Памятник Тадеушу Костюшко (Варшава)

Памятник
Памятник Тадеушу Костюшко польск. Pomnik Tadeusza Kościuszki
Монумент Костюшко, 2010 год.
Страна	Польша Польша
Город Площадь	Варшава Железные ворота
Скульптор	Антон Попель (1910) Анна и Войцех Сековы (2010)
Архитектор	«American Art Foundry» и «Kyle Granite Company» (1910) Завод технических работ в Гливице (2010)
Строительство	2003—2010 годы
Высота	35 футов (10 метров)
Материал	бронза, мрамор

Памятник Тадеушу Костюшко (польск. Pomnik Tadeusza Kościuszki) — монумент 1910 года работы польского скульптора Антона Попеля, установленный в 2010 году в Варшаве — столице Польши.

Жизнь и борьба Костюшко

Анджей Тадеуш Бонавентура Костюшко (1746—1817) провел всю свою жизнь в борьбе за свободу и в США, и в своей родной Польше. Родившись в 1746 году в Меречевщине, в Великом княжестве Литовском (ныне Ивацевичский район, Брестская область, Белоруссия), он закончил Рыцарскую школу в Варшаве. После обучения инженерному и артиллерийскому делу во Франции, Костюшко был приглашён в Америку по рекомендации Бенджамина Франклина к генералу Джорджу Вашингтону для участия в революции. В 1776 году он был назначен полковником Континентальной армии, после чего, используя свои навыки в инженерном мастерстве, помог американским силам построить укрепления у Саратоги и Вест-Пойнта, а также вдоль реки Делавэр. В 1781 году Костюшко отвечал за транспортное обеспечение стратегического отступления генерал-майора Натаниэля Грина. В 1783 году Конгресс США возвёл его в звание бригадного генерала и даровал землю в штате Огайо. Впоследствии Костюшко продал это имущество и на вырученные деньги основал школу для афроамериканцев в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Тогда же он стал со-основателем Общества Цинцинната и членом Американского философского общества. В 1784 году Костюшко вернулся на родину и в 1789 году стал генерал-майором польской армии. В 1794 году он получил практически диктаторские полномочия, возглавив восстание за свободу Польши от России и одержав первую победу в сражении под Рацлавицами. Подойдя к Варшаве, Костюшко поддержал вооруженную борьбу сапожника Яна Килинского во время восстания 17—18 апреля 1794 года в результате которого русские войска были вынуждены покинуть столицу. После прибытия в Варшаву он приступил к укреплению города, а затем организовал долгосрочное и активное сопротивление русской и прусской армиям, длившееся с 10 июля по 6 сентября 1794 года. После поражения в битве под Мацеёвицами и жестокой расправы русских с поляками при осаде Праги, Костюшко был схвачен и посажен в тюрьму, но освобождён в 1796 году. В 1797 году он приехал в Америку, а в 1798 году обосновался во Франции. Костюшко продолжал бороться за свободу до самой своей смерти в 1817 году от последствий травм, вызванных падением с лошади в Швейцарии.

История

Инициатива установить памятник Костюшко в Варшаве была выдвинута после его смерти в 1817 году князем Адамом Ежи Чарторыйским, но царские власти не дали на это согласия. После восстановления независимости Польши маршал Юзеф Пилсудский оставил эту идею без внимания; уже после его смерти под руководством президента Варшавы Стефана Старжинского был подготовлен проект, представленный на международной художественной выставке в Париже, но начавшаяся война сорвала все планы. В общей сложности для строительства памятника было создано семь комитетов, которые встретив на своём пути различные трудности, в том числе финансовые проблемы и захватническую политику соседних стран, не реализовали свои намерения.

На том месте, где сейчас находится памятник Костюшко, 20 июля 1985 был открыт памятник «Погибшим на службе и обороне Народной Польши» (польск. Poległym w Służbie i Obronie Polski Ludowej), возведенный по заказу коммунистического правительства архитектором Яна Богдана Хмелевского на заводе технических работ в Гливице и представлявший собой «символическую группу солдат, членов ПРП и СБМ, милиционеров, членов добровольного резерва гражданской милиции, рабочих, крестьян и интеллигенции, поднимающих польского орла». Спустя 6 лет, в 1991 году он был демонтирован и разобран на 483 части, которые в настоящее время находятся в музее памятников ПНР в Руде-Слёнске

В 2003 году председатель Ассоциации строительства памятника Тадеушу Костюшко в Варшаве Мариан Марек Дроздовский начал обращаться к столичным институтам и различным компаниям, в том числе иностранным, с просьбой покрыть расходы на конкурс по созданию проекта монумента и его реализацию. На призывы откликнулся лишь коммерческий банк «Bank Handlowy», руководство которого вместе с американскими банками выделило один миллион злотых, но с просьбой соорудить на эти деньги в Варшаве копию вашингтонского памятника. Городской совет столицы при поддержке президента Варшавы Ханна Гронкевич-Вальц удовлетворил эту просьбу и издал соответствующее постановление, выделив ещё один миллион злотых. Копирование американского памятника был выполнено скульпторами Анной и Войцехом Сековыми из Кракова. Бронзовые элементы памятника были отлиты на заводе технических работ в Гливице, а основание и фундамент были сделаны предприятием «Piast». Некоторые критиковали будущий памятник за то, что его проект не был выбран по результатам конкурса, а стал «клоном американского памятника». Памятник представляет собой точную копию монумента «Бригадный Генерал Тадеуш Костюшко» польского скульптора Антона Попеля, открытого 11 мая 1910 года на Лафайет-сквер у Белого дома в Вашингтоне, округ Колумбия, США. Инициатива сооружения монумента принадлежала Польскому национальному альянсу и польским гражданам США, статуи отливались на производстве Жюля Берхема «American Art Foundry», а подрядчиком по возведения всего памятника был М. Дж. Фалви из «Kyle Granite Company». Тогда, участники церемонии открытия взяли на себя обязательство о том, что памятник Костюшко будет установлен в Варшаве после обретения Польшей независимости, однако к этому проекту вернулись лишь через сто лет.

27 сентября 2010 года состоялась закладка фундамента памятника. Торжественное открытие монумента состоялось 16 ноября 2010 года в присутствии президента Польши Бронислава Коморовского, президента Варшавы Ханны Гронкевич-Вальц, посла США в Польше Ли Файнстайна, президента банка «Bank Handlowy» Славомира Сикоры и председателя Ассоциации строительства памятника Мариана Марека Дроздовского. Коморовский отметил, что «Тадеуш Костюшко является знаковой фигурой для всей страны, всего польского народа. Костюшко является символом борьбы за свободу не только для нашего народа, но и в США. Он символизирует тот факт, что поляки могут работать и бороться, чтобы защитить свободу для самих себя и других стран. За вашу и нашу свободу». Несмотря на плохую погоду и малое число присутствующих жителей столицы, участники церемонии, в том числе представители местных школ, носящих имя Костюшко, в сопровождении почетного караула трёх родов войск возложили венки к монументу, который был освящён архиепископом Варшавы кардиналом Казимежом Нычем. Мемориал стал первым памятником Костюшко в Варшаве спустя 193 года после учреждения первого комитета по сооружению монумента.

Архитектура

Бронзовая статуя изображает генерала Костюшко в военной форме Континентальной армии, состоящей из длинного пальто с эполетами и поясом на талии, в высоких сапогах и шляпе. Сделав шаг вперёд правой ногой и положив на неё карту укреплений Саратоги в правой руке, он держит в левой руке меч. Скульптура стоит на вершине квадратного многоуровневого мраморного постамента, обращённого лицом на юг и украшенного со всех сторон бронзовыми статуями. Размеры скульптуры составляют 10 на 4 фута, а диаметр — 4 фута. Размеры постамента составляют 15 на 20 футов при диаметре в 20 футов. На северной стороне на вершине земного шара сидит орёл с распростёртыми крыльями, защищающий флаг, щит и меч, указывающий на Америку. На южной стороне орёл отчаянно борется со змеёй на вершине земного шара, показывающего Польшу. На восточной стороне расположены две фигуры, изображающие солдат Костюшко, одетых в американскую военную форму. Один из них держит в левой руке флаг, а рядом с его правой ногой лежит барабан. Правой рукой он развязывает веревку вокруг талии связанного американского солдата, символизирующего армию США. На западной стороне расположены две фигуры, изображающие солдат Костюшко, одетых в польскую военною форму. Один из них, лежа на земле, указывает вдаль своей правой рукой, желая вернуться на поле боя при поддержке польского солдата, одетого в крестьянскую одежду и символизирующего армию Польши. Единственным отличием от памятника в Вашингтоне является наличие на лицевой стороне постамента лишь одной надписи «TADEUSZ KOSCIUSZKO» и логотипа банка «Bank Handlowy», к 140-летию которого и было приурочено открытие монумента.

Вид спереди	Вид слева	Вид справа	Вид сзади

Расположение

Памятник стоит в центре площади Железных ворот перед дворцом Любомирских на главной линии исторического центра Варшавы — саксонской оси. Позади Костюшко возвышается строгое и изящное здание Центра международного развития.

Ссылки

• [www.um.warszawa.pl/o-warszawie/kompendium-wiedzy/pomnik-tadeusza-kosciuszki Памятник Тадеушу Костюшко]. Городской совет Варшавы.

Польша   Архитектура

Отрывок, характеризующий Памятник Тадеушу Костюшко (Варшава)

Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.