Северная диалектная зона

Се́верная диале́ктная зо́на — одна из диалектных зон русского языка, охватывающая значительную часть территории северного наречия за исключением её юго-восточной части (где локализуются говоры Костромской группы), а также занимающая большую часть территории западных среднерусских говоров, исключая южные районы Псковской группы и Селигеро-Торжковских говоров.

Особенности размещения диалектной зоны

Языковые явления северной зоны группируются в два различных по охвату ареала, выделенные двумя пучками изоглосс. Близко расположенные друг к другу пучки изоглосс в их протяжении с востока к центральной части, начинают значительно расходиться в своих западных отрезках. Сходством языковых комплексов двух пучков изоглосс является то, что они включают в себя все говоры северного наречия кроме Костромской группы, а их отличием является то, что языковой комплекс I пучка изоглосс северной диалектной зоны охватывает большую часть территории западных среднерусских говоров, продвигаясь значительно на запад и юго-запад, а изоглоссы II пучка характеризуют только группы говоров северного наречия. Таким образом, особенностью западных среднерусских говоров является отсутствие в них диалектных явлений II пучка изоглосс, а особенностью говоров Костромской группы является отсутствие в ней всех диалектных явлений северной зоны (в отличие от других говоров северного наречия). Совмещение изоглосс I и II пучка разграничивает ареалы Вологодской и Костромской групп говоров, усиливая их обособление друг от друга в пределах восточной части говоров северного наречия. Изоглоссы северной зоны, пересекаясь с изоглоссами северо-западной и юго-западной диалектных зон, занимают территорию распространения западных среднерусских говоров. Северная диалектная зона включает в себя все периферийные говоры северного наречия и почти не охватывает говоры, которые с севера примыкают к говорам центрального типа.

Языковые черты диалектной зоны

Территорию распространения групп говоров, входящих в северную диалектную зону, составляет совмещение небольшого числа ареалов языковых явлений. Северная зона полностью охватывает северо-западную зону и накладывается на северные части западной и северо-восточной диалектных зон, таким образом разделяя большинство их языковых черт в своих западных и восточных частях. Северная зона не включает в свой состав большую часть говоров центрального типа, расположенных в северном наречии, исключая окраинные ареалы некоторых языковых явлений.

I пучок изоглосс

К числу основных диалектных явлений I пучка изоглосс относят такую наиболее известную и устойчивую черту северных русских говоров как распространение слов баско́й, ба́ский, баско́, баса́ (красивый, красиво, красота). Среди других диалектных явлений отмечаются: Произношение с мягкими согласными н' и с' прилагательных с суффиксами -ск-: же́[н']ский, ру́[с']ский и т. п. (в центральной части северной зоны распространение этого явления нерегулярно). Склонение существительного сосна с постоянным ударением на основе: со́сны, со́сну, со́сна. Распространение безличных предложений с главным членом — страдательным причастием и объектом в форме винительного пад.: всю карто́шку съе́дено (см. изоглоссу на карте). Распространение слов: паха́ть (подметать пол), жи́то (ячмень), ципля́тница, ципляту́ха, ципляти́ха (наседка), словоформы свекро́вка и др.

II пучок изоглосс

Среди диалектных явлений II пучка изоглосс отмечаются: Употребление именительного пад. существительных жен. рода с окончанием -а в качестве прямого дополнения при инфинитиве: пошёл ко́сить трава́, копа́ть карто́шка и т. д. Распространение словоформы дерев’о́н (родительный пад. мн. числа) (также эти две черты в виде островных ареалов распространены в говорах Гдовской группы). Распространение конструкций с повторяющимся словом да при однородных членах предложения: прополо́ли карто́шку да, све́клу да, лук да (см. изоглоссу на карте). Употребление формы родительного пад. имени при главном члене, являющемся спрягаемой формой глагола: есть у нас таки́х пе́сен. Распространение следующих слов: пару́ха, пару́нья (наседка), мураши́ (муравьи) и др.

См. также

• Диалектные зоны русского языка

Отрывок, характеризующий Северная диалектная зона

Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.