гравюре (gravures.ru). Густав Доре, серия Крестовые походы: гравюра 66, Высадка Ричарда Львиное Сердце у Яффы (Richard the Lion-Heart Delivering Jaffa)]

Отрывок, характеризующий Битва при Яффе

– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.