Севидов, Александр Александрович

Александр Севидов
Общая информация
Полное имя	Александр Александрович Севидов
Родился
Гражданство
Рост	178 см
Вес	72 кг
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Молодёжные клубы
1936—1938	Старт (Москва)
Клубная карьера*
1939	Динамо (Казань)	?
1940	Пищевик (Москва)	22 (10)
1941	Динамо (Минск)	7 (1)
1945	Крылья Советов (Москва)	16 (10)
1946	Торпедо (Москва)	6 (2)
Тренерская карьера
1951—1957	Труд (Ступино)
1958—1960	Молдова
1961	ФШМ
1962—1969	Динамо (Минск)
1967	БССР
1970	Кайрат
1971—1973	Динамо (Киев)
1974	ФШМ
1975—1979	Динамо (Москва)
1981—1982	Локомотив (Москва)
1984—1985	Динамо (Москва)
1987	Нефтчи (Баку)
1989—1990	Ротор
1991	Спартак (Владикавказ)	консультант
1992	Спартак (Владикавказ)	консультант
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Алекса́ндр Алекса́ндрович Севи́дов (5 сентября 1921, Москва — 15 апреля 1992, там же) — советский футболист, центральный и полусредний нападающий. Впоследствии — футбольный тренер, известный по своей работе в минском, киевском и московском «Динамо». Дважды приводил свои команды к званию чемпионов СССР и дважды — к победе в кубке страны. Мастер спорта СССР (с 1957), заслуженный тренер СССР и Белоруссии (с 1968).

Отец футболиста и тренера Юрия Севидова. Внук — Антон Севидов, музыкант.

Карьера игрока

Играть в футбол начал в 1936 году в возрасте 15 лет в московской команде «Старт». В 1939 году был приглашён в команду мастеров казанского «Динамо», выступавшую в классе «Б» союзного первенства. В Казани Севидов провёл один сезон, после чего в 1940 году перешёл в другую команду класса «Б» — московский «Пищевик». На высшем уровне дебютировал в начале 1941 года в минском «Динамо», за которое до начала Великой Отечественной войны успел провести 7 матчей чемпионата СССР.

С 1942 по 1945 год Александр Севидов — игрок московской команды «Крылья Советов». В первом послевоенном чемпионате Севидов в 16 играх забил 10 голов. В декабре 1945 года, по приглашению тренера ЦДКА Бориса Аркадьева, принял участие в поездке армейской команды в Югославию (в ЦДКА Севидов заменил Всеволода Боброва, отправившегося с московскими динамовцами в их знаменитое турне по Великобритании). В Югославии Севидов провел почти все игры, а в последнем матче турне смог поразить ворота «Црвены Звезды».

Александр Севидов был одним из самых талантливых игроков своего поколения. Разноплановый, универсальный центрфорвард, он обладал высокой скоростью, отменными физическими качествами и сильным ударом. Севидов умело подыгрывал партнёрам и сам отличался высокой результативностью. Действия нападающего на поле были эффектными и эффективными, что привлекало к нему внимание ведущих советских тренеров. Тренер Б. А. Аркадьев, говоря об игровых качествах Севидова, ставил его в один ряд с такими футболистами, как М. Бутусов, Г. Федотов, В. Бобров.

В 1946 году Севидов был приглашён в московское «Торпедо», где составил пару форвардов вместе с Александром Пономарёвым. 23 мая 1946 года в матче с ленинградским «Динамо», игрок соперника Аркадий Алов нанёс Севидову тяжелейшую травму ноги, после которой тому пришлось в 25-летнем возрасте закончить игровую карьеру. До 1948 года Севидов продолжал числиться в составе торпедовцев, а в 1949—1950 — в составе московского «Локомотива», перенёс множество сложнейших операций, однако вернуться в футбол в качестве игрока ему уже не удалось.

Тренерская карьера

Начало карьеры

В 1950 году Александр Севидов закончил Центральный государственный институт физической культуры и приступил к тренерской работе в команде города Ступино, выступавшей в первенстве РСФСР. В 1954 году команда г. Ступино под руководством Севидова стала чемпионом РСФСР и вышла в класс «Б» союзного чемпионата.

С 1958 по август 1960 возглавлял команду класса «А» «Молдова» из Кишинёва. В этой команде дебютировал на высшем уровне сын А. А. Севидова — Юрий Севидов, который по ходу сезона 1960 года был переведён в московский «Спартак» в нарушение действовавшего регламента. В 1961 году вернулся в Москву и Севидов-старший, став тренером ФШМ.

«Динамо» (Минск)

В 1962 году Севидов переехал в Минск, где стал старшим тренером и начальником команды «Беларусь», а в следующем году, после переименования — старшим тренером «Динамо», которое он возглавлял на протяжении 7 сезонов, одних из самых успешных в истории клуба. Тренер сумел создать перспективную, боевую команду на базе перебравшихся в начале 1960-х годов в Минск бывших дублёров московского «Спартака» И. Рёмина, Ю. Погальникова, В. Коновалова, Л. Адамова, Э. Малофеева и примкнувшего к ним экс-торпедовца А. Денисенко.

Перед началом чемпионата СССР 1963 года Севидов заявил, что перед командой, занявшей в предыдущем сезоне 19-е место (в 2-х очках от зоны вылета), стоит задача удержаться в классе А. Однако команда достигла феноменального успеха. Динамовцы смогли завоевать бронзовые медали чемпионата и показали второй результат по пропущенным мячам (после московских одноклубников). Такого результата удалось достичь за счёт грамотной организации командных действий. Белорусская команда использовала жёсткий прессинг по всему полю, в отборе мяча участвовали и нападающие, защитники же при любой возможности включались в атакующие действия.

В 1965 году «Динамо» под руководством Севидова впервые в своей истории стало финалистом Кубка СССР, в полуфинале выбив из турнира чемпиона страны «Динамо» Тбилиси. В 1968 году заслуги тренера были отмечены присвоением ему звания заслуженного тренера СССР и БССР. Однако, после окончания сезона 1969 года Севидов был освобождён от должности с формулировкой «принципиально неверный подход к формированию команды», так как, по мнению руководителей белорусского спорта, недостаточно привлекал в команду местных футболистов, а ориентировался в основном на приезжих.

В следующем, 1970 году Севидов уехал в Казахстан, где возглавил главный клуб республики — «Кайрат» Алма-Ата, покинувший перед этим высшую группу чемпионата СССР. За один сезон Севидову удалось вывести «Кайрат» обратно в Высшую лигу. Лучшим бомбардиром команды с 19 мячами стал Юрий Севидов, незадолго до того освободившийся из заключения.

«Динамо» (Киев)

После успешного сезона в «Кайрате» Севидову поступило предложение возглавить киевское «Динамо». Он сменил на посту главного тренера динамовцев Виктора Маслова, в своё время пригласившего молодого Севидова в «Торпедо» и которого Севидов считал своим учителем. Под его руководством «Динамо» стало чемпионом СССР 1971 года, серебряным призёром чемпионатов СССР 1972 и 1973 годов. За период работы в «Динамо» Севидов переориентировал игру команды под атакующий стиль. При игре в обороне Севидов стал применять персональный вариант защитных построений, в отличие от своего предшественника, предпочитавшего зональную защиту. К основной команде были подведены молодые Олег Блохин и Леонид Буряк, составившие основную ударную силу «Динамо» в последующие годы.

В 1973 году клуб дошёл до финала Кубка СССР, где уступил ереванскому «Арарату». Динамовцы вели по ходу матча, Севидов в конце игры заменил активных Буряка и Блохина на малоопытных футболистов и на последних минутах футболистам «Арарата» удалось сравнять счёт, а в дополнительное время сенсационно вырвать победу. Это поражение послужило формальным поводом для увольнения Севидова за три тура до окончания чемпионата страны, причём в оставшихся матчах динамовцы упустили золотые медали, став в итоге лишь вторыми. Место старшего тренера киевлян в результате тогда досталось Валерию Лобановскому. Существует также версия, согласно которой снятие Севидова стало следствием интриг Лобановского, воспользовавшегося своими связями в ЦК Компартии Украины, и было предопределено независимо от результата кубкового финала.

Севидов вернулся в Москву, где в течение года вновь работал тренером московской ФШМ, под его руководством команда заняла второе место во Всесоюзном юношеском чемпионате 1974 года.

«Динамо» (Москва)

В начале 1975 года Севидова пригласили возглавить московское «Динамо». К концу сезона динамовцы заняли призовое третье место, а весной 1976 года сумели завоевать золотые медали чемпионата СССР, проводившегося в один круг. В 1977 году «Динамо» одержало победу в Кубке СССР, а также завоевало разыгрывавшийся впервые Кубок Сезона (матч между чемпионом и обладателем кубка страны), победив киевских одноклубников.

В 1978 году «Динамо» под руководством Севидова дошло до 1/2 финала Кубка обладателей кубков, уступив лишь в серии послематчевых пенальти. В мае 1979 года после предсезонного турне «Динамо» по США Севидова неожиданно снимают с должности. Как выяснилось позже, во время пребывания в Лос-Анджелесе Севидов покинул расположение команды, отправившись на ужин по приглашению своего давнего знакомого по Киеву, эмигрировавшего ранее в США. Этот факт зафиксировал в своем донесении в вышестоящие органы начальник команды «Динамо» Анатолий Родионов. С формулировкой «за нарушение режима» Севидова отстранили от руководства командой.

В течение двух лет Александр Севидов не тренировал, здоровье супруги требовало его постоянного присутствия в Москве. Только в 1981 году его пригласили в московскую команду «Локомотив», вылетевшую на тот момент в первую лигу. В сезоне 1981 года клуб занял 3-е место, уступив путевку в высшую лигу кутаисскому «Торпедо» (личная встреча команд в Кутаиси была выиграна торпедовцами при явно предвзятом судействе). В 1982 году Севидову пришлось покинуть «Локомотив» в тот момент, когда клуб претендовал на одну из двух путёвок в высшую лигу (в итоге железнодорожники заняли лишь 4-е место).

Поздней осенью 1983 года Севидова вновь позвали в московское «Динамо», находившееся на грани вылета из высшей лиги. Два оставшихся матча под руководством нового тренера динамовцы выиграли. А уже в следующем сезоне команде удалось завоевать Кубок СССР, победив в финальном матче будущего чемпиона страны — ленинградский «Зенит». Весной 1984 года «Динамо» вновь удалось успешно выступить в еврокубках, дойдя до полуфинала розыгрыша Кубка кубков. Весной 1985 года Севидов поддержал просьбу о назначении в «Динамо» в качестве своего помощника (формально — начальника команды) своего давнего воспитанника по минскому «Динамо» Эдуарда Малофеева, занимавшего на тот момент пост старшего тренера сборной СССР. Летом того же года, после поражения от ростовского СКА со счетом 3:4, игроки клуба были обвинены динамовским руководством в «сдаче» матча, а тренер Севидов — в попустительстве и мягкотелости и был снят с должности. В принятии такого решения активно участвовал Э. В. Малофеев, который вскоре и был назначен на место Севидова.

Последние годы

В последующие годы Александр Севидов отошёл от активной тренерской деятельности, некоторое время сотрудничал с еженедельником «Футбол-Хоккей». В 1987 году был главным тренером бакинского «Нефтчи», с апреля 1989 по июнь 1990 возглавлял волгоградский «Ротор». В конце 1991 — начале 1992 года консультировал тренерский штаб владикавказского «Спартака».

Скончался от рака 15 апреля 1992 года в Москве.

Личная жизнь

Супруга — Лидия Дмитриевна (ум. в 1991 году). Сыновья — Юрий, Олег. Юрий Севидов (ум. в 2010 году) также был известным футболистом, нападающим «Спартака», впоследствии занимался тренерской деятельностью, а в последние годы жизни был футбольным экспертом и обозревателем, колумнистом ведущих спортивных СМИ. Внук — Антон Севидов — музыкант, основатель и лидер группы Tesla Boy.

Александр Севидов серьёзно увлекался шахматами. Также был начитанным, интеллигентным человеком, известным меломаном, любителем джаза, собрал большую коллекцию музыкальных пластинок.

Помимо тренерской деятельности, Севидов на протяжении многих лет регулярно выступал в спортивной прессе с обзорами и аналитическими статьями о футболе, бывал частым гостем на телевидении.

После того как на одном из дружеских шаржей Александр Севидов был изображён в фельдмаршальском мундире и с чёрной повязкой на глазу (то есть футбольным Кутузовым), за ним закрепилось прозвище «Кутузов», сопровождавшее Севидова до конца жизни.

Состоял в КПСС.

Достижения

В качестве тренера

• Победитель чемпионата РСФСР: 1954 (Команда города Ступино)
• Победитель турнира в первой группе класса «А»: 1970 («Кайрат»)
• Чемпион СССР (2): 1971 («Динамо» Киев), 1976 (весна) («Динамо» Москва)
• Серебряный призёр чемпионата СССР (2): 1972, 1973 («Динамо» Киев)
• Бронзовый призёр чемпионата СССР (2): 1963 («Динамо» Минск), 1975 («Динамо» Москва)
• Обладатель Кубка СССР (2): 1977, 1984 («Динамо» Москва)
• Финалист Кубка СССР (2): 1965 («Динамо» Минск), 1973 («Динамо» Киев)
• Обладатель Кубка Сезона (Суперкубка СССР): 1977 («Динамо» Москва)
• Полуфиналист Кубка обладателей кубков (2): 1978, 1985 («Динамо» Москва)

Награды и звания

• 1957 — Мастер спорта СССР
• 1968 — Заслуженный тренер СССР
• 1968 — Заслуженный тренер Белорусской ССР
• 1968 — Орден «Знак Почёта»

Ссылки

• [www.fc-dynamo.ru/persons.php?pID=196&cID=6&persons_type=2&lp=%D1 Краткая биография на сайте ФК «Динамо» Москва]
• [sport-necropol.narod.ru/sevidov.html Спортивный некрополь]

Отрывок, характеризующий Севидов, Александр Александрович

– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.