Седулин, Эрнест Жанович

Эрнест Жанович Седулин
Дата рождения	13 февраля 1898(1898-02-13)
Место рождения	Фрауэнбург, Курляндская губерния, ныне Салдусский край, Латвия
Дата смерти	3 октября 1946(1946-10-03) (48 лет)
Место смерти	Ленинск-Кузнецкий, Кемеровская область
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1915 — 1937 годы 1939 — 1945 годы
Звание
Командовал	160-я стрелковая дивизия 324-я стрелковая дивизия 8-я гвардейская стрелковая дивизия 90-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Конфликт на КВЖД Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды:

Эрнест Жанович Седулин (13 февраля 1898 года, Фрауэнбург, Курляндская губерния, ныне Салдусский край, Латвия — 3 октября 1946 года, Ленинск-Кузнецкий, Кемеровская область) — советский военный деятель, Генерал-майор (20 декабря 1943 года).

Начальная биография

Эрнест Жанович Седулин родился 13 февраля 1898 года во Фрауэнбурге Курляндской губернии ныне Салдусского края Латвии.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В июне 1915 года был призван в ряды Русской императорской армии, после чего был направлен в состав Финляндского 20-го Драгунского полка (11-я армия), после чего принимал участие в ходе боевых действий на Северном фронте. За боевые заслуги Седулин был произведён в старшие унтер-офицеры. В ноябре 1916 года был переведён в 1-й конный полк в Петрограде.

В октябре 1917 года вступил в отряд Красной гвардии по охране объектов Петрограда, а в апреле 1918 года был направлен красноармейцем в состав 1-го Петроградского конного полка (13-я кавалерийская дивизия), после чего принимал участие в боевых действиях на Восточном фронте против чехословацкого корпуса и войск под командованием адмирала А. В. Колчака.

В июне 1920 года был направлен на учёбу на 8-е Сибирские кавалерийские курсы, дислоцированные в Бийске. Во время учёбы принимал участие в ходе подавления кулацкого восстания в Омской губернии. После окончания курсов в августе 1921 года Седулин был назначен на должность командира взвода этих же курсов.

Межвоенное время

В апреле 1922 года был назначен на должность инструктора кавалерийского дела 5-й инженерной школы среднего начсостава, дислоцированной в Томске, а в октябре того же года — на должность командира взвода специального класса на 8-х Сибирских кавалерийских курсах, а с января 1923 года служил в 21-й стрелковой дивизии на должностях командира взвода и начальника команды конных разведчиков 62-го стрелкового полка. В сентябре 1926 года был направлен на учёбу на Сибирские повторные курсы, дислоцированные в Иркутске, после окончания которых в августе 1927 года вернулся на прежнюю должность. В декабре того же года был назначен на должность помощника командира, затем — на должность командира отдельного эскадрона 21-й стрелковой дивизии. С июля 1929 года по январь 1930 года принимал участие в боевых действиях в ходе конфликта на КВЖД.

В 1931 году вступил в ряды ВКП(б).

В сентябре 1932 года был назначен на должность начальника 2-го отделения штаба 21-й стрелковой дивизии, в марте 1935 года — на должность помощника начальника 3-го отделения 1-го отдела штаба Приморской группы войск ОКДВА, а в феврале 1937 года — на должность начальника 2-го отделения и временно исполняющего должность начальника штаба 45-го стрелкового корпуса, однако с августа того же года Седулин находился под следствием органов НКВД и затем был уволен в запас. В декабре 1939 года был вновь призван в ряды РККА, после чего был назначен на должность начальника отделения тыла штаба 71-й стрелковой дивизии (Сибирский военный округ), дислоцированной в Кемерово, в августе 1940 года — на должность помощника начальника учебного отдела Канского пехотного училища, в апреле 1941 года — на должность начальника 1-го отделения штаба 201-й стрелковой дивизии (Сибирский военный округ), а в июне того же года — на должность начальника штаба 209-й моторизированной дивизии (Западный военный округ), дислоцированной в городе Ивье.

Великая Отечественная война

С началом войны Седулин находился на прежней должности. Дивизия вела оборонительные боевые действия в районе города Лида, а затем отступала к Минску, однако к 28 июня, когда дивизия подошла к городу, он уже был занят войсками противника, после чего личный состав дивизии отдельными отрядами, один из которых возглавил Седулин, пытался прорваться по направлении к Березине и далее на могилёвском направлении. После прорыва окружения в районе Могилёва отряд под командованием Седулина соединился с 73-й стрелковой дивизией, при этом личный состав отряда вышел с оружием и документами. После выхода из окружения Седулин проходил проверку при штабе 20-й армии, после чего в октябре 1941 года был назначен на должность заместителя командира 222-й стрелковой дивизии (33-я армия) и принимал участие в ходе оборонительных боевых действий на Наро-Фоминском направлении, а затем в контрнаступлении под Москвой, а также при освобождении Наро-Фоминска, Боровска и пгт Верея.

В июле 1942 года Седулин был назначен на должность командира 160-й стрелковой дивизии, которая принимала участие в боевых действиях южнее Козельска. В середине сентября дивизия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования в районе Плавск, после чего была включена в состав 3-й танковой армии и с начала января по конец февраля 1943 года принимала участие в ходе Острогожско-Россошанской и Харьковской наступательных операций, а также при освобождении Харькова. За умелое командование вверенными ему войсками и проявленные при этом мужество и героизм Эрнест Жанович Седулин был награждён орденом Красного Знамени.

28 апреля 1943 года был назначен на должность командира 324-й стрелковой дивизией, которая в октябре того же года форсировала реку Проня, захватив плацдарм на западном берегу реки в районе села Завад-Вировая. В ноябре Седулин был ранен, после чего был направлен в госпиталь. После выздоровления 29 мая 1944 года был назначен на должность командира 8-й гвардейской стрелковой дивизии, однако уже 8 июня того же года был назначен на должность командир 90-го стрелкового корпуса, который участвовал в ходе Режицко-Двинской, Мадонской и Рижской наступательных операций, а также при освобождении городов Прейди и Рига.

В начале января 1945 года генерал-майор Эрнест Жанович Седулин был направлен в госпиталь по болезни и после выздоровления с февраля вновь командовал 90-м стрелковым корпусом, который принимал участие в ходе Кёнигсбергской наступательной операции. За умелое руководство корпусом в этой операции генерал-майор Э. Ж. Седулин был награждён орденом Суворова 2 степени.

Послевоенная карьера

В августе 1945 года генерал-майор Эрнест Жанович Седулин был освобождён от должности по болезни и в декабре того же года был уволен в отставку. Умер 3 ноября 1946 года в Ленинском-Кузнецком (Кемеровская область).

Награды

• Орден Ленина;
• Три ордена Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени;
• Орден Кутузова 2 степени;
• Орден Отечественной войны 1 степени;
• Орден Красной Звезды;
• Медали;

Иностранные награды

• Командор Ордена Британской Империи (Великобритания, 1944)

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 506—508. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Седулин, Эрнест Жанович

Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.