Сушков, Михаил Павлович

Михаил Сушков
Общая информация
Полное имя	Михаил Павлович Сушков
Родился
Гражданство
Позиция	полузащитник нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1915	Мамонтовка
1916—1917	СКЗ
1917—1918	СКЗ
1922	СКЗ
1928—1924	Яхт-клуб Райкомвода
1924	МСФК
1925—1930	Трёхгорка
1931—1932	АМО
1933	Дукат
1934	Рабис (Москва)
1935—1936	Динамо (Свердловск)
Тренерская карьера
1935—1936	Динамо (Свердловск)	гл. тренер
1937	Динамо (Свердловск)
1938—1940	Локомотив (Москва)
1941	Профсоюзы-1	тренер
1945	Локомотив (Москва)
1946	Динамо (Ереван)
1948	Динамо (Киев)
1960—1962	Текстильщик (Иваново)
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Михаи́л Па́влович Сушко́в (19 января (7 января) 1899, Москва, Российская империя — 6 декабря 1983, Москва, РСФСР, СССР) — российский и советский футболист, выступавший на позиции полузащитника и нападающего, а также футбольный тренер и спортивный организатор.

Карьера

Клубная

Михаил Сушков начал играть в футбол в 1913 году в дачной команде посёлка Расторгуево. В дальнейшем выступал за команды «Мамонтовка», СКЗ, «Яхт-клуб Райкомвода», МСФК, «Трёхгорка», АМО, «Дукат», «Рабис», и «Динамо» (Свердловск).

Кроме клубов входил также в состав сборных Москвы (1922—1924, 1927—1928), Свердловска (1935) и профсоюзов Москвы и СССР.

Тренерская

Тренерскую карьеру начал в качестве играющего тренера команды «Динамо» (Свердловск). Также являлся главным тренером таких клубов, как «Локомотив» (Москва), «Динамо» (Ереван), «Динамо» (Киев) и «Текстильщик» (Иваново). В 1941 году являлся одним из тренеров московской команды «Профсоюзы-1».

Организаторская

Кроме карьеры игрока и тренера Михаил Сушков являлся также главным тренером отдела футбола Всесоюзного Комитета (1947—1953), преподавателем института физкультуры в Пекине (1954—1955), государственным тренером отдела футбола Комитета РСФСР (1956—1957), начальником отдела футбола и хоккея ЦС ДСО «Труд» (1958—1959), председателем и президентом Всесоюзного детско-юношеского клуба «Кожаный мяч» (1964—1983), а также председателем учебно-методической комиссии Федерации футбола СССР (1968—1973). Автор многих учебных пособий по футболу.

Достижения

Командные

• Чемпион Москвы: 1923 (осень), 1924 (осень), 1927 (весна), 1929 (осень), 1930 (весна).
• Серебряный призёр чемпионата Москвы: 1922, 1923 (весна), 1928.
• Бронзовый призёр чемпионата Москвы: 1924 (весна), 1927 (осень).

Награды

• Орден Дружбы народов (1979)
• Заслуженный мастер спорта СССР (1948)

Память

Внешние изображения
	[sport-necropol.ru/sushkov1.jpg Надгробный памятник.]

• Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/~книги/Футбол/Сушков%20Михаил%20Павлович%20(Россия,%20СССР)/ Яндекс словари. Футбол: игроки, тренеры, судьи. Сушков Михаил Павлович (Россия, СССР)](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))

Отрывок, характеризующий Сушков, Михаил Павлович

– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам: