Ян Судрабкалн

Ян Судрабкалн
Jānis Sudrabkalns
Имя при рождении:	Арвид Янович Пейне
Псевдонимы:	Янис Судрабкалнс, Оливеретто
Место рождения:	Инчукалнс, Лифляндская губерния, Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя, Латвия Латвия, СССР СССР
Род деятельности:	поэт, публицист
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	стихотворение
Язык произведений:	латышский
Премии:
Награды:

Ян Су́драбкалн (Я́нис Су́драбкалнс; настоящее имя — А́рвид Карлович Пе́йне; 1894—1975) — латвийский советский поэт. Народный поэт Латвийской ССР (1947). Герой Социалистического Труда (1974). Лауреат Сталинской премии второй степени (1948). Член ВКП(б) с 1951 года.

Жизнеописание

Родился 5 (17 мая) 1894 года Инчукалсе (ныне Латвия) в семье учителя Карла Пейне, который впоследствии стал хозяином питейного дома. В 1902 году семья переехала в поселок Яунпиебалга — вотчину графов Шереметьевых. В следующем году Ян (тогда еще Арвид) пошел в церковно-приходскую школу, которую окончил в 1908 году. В 1909—1911 годах учился в Дубултской частной гимназии П. Шмитена и Л. Берзинша. После смерти отца (1910) был вынужден прекратить обучение и далее приобретать знания самостоятельно. С 1913 года, с небольшими перерывами, жил в Риге. Там «началась голодная и веселая, трудная и непутевая безрассудная жизнь в среде юных поэтов и артистов».

В 1915 году был мобилизован в армию. Окончив трехмесячные фельдшерские курсы, служил в 302-м Суражском пехотном полку. В марте 1917 года, будучи в составе 5-го латышского стрелкового полка, получил направление на работу в газете «Brīvais strēlnieks» («Вольный стрелок») — позже «Latvju strēlnieks» («Латышский стрелок»). В начале 1918 года по состоянию здоровья Судрабкалн демобилизовался. Вернувшись в Ригу, стал работать корректором в газете «Līdums» («Просвет») и 4 мая 1918 под псевдонимом Оливеретто опубликовал в ней своё первое юмористическое стихотворение «Pavasara zaļais karogs» («Весенний зеленый стяг»). Во времена Латвийской Советской республики с января по май 1919 года работал в газете «Cīņa» («Борьба») переводчиком. В 20-х — 30-х годах работал в изданиях «Latvijas Sargs» — «Сторож Латвии» (1920), «Latvijas Vēstnesis» — «Латвийский вестник» (1924—1925), «Hallo» — «Привет» (1927—1928), «Pēdējā brīdī» — «В последний момент» (1927—1930), «Dienas lapa» — «Страница дня» (1933—1934), «Jaunākās ziņas» — «Последние новости» (1937—1940). В 1920—1930-х годах он много переводит, выступает как театральный и музыкальный критик, автор очерков о литературе — латышской, немецкой, английской, русской и итальянской. Эти очерки отличались глубоким и ясным представлением о художественном и творческом стилях.

Летом 1940 года, после того как Латвия вошла в состав СССР, Судрабкалн стал на сторону советской власти. В июне 1941-го он был делегатом Первого съезда Союза советских писателей Латвии. Тогда же в Риге познакомился с такими литераторами, как Н. С. Тихонов, Н. Н. Асеев, Сергей Михалков, Янка Купала, А. Е. Корнейчук, П. Цвирка, Хамид Алимджан и С. Рустам. С началом Великой Отечественной войны в июне 1941 года был эвакуирован на восток. Жил в Кировской области, в городах Халтурин (ныне — Орлов), Уржум, в селе Кстинино. В Уржуме Судрабкалн написал один из своих самых известных, так называемых программных стихов — «Русскому народу». Впоследствии он переехал в Башкирию. С января 1942 года по сентябрь 1944 года жил в Москве. Поскольку дом латвийского представительства был разрушен бомбами в самом начале войны, Судрабкалн квартировал на улице Воровского — у литовцев. Там он подружился с К. Корсакасом, А. Венцловой, а также с эстонцами — О. Ургартом и М. Раудом.

Осенью 1944 Судрабкалн вернулся в Латвию и приобщился к общественно-политической и партийной деятельности. В 1951—1962 годах был членом Комитета защиты мира Латвийской ССР, с 1963 по 1971 год — членом ЦК Коммунистической партии Латвии, RS valdes loceklis (1941—1975) и др. В 1966 году стал членом-корреспондентом АН Латвийской ССР, а в 1973 году — её академиком. Депутат ВС СССР 7—8 созывов (1966—1974).

Умер 4 сентября 1975 года в Риге, похоронен на кладбище Райниса. Мемориальная комната Судрабкалнса открыта в доме «Sprundas», возле города Салацгрива.

Творчество

Судрабкалнс начал писать стихи в возрасте десяти лет. Еще с детства он пробовал подражать творчеству Некрасова и Райниса. На становление юного поэта повлияло важное событие в его жизни, которое произошло во время революции 1905 года. «…В первый раз я тогда увидел нашего великого поэта Райниса, читавшего на собрании свои стихи — „Мы больше не верим старым жрецам, и злые драконы не страшны нам“».

Первое стихотворение Судрабкална опубликовано в 1909 году. Началом настоящей литературной деятельности сам автор считал 1912 год, когда А. Упит поместил его произведения в журнале «Domas» («Мысль»), редактором которого тогда он был. Именно тогда Арвида Пейне взял себе псевдоним — Ян Судрабкалн. Эта фамилия дословно переводится на русский как «Серебряная гора». Впоследствии, в 1925 году, он официально сменил фамилию и в паспорте значился как Арвид Судрабкалн.

В 1920 году вышел его первый сборник стихов «Крылатая армада». В этих стихах Судрабкалн выразил стремление к миру и братству народов, отразил романтические поиски неведомой страны, где нет ни горя, ни страданий, что было особенно актуально в послевоенное время. Под псевдонимом Оливеретто опубликованы его сборники юмористических и сатирических стихов «Трубадур на осле» (1921), «Джентльмен в сиреневом фраке» (1924), «Жаворонки зимой» (1939) и другие. В 1925 году Судрабкалнс стал профессиональным литератором. Эмоциональной и интеллектуальной интенсивностью, виртуозностью формы отмечаются сборники «Превращения» (1923), «Фонарь на ветру» (1931), «Одна ласточка летает» (1937).

После войны Судрабкалн писал преимущественно публицистику, сосредоточившись на социально-политической тематике, особенно на теме борьбы за мир («Знамена перекликаются» (1950), «Борьба, труд и слава» — 1963). К поэтическим произведениям относятся сборники «В братской семье» (1947), «Ласточки возвращаются» (1951), «Еще одна весна» (1964). Написал предисловие к книге стихов трагически погибшей молодой поэтессы Аустры Скуини (1965). Также он переводил произведения А. С. Пушкина, Б. Брехта, П. У. Бровки, К. М. Симонова и других авторов, в частности «Таланты и поклонники» А. Н. Островского и «Тени» М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Его произведения переводили на русский В. В. Державин, М. С. Петровых, М. А. Зенкевич, Л. Н. Мартынов и В. Г. Невский.

Библиография

Сборники стихов

• «Крылатая армада» (1920)
• «Трубадур на осле» (1921)
• «Превращения» (1923)
• «Джентльмен в сиреневом фраке» (1924)
• «Фонарь на ветру» (1931)
• «В братской семье» (1947)
• «Ещё одна весна» (1964)
• «Ясень за окном» (1969)
• «Мечтателям» (1974)

Книги лирических миниатюр

• «Ласточки возвращаются» (1951)
• «Весенние раздумья» (1964)

Сборники публицистики

• «Знамёна перекликаются» (1950)

Награды и премии

• Заслуженный деятель культуры Латвийской ССР (1943)
• Сталинская премия второй степени (1948) — за сборник стихов «В братской семье» (1947)
• Государственная премия Латвийской ССР (1965) — за сборник «Ещё одна весна» (1964)
• Герой Социалистического Труда (16.5.1974) — за большие достижения в литературе и в связи с 80-летием
• два ордена Ленина
• орден Октябрьской революции
• два ордена Трудового Красного Знамени
• медали
• народный поэт Латвийской ССР (1947)

Ссылки

• [www.detskiysad.ru/raznlit/avtobiografia_sudrabkaln.html Автобиография Яна Судрабкална]  (рус.)
•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11931 Ян Судрабкалн]. Сайт «Герои Страны».
• [www.literature.lv/lv/dbase/autors.php?id=196 Биография Яниса Судрабкалнса]  (латыш.)

Отрывок, характеризующий Ян Судрабкалн

– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.