Западные среднерусские акающие говоры

За́падные среднеру́сские а́кающие го́воры — одно из двух ответвлений западных среднерусских говоров, занимающее южную часть их территории (от северного ответвления отделено изоглоссами различения и неразличения гласных неверхнего подъёма в первом предударном слоге). Западные среднерусские акающие говоры сближаются с южнорусским наречием (в том числе по наличию в них аканья) и имеют ряд языковых черт, сходных с чертами говоров белорусского языка (местоимение 3-го лица муж. рода [йон], яканье, наличие аффрикат [дз'] — [ц'] в соответствие [д'] — [т'] в Псковских говорах и др.).

Общая характеристика и область распространения

Территория распространения западных среднерусских акающих говоров разделяется на западную и восточную части, разграничиваемые в районе озера Селигер и верхнего течения Волги. Для западных говоров характерны некоторые диалектные явления северного и южного наречий, которые отсутствуют в восточных говорах. Также расположение диалектных явлений западной и юго-западной диалектных зон разделяет акающие говоры таким образом, что часть диалектных явлений юго-западной зоны, и некоторые явления западной зоны, распространены в западной части акающих говоров и неизвестны в восточной части. Такая неоднородность распространения диалектных явлений позволяет выделить на территории западных среднерусских акающих говоров диалектные подразделения:

1. Псковская группа говоров (рассматривается как самостоятельная группа по наличию в ней определённого ярко выраженного языкового комплекса).
2. Селигеро-Торжковские говоры (не образует отдельной группы, так как не объединяется единым комплексом языковых черт).

Акающие говоры размещаются в южных районах западных среднерусских говоров, занимая территории Псковской области, кроме её крайней северной и крайней южной частей, небольшую часть юга Новгородской области, центр и северо-запад Тверской области.

Особенности говоров

Для акающих говоров характерны все языковые черты, объединяющие западные среднерусские говоры, за исключением некоторых черт, отсутствующих в Селигеро-Торжковских говорах.

Также акающим говорам присущи ряд других, общих для них, диалектных явлений, характерных для южнорусского наречия: Неразличение гласных в первом предударном слоге после твёрдых и мягких согласных, являющееся основным признаком этих говоров, а также произношение слова когда с согласным г того или иного образования или без согласного: ко[г]да́, кода́, ко[γ]да́, а не ко[в]да́, ко[л]да́ как в западных среднерусских окающих говорах, распространение формы родительного падежа ед. числа с окончанием -е (-и) у существительных жен. рода с окончанием -а и твёрдой основой (отсутствует в северной части территории акающих говоров): у жен[е́], с рабо́т[и] и т. п.

Диалектные черты, распространённые только в западной части акающих говоров:

• Диалектные черты, характерные для севернорусского наречия:

Произношение прилагательного толстый с окончанием -ой под ударением: толсто́й, распространение глагола ора́ть (пахать) и др.

• Диалектные черты, характерные для южнорусского наречия:

Распространение форм родительного — винительного пад. ед. числа личных и возвратных местоимений с окончанием -ê: мен[ê], теб[ê], себ[ê], и форм дательного — предложного пад. с окончанием -ê: мн[ê], [тобê], [собê]. Употребление окончания -т' глаголов 3-го лица наст. времени ед. и мн. числа: он но́си[т'], они но́с`я[т'], произношение слов пшено, пшеница со вставным гласным: [па]шенó, [па]шени́ца и др.

• Диалектные черты, характерные для западной диалектной зоны:

Формы местоимений 3-го лица с начальным j: [йон], [йона́], [йоно́], [йоны́]. Распространение конструкции с предлогом с или з в случаях типа прие́хал з го́рода, вы́лез с я́мы в соответствии с предлогом из и др.

• Диалектные черты, характерные для юго-западной диалектной зоны:

Наличие гласного в позиции первого предударного слога перед начальным сочетанием сонорного с последующим согласным: [иржи́] (ржи), [ил'ну́] (льну), [аржи́] (ржи), [ал'ну́] (льну) и др. Употребление в перед начальными о и у: [во́]сен' (осень), [ву́]тка (утка) и т. п. Особый тип чередования е — о в формах глаголов наст. времени I спряжения: нес[е́]ш, нес[е́]т, нес'[о́]м, нес[е́]те и др. Случаи замены предлога у, а также гласного у в начале слова согласным в: в нас (у нас), в с'остры́ (у сестры), вчи́тел' (учитель), встречающиеся также в говорах Гдовской группы и т. д.

См. также

• Среднерусские говоры
• Западные среднерусские говоры

Литература

1. Русская диалектология, под редакцией Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой, М.: Наука, 1964
   
2. Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Под ред. Р. И. Аванесова и С. В. Бромлей, вып. 1. Фонетика. М., 1986; вып. 2. Морфология. М., 1989; вып. 3, ч. 1. Лексика. М., 1998

Отрывок, характеризующий Западные среднерусские акающие говоры

Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.