Аркадьев, Борис Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Борис Аркадьев
Общая информация
Полное имя Борис Андреевич Аркадьев
Родился 9 сентября (21 сентября) 1899(1899-09-21)
Санкт-Петербург[1], Российская империя
Умер 17 октября 1986(1986-10-17) (87 лет)
Москва, РСФСР, СССР
Гражданство Российская империя Российская империя
СССР СССР
Рост 172 см
Вес 70 кг
Позиция полузащитник
Карьера
Молодёжные клубы
1914 (?) Унитас
Клубная карьера*
1917—1918 Унитас[2] ? (?)
1920—1922 Рускабель ? (?)
1923—1925 Сахарники ? (?)
1926—1930 РКимА ? (?)
1931—1936 Металлург (Москва) ? (?)
Тренерская карьера
1937—1939 Металлург (Москва)
1940—1944 Динамо (Москва)
1944—1952 ЦДСА
1952 СССР (олимп.)
1953—1957 Локомотив (Москва)
1958—1959 ЦСК МО
1959 СССР (олимп.)
1961—1962 Нефтяник (Баку)
1963—1965 Локомотив (Москва)
1967 Пахтакор
1969 Шинник
Государственные награды
Почётные спортивные звания

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.


Бори́с Андре́евич Арка́дьев (9 (21) сентября 1899, Санкт-Петербург, Российская империя — 17 октября 1986, Москва, РСФСР, СССР) — советский футболист и футбольный тренер.





Биография

Учился в Ларинской гимназии на Васильевском острове (1910—1918); выбыл из 7-го (по-видимому, последнего) класса.[2]

Карьеру футболиста начал в петроградской команде «Унитас» в 1914 году, играл за московские клубы «Сахарники» (1923—25), РКимА (1926—30) и «Металлург» (1931—36). Выступал за сборную Москвы 1925, 1930—31.

Заслуженный мастер спорта СССР (1942, лишен в 1952 за проигрыш Югославии на олимпийских играх в Финляндии, восстановлен в 1955). Заслуженный тренер СССР (1957). Автор двух книг о футболе: «Тактика футбольной игры» (М., 1-е изд. — 1948, 4-е изд. — 1962) и «Игра полузащитников» (М., 1956 и 1958).

Как тренеру принадлежит ряд оригинальных идей и теоретических разработок — широкоманевренные действия нападающих со сменой мест в рамках «дубль-вэ» («Динамо» в 1940), игра сдвоенным центром нападения (В. Бобров и Г. Федотов в ЦДКА), использование персональной опеки (Н. Палыска в «Динамо» и ЦДКА), взаимозаменяемость фланговых игроков и участие крайних защитников в атакующих действиях (В. Чистохвалов в ЦДКА).

Широко образованный, эрудит, к футболистам обращался на «вы».

Брат-близнец заслуженного тренера СССР по фехтованию Виталия Аркадьева (1899—1987). Племянник — Гелий Аркадьев (1927—2002) — художник-постановщик мультипликационных фильмов.

Похоронен на Востряковском кладбище.

Тренерская карьера

С 1922 по 1936 год был преподавателем фехтования в военной академии имени М. В. Фрунзе. Тренер по футболу с 1936 года.

Достижения

Футболист

  • Чемпион Москвы 1932 (о), 1933 (о).

Тренер

Напишите отзыв о статье "Аркадьев, Борис Андреевич"

Литература

Примечания

  1. По данным [Лукосяк 2011: 9] — Нарва, Санкт-Петербургская губерния
  2. 1 2 Ю. П. Лукосяк. Кто есть кто в петербургском футболе. — СПб.: «Союз художников», 2011. — С. 9

Ссылки

  • [www.rusteam.permian.ru/coaches/arkadyev.html Профиль на сайте «Сборная России по футболу»]
  • [www.kanonir.com/HTML/Istoria/arkadiev.htm Биография на сайте болельщиков ФК ЦСКА Москва kanonir.com]
  • [sostav.bronepoezd.ru/arkad'ev.html Биография на сайте болельщиков ФК «Локомотив» Москва sostav.bronepoezd.ru]
  • [www.championat.ru/football/article-13957.html Советская легенда]. Чемпионат. Ру, рубрика «День в истории», 21 сентября 2007 года
  • Аркадьев Б. А. [arkadiev.org.ru/?Boris_Arkadmzev._Taktika_futbolmznoi_igry Тактика футбольной игры]
  • [sport-necropol.narod.ru/arkadyevb.html Фото могилы]


Отрывок, характеризующий Аркадьев, Борис Андреевич

Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.