Расизм в США
Расизм в США существовал с самого основания государства. Общество, основанное белыми людьми, различающимися по своим национальным и религиозным признакам, сильно отличалось своим отношением к другим группам. Основными жертвами расизма стали небелые коренные жители — индейцы и негры-рабы, то есть афроамериканцы. Юридически гражданские права распространялись только на белое население. Но, несмотря на это, непротестантское белое население — итальянцы, испанцы, французы, греки, часть немцев, голландцев, ирландцы, поляки, евреи — становились жертвами ксенофобии со стороны протестантов на бытовом уровне. Их протестантское большинство считало «чужими белыми».
Содержание
В XVI—XIX веках
До того, как рабство в колониальной Америке стало полностью основываться на цвете кожи, тысячи африканских рабов обслуживали европейских колонистов совместно с белыми и индейскими рабами. Иногда негры после отработки срока рабства получали свободу и земельный надел, то есть становились землевладельцами.
В 1676 году началось восстание против губернатора Вирджинии и системы эксплуатации бедных колонистов богатыми землевладельцами, которое возглавил Натаниэль Бэкон. После его смерти от болезни революция потеряла руководителя, но Бэкон получил широкую поддержку в среде рабов, и в результате они всё же добились того, что теперь только негры могли использоваться в качестве рабов, а белым были обещаны разные выгоды.
Эти решения положили начало длительному периоду «чёрного рабства», когда негры использовались для сельскохозяйственных работ, особенно в производстве хлопка и табака.
На Севере рабство было гораздо меньше распространено — обычно в виде домашних слуг.
Хотя Конгресс США запретил привоз новых рабов из Африки в 1808 году, эта практика существовала как минимум ещё полвека. В 1844 году, отвечая на протесты европейских государств против работорговли, госсекретарь США Кэлхун отвечал, что данные науки якобы свидетельствуют о коренных отличиях чернокожих от белых, и поэтому «существующие отношения между расами» наиболее благоприятны[1]. Рабство было номинально отменено в 1863 году Авраамом Линкольном, а фактически 13-й поправкой к Конституции США, которая была принята в 1865 году. Но и после отмены рабства расизм долго существовал в форме раздельного обучения, мест «только для белых», законов Джима Кроу и т. д.
Во второй половине XIX века в США (как и в Европе) получают распространения идеи социал-дарвинизма и евгеники. В конце XIX — первой половине XX века утверждения о неспособности одних рас и наций к культурному развитию и «избранности» других были нередки в американской научной литературе. Был издан ряд актов, поощрявших иммиграцию представителей германских народов. В ряде штатов были запрещены межрасовые браки[1]. Ярко выраженный расистский характер носила политика предоставления гражданства США в XVIII — первой половине XX веков. Изначально, в XVIII веке было установлено, что среди мигрантов американское гражданство могли получить только свободные представители «белой» расы[2]. В 1870 году право получения гражданства также было предоставлено выходцам из Африки[2]. Однако лицам, принадлежавшим к монголоидной расе, а также индийцам, было долгое время законодательно запрещено (в том числе законом 1870 года) предоставлять американское гражданство. В 1922—1923 годах Верховный суд США запретил натурализацию в США сначала японцам (как не являющимися белыми), а затем индийцам, уточнив, что белым является человек «белый в общепринятом, а не научном смысле»[3]. В 1917 году была полностью запрещена иммиграция из «ограниченной азиатской зоны» (60° восточной долготы, 165° западной долготы, 26° южной широты)[4].
В XX веке
Существенный прогресс в преодолении расизма в США наметился в 1960-е годы, когда в результате успехов движения борьбы за гражданские права, были приняты существенные политические и социально-экономические меры, обеспечивающие равенство и преодоление вековой пропасти, отделявшей афроамериканцев, американских индейцев и другие меньшинства от основного течения американской жизни.
См. также
Напишите отзыв о статье "Расизм в США"
Примечания
- ↑ 1 2 М. Левин, Я. Рогинский, Н. Чебоксаров. Англо-американский расизм. // Советская этнография, 1949, № 1. — С. 18-47.
- ↑ 1 2 Филиппенко А. А. [mgimo.ru/science/diss/filippenko-aa.php Проблемы иммиграционной политики США в период 1990—2015 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук.] — М., 2015. — С. 25.
- ↑ Филиппенко А. А. [mgimo.ru/science/diss/filippenko-aa.php Проблемы иммиграционной политики США в период 1990—2015 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук.] — М., 2015. — С. 39.
- ↑ Филиппенко А. А. [mgimo.ru/science/diss/filippenko-aa.php Проблемы иммиграционной политики США в период 1990—2015 гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук.] — М., 2015. — С. 37.
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Расизм в США
В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
