Микер, Ральф

Ральф Микер
Ralph Meeker
С Барбарой Стэнвик в фильме "Опасность" (1953)</span></td></tr>
Имя при рождении:	Ralph Rathgeber </td></tr>
Гражданство:	</td></tr>
Профессия:	актёр </td></tr>
Карьера:	1951-1980 </td></tr> </table> Ральф Микер (англ. Ralph Meeker, имя при рождении — Ralph Rathgeber) (21 ноября 1920 года — 5 августа 1988 года) — американский актёр кино, театра и телевидения 1950-70-х годов, более всего известный ролью частного детектива Майка Хаммера в фильме нуар «Целуй меня насмерть» (1955). «Крупный и крепкий», «суровый и серьёзный характерный актёр», Микер часто был вынужден браться за роли как героев, так и злодеев. Более всего «Микер известен созданием образов подлых злодеев и крутых парней» «За редким исключением Микер получал роли либо крепких парней по ту или другую сторону закона, либо трусоватых бандитов — как главный персонаж второго плана… Он, однако, оставил свой след высококлассным исполнением нескольких ролей». Его лучшими экранными работами были роль Майка Хаммера в «Целуй меня насмерть» и «создание душераздирающего образа приговорённого к смерти солдата в „Тропах славы“ (1957) Кубрика». В число его лучших фильмов входят также «„Кто-то любит меня“ (1952), „Обнажённая шпора“ (1953), „Резня в день Святого Валентина“ (1967) и „Детектив“ (1968)». Биография Ранние годы и начало театральной карьеры Ральф Микер (имя при рождении — Ральф Ратгебер) родился 21 ноября 1920 года в Миннесоте, и в 3-летнем возрасте вместе с родителями переехал в Чикаго. В 1938-42 годах он изучал драматическое искусство в Северо-Западном университете (расположенном в пригороде Чикаго Эванстоне), где вместе с ним учились будущие звёзды кино Чарльтон Хестон и Патриция Нил. Окончив университет со специализацией на музыке, Микер пошёл служить в военно-морской флот. Но вскоре он получил травму и был уволен с военной службы, после чего стал членом Объединённой службы организации досуга войск и отправился за рубеж, где выступал в мероприятиях военной культурной программы. После окончания войны в 1945 году Микер вернулся в Нью-Йорк и стал работать на Бродвее, получив небольшие роли в двух пьесах актёра и режиссёра Хозе Феррера — «Странный плод» (1945-46) и «Сирано де Бержерак» (1946-47). Оставаясь всё ещё сравнительно малоизвестным актёром, Микер заменил Марлона Брандо в роли Стенли Ковальски в спектакле по пьесе Теннесси Уильямса «Трамвай Желание» (1947-49, постановка Элиа Казана), выдав внушительную и впечатляющую игру, которая была высоко оценена критикой. По мнению ряда критиков, Микер «подошёл даже ближе к авторскому пониманию Стенли, чем могучий Брандо». После гастролей по стране со спектаклем «Трамвай Желание», Микер вернулся на Бродвей, где сыграл в военной драме «Мистер Робертс» (1948-51). Карьера в кино В 1951 году Микер дебютировал в кино, исполнив небольшую роль армейского сержанта в мелодраме Фреда Циннеманна «Тереза», съёмки которой проходили в Италии и Нью-Йорке. В том же году Микер сыграл в драме «Четверо в джипе» (1951), действие которой происходит в послевоенной Вене, где он в составе международного патруля союзнических войск помогает молодой паре скрыться от преследования советских войск после бегства их из лагеря для военнопленных. В 1952 году Микер сыграл несколько достаточно удачных ролей в низкобюджетных фильмах студии «Метро-Голдвин-Майер». Среди них роль популярного бродвейского актёра Бенни Филдса в музыкально-биографической драме «Кто-то любит меня», и роль страдающего психическими припадками ветерана войны, который не может найти своё место в мирной жизни, в психологической драме «Тень в небесах». В 1953 году Микер сыграл роль лос-анджелесского отчаянного начинающего копа-мотоциклиста, который ведёт охоту на убийцу своего коллеги в криминальной драме «Код два» (1953). В том же году Микер создал крепкий образ безжалостного, но в чём-то симпатичного беглого преступника в нуаровом триллере «Опасность» (1953), где его партнёршей была Барбара Стэнвик. Одной из лучших ранних экранных ролей Микера стала роль уволенного со службы бывшего кавалериста армии Севера в блестящем вестерне о мести «Обнажённая шпора» (1953) режиссёра Энтони Манна. Вместе с тремя другими персонажами, которых алчность и ненависть лишили человечности (их сыграли Джеймс Стюарт, Роберт Райан и Миллард Митчелл), Микер создал убедительный образ циничного и ожесточённого приспособленца. После двухлетнего пребывания на «Метро-Голдвин-Майер», Микер вернулся на Бродвей, где в 1953-54 годах сыграл главную роль в удостоенной Пулитцеровской премии пьесе Уильяма Инджа «Пикник». Исполнение Микером роли «развязанного, симпатичного и неординарного бродяги Хэла Картера в этом спектакле было высоко оценено критиками и принесло ему премию Союза нью-йоркских критиков в 1954 году». Однако когда было принято решение поставить по пьесе фильм, Микеру предпочли «способного принести большую прибыль Уильяма Холдена». Вышедший в 1955 году фильм «Пикник» был номинирован на шесть Оскаров, завоевав два. Позднее Микер утверждал, что он «сам с презрением отверг предложение студии „Коламбиа“ воспроизвести свою игру на экране, потому что считал ниже своего достоинства связывать себя студийным контрактом». Определяющей ролью в карьере Микера стала роль Майка Хаммера в фильме нуар «Целуй меня насмерть» (1955). В отличие от частных детективов в более ранних фильмах нуар, Майк Хаммер в исполнении Микера — это «в целом неприятный и отталкивающий персонаж, один из первых антигероев, которые начали появляться в фильмах 1960-х годов». Под руководством Роберта Олдрича, Микер «строит свой образ на впечатляющем контрасте привлекательного, красивого внешнего облика и таящегося внутри высокомерия, абсолютной безжалостности и алчности». После выхода на экраны у фильма возникли проблемы с цензурой, и Сенатская комиссия Кефовера даже назвала его «Угрозой номер один для американской молодёжи в 1955 году». Хотя «Целуй меня насмерть» с годами стал культовым, тем не менее, этот фильм не способствовал карьерному росту Микера. Последовал ряд второстепенных низкобюджетных фильмов, наиболее значимыми среди которых стали жестокий криминальный нуар «Тюрьма, США» (1955) и нуаровая мелодрама «Боевой шок» (1956). В первом фильме Микер сыграл роль алчного, кровавого и безжалостного бандита, который ради денег не останавливается ни перед чем, а во втором — роль талантливого художника и героя войны, обвинённого в убийстве официантки. Свою следующую значимую роль Микер получил в 1957 году в горестной антивоенной драме Стенли Кубрика «Тропы славы» (1957), действие которой происходит во Франции во время Первой мировой войны. Микер сыграл капрала Пари, одного из трёх французских пехотинцев, которые были случайным образом отобраны для показательной казни, после того, как их полк не выполнил смертельный и бессмысленный приказ. Микер смог убедительно передать «постепенное падение духа своего персонажа от демонстративной бравады до малодушного страха». В том же году Микер сыграл ворчливого, ненавидящего индейцев офицера-янки в вестерне Сэмюэла Фуллера «Полёт стрелы» (1957), и легкомысленного похитителя кинозвезды (Джейн Расселл) в криминальной комедии «Розовая ночная рубашка» (1957). Начиная с 1957 года, Микер стал активно сниматься на телевидении, вернувшись на большой экран только в 1961 году с двумя фильмами — «Нечто дикое» и «Ада». В психологической драме «Нечто дикое» он создал образ механика, который спасает от самоубийства студентку, и, влюбившись в неё, удерживает как пленницу в своём доме, что в итоге приводит к непредсказуемому сближению между ними. В политической драме «Ада» Микер исполнил менее значимую роль подручного одного из грязных высокопоставленных политиков. В спортивной драме «Стена шума» (1963) Микер предстал в роли владельца конюшни, который ведёт борьбу за первенство в скачках со своим бывшим помощником, уволенным за роман с его женой. В 1964-65 годах Микер вернулся на сцену в качестве члена репертуарного театра Линкольн-центра в Нью-Йорке, где сыграл в спектакле по пьесе Артура Миллера «После грехопадения» (1964-65), которую поставил Элиа Казан. В конце 1960-х годов Микер возобновил работу в кино, сыграв в двух значимых фильмах — «Резня в день Святого Валентина» Роджера Кормана и «Грязная дюжина» Роберта Олдрича (оба — 1967). В криминальной драме «Резня в день Святого Валентина» он исполнил роль чикагского гангстера Джорджа «Багса» Морана, банду которого уничтожает Аль Капоне. В военной экшн-драме «Грязная дюжина» военный психолог в исполнении Микера проводит психологический анализ уголовников, отобранных в диверсионный отряд для проведения рискованной операции в тылу врага. После этого в нео-нуаровой криминальной драме «Детектив» (1968) Микер сыграл одного из коллег полицейского детектива (Фрэнк Синатра), вскрывающего коррупционную сеть в нью-йоркской полиции. Затем он предстал в образе капитана полиции в криминальном триллере Сидни Люмета «Плёнки Андерсона» (1970), где профессиональная банда во главе с Шоном Коннери пытается осуществить ограбление нескольких квартир в богатом многоквартирном доме. В 1970 году Микер также исполнил роль отца преступного семейства, занимающегося нелегальным производством виски, в криминальном триллере Джона Франкенхаймера «Переступить черту» с Грегори Пеком в роли противостоящего ему шерифа, влюбившегося в его дочь. В криминальном триллере «Брэнниган» (1975) с Джоном Уэйном в главной роли он вновь сыграл капитана полиции. Последующие фильмы Микера 1970-х годов были по уровню заметно ниже его работ в 1950-60-е годы. В 1978 году Микер выступил продюсером и сыграл вместе с Айдой Лупино главные роли в криминальной драме «Мои мальчики – хорошие мальчики» (1978). Свою последнюю роль в кино Микер сыграл в малоинтересном фантастическом фильме ужасов «Без предупреждения» (1980). Карьера на телевидении С конца 1950-х годов Микер стал всё больше сниматься на телевидении, получая достаточно много выгодных предложений. В 1955 году Микер вместе с Верой Майлз сыграл главные роли в первом фильме телепрограммы «Альфред Хичкок представляет». Позднее он исполнил главные роли ещё в трёх фильмах этой программы. В 1958 году он сыграл в одном эпизоде вестерн-сериала «Колесо повозки», а в 1959 году в другом вестерн-сериале — «Техасец». В 1959-60 годах Микер играл главную роль гавайского военного следователя в телесериале «Не по найму». Однако, этот сериал вышел одновременно с похожим сериалом «Гавайский сыщик» (1959), в результате чего его производство было прекращено после выхода всего 39 эпизодов. После этого Микер исполнял разовые роли в других сериалах, одной из наиболее заметных среди них стала роль грубого магната, который обнаруживает доисторическое земноводное чудовище в фильме сериала «За гранью возможного» (1963). Он также сыграл бывшего детектива в одном эпизоде криминального сериала «Айронсайд» (1967), агента ФБР в телефильме «Ночной преследователь» (1972), инспектора полиции в телефильме «Девушка в позднем, позднем шоу» (1974) и лейтенанта полиции в хоррор-детективе «Мёртвые не умирают» (1975). «В его галерею рычащих и раздражённых представителей закона можно также добавить разовые роли в телесериалах „Новобранцы“ (1972), „Гарри O“ (1973) и „Полицейская история“ (1973-75, 3 серии)». Личная жизнь Микер был женат дважды. В 1964-66 годах он был женат на актрисе Саломее Дженс, второй брак c актрисой и продюсером Коллин Микер продлился до его смерти в 1988 году. Последний год жизни он провёл в Загородней больнице кино и телевидения в Вудленд-Хиллс, Лос-Анджелес, где умер в возрасте 67 лет от сердечного приступа. Фильмография Кино 1951 — Четверо в джипе / Die Vier im Jeep — Сержант Уильям Лонг 1951 — Тереза / Teresa — Сержант Доббс 1952 — Аллея славы / Glory Alley — Сокс Барбаросса 1952 — Тень в небесах / Shadow in the Sky — Берт 1952 — Кто-то любит меня / Somebody Loves Me — Бен «Бенни» Филдс 1953 — Обнажённая шпора / The Naked Spur — Рой Андерсон 1953 — Опасность / Jeopardy — Лоусон 1953 — Код два / Code Two — Чак О’Флэйр 1955 — Тюрьма, США / Big House, U.S.A. — Джерри Баркер 1955 — Целуй меня насмерть / Kiss Me Deadly — Майк Хаммер 1955 — Пески пустыни / Desert Sands — Капитан Дэвид Малколм 1956 — Боевой шок / A Woman’s Devotion — Тревор Стивенсон 1957 — Тропы славы / Paths of Glory — Капрал Филипп Пари 1957 — Полёт стрелы / Run of the Arrow — Лейтенант Дрисколл 1957 — Розовая ночная рубашка / The Fuzzy Pink Nightgown — Майк Валла 1961 — Ада / Ada — Полковник Йенси 1961 — Нечто дикое / Something Wild — Майк 1963 — Стена шума / Wall of Noise — Мэтт Рубио 1967 — Грязная дюжина / The Dirty Dozen — Капитан Стюарт Киндер 1967 — Резня в день Святого Валентина / The St. Valentine’s Day Massacre — Джордж Кларенс «Багс» Моран 1967 — Добрый великан / Gentle Giant — Фог Хэнсон 1968 — Детектив / The Detective — Карэн 1969 — Дьявольская восьмёрка / The Devil’s 8 — Бёрл 1970 — Переступить черту / I Walk the Line — Карл МкКейн 1971 — Плёнки Андерсона / The Anderson Tapes — Дилейни 1972 — Клетка счастья / The Happiness Cage — Майор 1973 — Любовь приходит незаметно / Love Comes Quietly — Бен Хексма 1975 — Джонни Огненное облако / Johnny Firecloud — Колби 1975 — Брэнниган / Brannigan — Капитан Моретти 1976 — Пища богов / The Food of the Gods — Бенсингтон 1978 — Гонщики / Hi-Riders — Майк 1978 — Инцидент Альфа / The Alpha Incident — Чарли 1978 — Мои мальчики — хорошие мальчики / My Boys Are Good Boys — Берт Мортон 1979 — Зима приносит смерть / Winter Kills — Геймбой Бейкер 1980 — Без предупреждения / Without Warning — Дейв Напишите отзыв о статье "Микер, Ральф" Примечания Ссылки [www.allmovie.com/artist/ralph-meeker-p48205 Ральф Микер] на сайте Allmovie [www.tcm.com/tcmdb/person/129167%7C127121/Ralph-Meeker/ Ральф Микер] на сайте Turner Classic Movies

Отрывок, характеризующий Микер, Ральф

– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.