Сорокин, Валентин Васильевич
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 30 марта 2015 года. |
| Сорокин Валентин Васильевич | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1950 — настоящее время |
| Направление: | |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
рассказ «Поэт» |
| Премии: |
|
| Награды: |
|
Валенти́н Васи́льевич Соро́кин (род. 1936) — советский и российский поэт и публицист.
Содержание
Биография
Родился 25 июля 1936 года на хуторе Ивашла (ныне Башкортостан) в многодетной семье лесника. Родители — Василий Александрович и Анна Ефимовна Сорокины. Отец с Великой Отечественной войны вернулся инвалидом, старший брат погиб в результате несчастного случая. В 14 лет уходит из родительского дома и поступает в фабричное училище. Десять лет работал в мартеновском цехе оператором электрокрана на Челябинском металлургическом заводе[1].
Закончил вечернюю школу и горно-металлургический техникум.
В 1962 году приезжает в Москву для учёбы на Высших литературных курсах. За стихи русского, патриотического направления, подвергается многолетнему прессингу со стороны КГБ[2]. Окончив ВЛК, в 1965—1967 годах Сорокин заведует отделом поэзии в саратовском журнале «Волга». В 1968—1969 ведёт отдел очерка и публицистики в журнале «Молодая гвардия».
В 1970—1980 гг. Валентин Сорокин - главный редактор издательства «Современник»[3].
Начиная с 1978 года на Сорокина и других руководителей «Современника» начинаются гонения со стороны властей. Его лишают квартиры, выносят на обсуждение КПК[4]. По утверждению публициста А. Байгушева, гонения на Сорокина начались из-за выступлений против всесильной советской цензуры[5].
С 1983 по 2014 гг. Сорокин руководил Высшими литературными курсами[6].
В 1990 году подписал «Письмо 74-х».
После распада СССР Сорокин трудится в качестве сопредседателя Союза писателей России, затем работал заместителем председателя исполкома Международного сообщества писательских союзов.
Творчество
Первые публикации были в районной, затем в областной прессе. В 1957 году его стихи включает в альманах Н. Воронов, в 1960 году выходит первая книга «Мечта», некоторые стихи из которой позволили критикам отнести Сорокина к «рабочим поэтам». Однако в 1962 году вышло два сборника стихов «Мне Россия сердце подарила» и «Я не знаю покоя», где лирический герой ставит перед собой совсем другие проблемы.
В 1962 году по рекомендации Л. С. Соболева, Б. А. Ручьёва и В. Д. Фёдорова Сорокин вступает в СП СССР.
В 1970-х годах Сорокин пишет ряд поэм «Евпатий Коловрат», «Пролетарий», «Дмитрий Донской», «Сейитназар», «Красный волгарь», «Две совы», «Золотая».
В 1980-х годах Сорокин неоднократно пытается опубликовать большую эпическую поэму «Бессмертный маршал» (о Г. К. Жукове), дописанную им ещё в 1978 году, однако из-за соображений политической цензуры из неё убирались сотни и тысячи строк. Полностью впервые она была опубликована только в 1989 году[7].
В конце 1980-х-начале 1990-х Сорокин издает серию очерков о погибших русских поэтах — С. А. Есенине, Б. П. Корнилове, П. Н. Васильеве, Н. М. Рубцове и др., которые впоследствии вошли в документально-публицистическую книгу «Крест поэта» (1995). Также пишет серию очерков о многих современных поэтах и писателях: Б. А. Ручьёве, Л. К. Татьяничевой, В. Федорове, П. Л. Проскурине , Ю. В. Бондареве , Е. А. Исаеве , В. Семакине, И. Шевцове, Н. П. Воронове, И. Акулове, М. Львове, Д. М. Ковалеве, В. Ф. Бокове , С. Куняеве, А. Маркове, А. А. Прокофьеве, В. Богданове, В. И. Машковцеве, А. Филатове, С. Викулове, С. Поделкове, В. Кочеткове, Ю. Л. Прокушеве, О. Шестинском, С.Соколкине и др.
Стихи Валентина Сорокина переведены на многие европейские языки, на арабский, японский и хинди.
Сочинения
- Мечта: Стихи. Челябинск, 1960.- 36 с., 2 000 экз.
- Я не знаю покоя: Стихи. Челябинск, 1962. — 152 с., 7 000 экз.
- Мне Россия сердце подарила: Стихи. Челябинск, 1963. - 208 с., 10 000 экз.
- Ручное солнце: Стихи. М., Советский писатель, 1963; — 80 с., 9 000 экз.
- Лирика: Стихи. Челябинск, ЮУКИ, 1966 - 124 с., 10 000 экз.
- Избранная лирика. / Вс. ст. Михаила Беляева, М., Молодая гвардия, 1966; 32 с., 175 000 экз. (Б-чка избранной лирики).
- Разговор с любимой: Стихи и поэмы. Саратов, 1968. - 108 с., 5 000 экз.
- Голубые перевалы: Стихи. М., Советский писатель, 1970. - 144 с., 10 000 экз.
- Лирика. Челябинск, ЮУКИ, 1970. - 140 с., 10 000 экз.
- Проплывают облака: Стихи. М., Советская Россия, 1971; — 80 с., 20 000 экз.
- Старое и новое. М., Малыш, 1971; — 16 с., 150 000 экз.
- За журавлиным голосом: Стихи и поэмы. М., Московский рабочий, 1972. - 192 с., 20 000 экз.
- Клик. Стихотворения и поэмы. М., Молодая гвардия, 1973; — 168 с., 40 000 экз.
- Огонь: Поэмы. М., Современник, 1973; — 240 с., 20 000 экз.
- Грустят березы; Стихи. М., Правда, 1974; 32 с., 100 000 экз. (Б-ка "Огонёк")
- Признание: Стихи, поэмы. / Вст. ст. М. Львова. М., Советский писатель, 1974; — 184 с., 20 000 экз.
- Петино солнышко: Стихи. М., Малыш, 1974; — 18 с., 150 000 экз.
- Багряные соловьи: Стихотворения. М., Советская Россия, 1976. - 336 с.; 20 000 экз.
- Озерная сторона: Стихи и поэмы. / Послеслов. Бор. Леонова, М., Воениздат, 1976; — 256 с., 20 000 экз.
- Плывущий Марс: Стихотворения и поэмы. М., Молодая гвардия, 1977; — 224 с., 65 000 экз.
- Избранное: Стихотворения и поэмы. М., Художественная литература, 1978. - 288 с; 25 000 экз.
- Я шел к тебе: Стихи. Челябинск, ЮУКИ, 1979 - 120 с.
- Лирика: Стихотворения и поэмы. / Вс. ст. Б. Примерова, М., Советская Россия, 1979; — 400 с., 25 000 экз.
- Первый ветер: Стихи. Уфа, 1981;
- Хочу быть ветром: Стихотворения и поэмы. М., Советский писатель, 1982; — 176 с., 20 000 экз.
- Посвящение: Избранное. М., Молодая гвардия, 1982; — 368 с., 60 000 экз.
- Посреди холма: Стихотворения и поэмы. М., Современник, 1983; — 424 с., 20 000 экз.
- Лирика: Стихи и поэмы. М., Советский писатель, 1986; — 416 с., 28 500 экз.
- [www.hrono.ru/libris/lib_s/blago00.php Благодарение. Поэт о поэтах]: Портреты писателей, очерки, литературная критика. / Вст. ст. Е. Осетрова. М., Современник, 1986 - 304 с.; 20 000 экз.
- Я помню: Стихотворения, баллады, поэма. М., 1987; — 208 с., 10 000 экз.
- Нас двое: Стихотворения и поэмы. М., Советская Россия,1987 — 304 с., 10 000 экз.
- Обещание: Стихотворения и поэмы. М., Современник, 1989; — 366 с., 25 000 экз.
- Хочу быть ветром. М., Советская Россия, 1989; — 192 с., 25 000 экз.
- Бессмертный маршал. М., Советский писатель, 1989; — 96 с.
- Будь со мной: Стихи о любви. М., 1996;
- Лицо: Стихи. Оренбург, 1997;
- Басни и сказы про ельцинские проказы: Басни. М, 1997;
- [www.hrono.ru/text/2002/krest00.html Крест поэта: Очерки.] М., 1998;
- Бессмертный маршал: Драматическая поэма. М., 2000;
- Ратный миг: Стихотворения, баллады, поэмы. М., 2000;
- [www.vsorokin.ru/index.php?option=com_content&view=category&id=13&Itemid=27 «Обида и боль», кн. 1, «Отстаньте от нас!» кн.2]: Очерки, М., 2002;
- Голос любви: Стихи и поэмы. Челябинск, Танкоград, 2003. — 320 с.; 500 экз.
- [www.hrono.ru/libris/lib_s/billy00.html Биллы и дебилы: Роман в ярких документальных рассказах.] М., 2003.
- Три круга: Проза. — Челябинск, «Танкоград», 2004.
- Восхождение: Собрание сочинений в одном томе. — М., «Советский писатель», 2004. — 528 с., 1 000 экз.
- Крест поэта: Очерки. М., Алгоритм, 2006. - 608 с., 2 000 экз.
- [www.vsorokin.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=88:2011-07-24-16-49-16&catid=12:2011-07-24-16-16-21&Itemid=19 Где твой меч? Стихотворения, поэмы.] М., Алгоритм, 2006.— 432 с., 1 000 экз.
- [books.google.ru/books?id=7FjnkzTBORkC&printsec=frontcover&dq=%D0%B2%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD+%D1%81%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BA%D0%B8%D0%BD+%D0%B7%D0%B0+%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D1%83+%D1%82%D0%B5%D0%B1%D1%8F&hl=ru&sa=X&ei=OAv6Tv7ZA43Aswan88HXDw&ved=0CDkQ6AEwAA#v=onepage&q&f=false За одну тебя: Стихотворения, поэмы.] М., Алгоритм, 2007. — 448 с., 1 000 экз.
- [www.vsorokin.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=87:2011-07-24-16-29-30&catid=12:2011-07-24-16-16-21&Itemid=19 Первая леди:] Проза.— М., Алгоритм, 2007.— 560 с.
- Сувенир: Басни, эпиграммы. М., Алгоритм, 2007. — 432 с., 1 000 экз.
- Ты — моя: Стихотворения. М., Рипол-классик, 2008. — 160 с., 1 000 экз.
- Один изъян от этих обезьян: Политическая сатира, басни. Челябинск, 2009.
- [www.hrono.info/libris/lib_s/makaki00.php Макаки в полумраке ]: Очерки. М., 2010.
- [books.google.ru/books?id=h2D3PCTzZKoC Здравствуй, время!] Стихотворения, поэмы. М., 2010.
- Пути свидания. Стихотворения, поэмы. М., 2011.
- Русская отвага. Стихотворения, поэмы. М., 2011.
- Мы вас видим. Стихотворения. Челябинск, 2012.
- Твои ладони. Стихотворения, поэмы. М., 2014.
- С. Алабжин., В. Сорокин. Мой век, меня ты не обидел. Челябинск, 2014.
Переводы.
- Дугужев К. Журавли. / Пер. с черкесского В. Сорокина. — М., Советская Россия, 1973
Напишите отзыв о статье "Сорокин, Валентин Васильевич"
Литература о творчестве Вал. Сорокина
- Макаров А. Эстафета поколений (стр. 353 −357). Непокой молодости. — В кн.: Во глубине России. // М., 1973;
- Цыбин В. Песенная биография времени. — Литературная Россия, 24 мая 1974;
- Кочетков В. Перепутье. — В кн.: В. Кочетков. Люди и судьбы. // М., 1977;
- Жуков, Д. Слава русского поля. / О драматической поэме Валентина Сорокина «Дмитрий Донской». // Лит. Россия, 1978, № 7, 17 февраля.
- Свинников, В. В глубины памяти народной: Творческая биография поэта Валентина Сорокина. // Смена, 1978, № 20.
- Русская советская поэзия. Традиции и новаторство. 1946-1975. / Под ред. Выходцева П.С., Смородина А.А. Л.: Наука. Ленинградское отделение. 1978.
- Ханбеков Л. Выбираю бой. Штрихи к творческому портрету Валентина Сорокина. — Челябинск, 1980;
- Воронов, Н. Вера и страсть. (Творческий портрет Валентина Сорокина.) // Лит. Россия, 1986, 25 июля.
- Суздалев, Г. Сын народа. // Советский воин, № 4, 1987.
- Фомичёв, В. «Не бывает слепою любовь». // Лит. Россия, 1988, 9 сентября, С. 13.
- Филиппов А. Серебряные струны Зилаира. — В кн.: Востребованные временем. Уфа, 1999;
- Валеев Р. Первый среди друзей. — Челябинский рабочий, 25 июля 2001;
- Сычёва Л. А. Тайна поэта. Документальная повесть-размышление о жизни и творчестве, Челябинск, 2002;
- Минералов, Ю. История русской литературы: 90-е годы XX века: учебное пособие. М., Владос, 2004.
- Прокушев Ю. Л. [www.hrono.ru/text/2004/prokush0403.html «Беречь Россию не устану…»] Челябинск, 2005;
- Белозёрцев А. Журавлиная высь. — в кн. Священного призвания стихия. о жизни и творчестве поэтов Южного Урала. — Челябинск, 2005;
- Захаров Н. Красивая мудрость слова: Исследование литературного творчества. — М., 2006.
- Старостенко, Г. Русский язык Валентина Сорокина. // МОЛОКО, 2006, 24 июля.
- Жуков, А. Вперёдсмотрящий. // Лит. Россия, 2006, № 31–32, 4 августа, С. 11.
- Байгушев А. Культовый поэт русских клубов Валентин Сорокин. 15 тайн русского сопротивления. — М., 2008.
- Сычёва Л. А. Время Бояна. Книга о русской поэзии и художественном слове. — М., 2011.
- Сычёва Л. А. Природа русского образа. - Санкт-Петербург, 2013.
- Крупин Михаил. О поэзии Сорокина Валентина Васильевича,[moloko.ruspole.info/node/851 ПОСЛЕДНЯЯ ЗВЕЗДА.]
- Пустовойтова Е. [www.naslednick.ru/articles/culture/culture_217.html Талант, помноженный на волю к жизни]
- Бондаренко В. [moloko.ruspole.info/node/5169 О поэзии Валентина Сорокина].Русское поле.
- Веретенников В. [zavtra.ru/content/view/russkaya-otvaga-valentina-sorokina/ Русская отвага Валентина Сорокина]. Газета "Завтра".
- Голубничий, И. Имя русское. // Моск. литератор, 2010, № 24.
- Малинин, О. Красивый и гордый: О моём литературном учителе – поэте Валентине Сорокине. // МОЛОКО, 2011, № 11.
- Савельев, И. Огонь мартена и души в строках его стихов: Гражданский дар поэта Валентина Сорокина. // Правда, 2011, № 78, 22 – 25 июля.
- Шац, Я. Последний мамонт» или не последний на Руси поэт? // МОЛОКО, 2013, № 11
- Сычёва Л. А. Славянские и героические мотивы в лирике Валентина Сорокина. [lsycheva.ru/literature/science/science_5817.html Славянские чтения].
- Бозина О. Утверждающий братство. [www.naslednick.ru/articles/culture/culture_15808.html О книге стихов "Твои ладони"].
- Бузни Евгений. [moloko.ruspole.info/node/5350 Не поют соловьи без цветенья] / Общеписательская литературная газета, № 5, 16.05.14
- Попова Нина. [www.m-s-p-s.ru/data/2016/06-2016/-2/6_OLG_679.pdf "Мне Россия сердце подарила"] Общеписательская литературная газета, № 6, 2016
- Сычёва Л. А. Дорога поэта. Книга о жизни и творчестве. КДУ, 2016.
- Петелин, В. Валентин Васильевич Сорокин. // В кн. История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. М.: Центрполиграф, 2013.
Награды
Премии
- премия Ленинского комсомола (1974) — за книгу поэм «Огонь»
- Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1986) — за книгу стихов «Хочу быть ветром» (1982)
- Международная премия имени М. А. Шолохова в области литературы и искусства (2000) — за поэму [www.hrono.info/text/2010/srkn0410.php «Бессмертный маршал»]
- премия имени В. Д. Фёдорова
- премия имени В. К. Тредиаковского
- премия имени А. Т. Твардовского
- всероссийская литературная премия имени Д. Н. Мамина-Сибиряка
Примечания
- ↑ Анатолий Белозёрцев. Священного призвания стихия: о жизни и творчестве поэтов Южного Урала.Челябинск: Челяб. Дом печати, 2005.
- ↑ [moloko.ruspole.info/node/4880 Как КГБ "ломал" людей]
- ↑ [moloko.ruspole.info/node/871 Юрий ПРОКУШЕВ. “Беречь Россию не устану…”]
- ↑ Сергей Семанов. Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки. М, 2001.
- ↑ Про ведьму с метлой. Письмо в редакцию ветерана писательского цеха. ЛР, №31. 11 сентября 2015.
- ↑ [www.naslednick.ru/articles/culture/culture_338.html «Точка отчаяния» пройдена?]Интервью с руководителем ВЛК
- ↑ Сычёва Л. А. [lib.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=dU9wVXCJoTk%3d&tabid=10547 Сорокин Валентин Васильевич] // Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги / Под ред. Н. Н. Скатова. — Москва: ОЛМА-Пресс Инвест, 2005. — Т. 3: П—Я. — С. 406—409. — 830 с. — 5000 экз. — ISBN 5-94848-307-X.
Ссылки
- [www.hrono.info/biograf/bio_s/sorokin_vv.html Валентин Сорокин]
- [www.hrono.info/avtory/moloko/sorokin.php Валентин Васильевич Сорокин]
- [www.youtube.com/view_play_list?p=ACA0DC5DA2CC130D Валентин Сорокин на видео]
- [www.vsorokin.ru/ Сайт поэта ]
- [er3ed.qrz.ru/sorokin.htm Валентин Сорокин. Стихи. Биография. Фото] на сайте [er3ed.qrz.ru/ «Лучшие русские поэты и стихи»]
- [www.naslednick.ru/articles/culture/culture_338.html Интервью Валентина Сорокина]
- [thankyou.ru/lib/poetry/valentin_sorokin Книги Валентина Сорокина] на ThankYou.ru
- [www.mk.ru/culture/2016/07/21/valentin-sorokin-zachem-mne-stesnyatsya-chto-ya-russkiy.html Интервью Валентина Сорокина в МК]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Сорокин, Валентин Васильевич
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Поэты по алфавиту
- Поэты СССР
- Поэты России
- Поэты XX века
- Поэты XXI века
- Публицисты по алфавиту
- Публицисты СССР
- Публицисты России
- Публицисты XX века
- Публицисты XXI века
- Лауреаты премии Ленинского комсомола
- Лауреаты Государственной премии РСФСР имени М. Горького
- Кавалеры ордена Дружбы (Россия)
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Писатели по алфавиту
- Члены Союза писателей СССР
- Русские писатели по алфавиту
- Русские поэты
- Русские писатели XXI века
- Писатели-соцреалисты
- Главные редакторы
- Выпускники Литературного института имени А. М. Горького
- Преподаватели Литературного института имени А. М. Горького
- Родившиеся в Башкортостане
