Форт Аламо (фильм, 2004)

Форт Аламо
The Alamo
Жанр	Драма исторический фильм военный фильм вестерн
Режиссёр	Джон Ли Хэнкок
Продюсер	Рон Ховард Марк Джонсон
Автор сценария	Лесли Боэм Стефен Гэхен Джон Ли Хэнкок
В главных ролях	Дэннис Куэйд Билли Боб Торнтон Джейсон Патрик Патрик Уилсон и др.
Оператор	Джон О’Коннор Дин Семлер
Композитор	Картер Барвелл
Кинокомпания	Touchstone Pictures
Длительность	137 мин.
Бюджет	107 млн $
Сборы	25 819 961 $
Страна	США США
Год	2004
IMDb	ID 0318974
Выход фильма «Форт Аламо» (оригинальное название — The Alamo)

К:Фильмы 2004 года

«Форт Ала́мо» (англ. The Alamo) — американский фильм 2004 года о битве за Аламо, произошедшей в феврале-марте 1836 года, во время Техасской революции. Это вторая большая кинопостановка на тему битвы после одноимённой ленты Джона Уэйна 1960 года. Фильм был снят техасским режиссёром Джоном Ли Хэнкоком, спродюсирован Роном Ховардом, Брайаном Грейзером и Марком Джонсоном. Он был выпущен и распространялся кинокомпанией «Touchstone Pictures».

Сценарий был написан Джоном Ли Хэнкоком, Джоном Сейлзом, Стефеном Гэхеном и Лесли Боэмом. В отличие от картины 1960 года, сценарий 2003 года предлагает понять зрителю политические мотивы противоборствующих сторон, делает более значимой роль Санта-Анны.

Сюжет

Мексиканские солдаты обшаривают форт Аламо, буквально заваленный трупами. Гонец приносит ужасную весть об истреблении защитников форта командующему техасской армией Сэму Хьюстону. Генерал вспоминает события годичной давности…

В театре перед спектаклем о Дэви Крокетте Хьюстон агитирует американцев переселяться в Техас, гарантируя каждому переселенцу участок земли в квадратную милю. Его предложением увлечён сам Дэвид Крокетт, явившийся в театр.

В Сан-Фелипе происходит бурное заседание временного правительства Техаса. Участники заседания, воодушевлённые недавними победами, высказываются за рейд к Матаморосу. Хьюстон уверяет, что это безумие, но его упрекают, что он также возражал против осады Бехара. Он предлагает создать техасскую армию и правительство, признанное всеми нациями, но участники голосуют за его смещение. Едва не начавшуюся поножовщину с Грантом прекращает явившийся полковник Боуи.

Подполковник Тревис, уладив дела с разводом, является в наскоро укреплённый Аламо и принимает командование у уезжающего полковника Нейла. Боуи приводит отряд добровольцев, между ним и Тревисом начинаются трения. В Бехар приезжает Дэвид Крокетт, он ещё не знает, что на город движется армия под командой самого президента Мексики генерала Санта-Анны. По дороге беспощадный Санта-Анна приказывает расстрелять пойманных повстанцев на глазах у их семей.

На вечеринке происходит столкновение между Тревисом и Боуи, добровольцы отказываются подчиниться Тревису. Крокетт отказывается принять единое командование. На следующий день на холмах появляется мексиканское войско, техасцы в спешке перебираются в форт Аламо. Тревис выстрелом из пушки срывает переговоры Боуи и генерала Кастрильона, предложившего от имени Санта-Анны безоговорочную капитуляцию. Взбешённый Санта-Анна приказывает поднять знамя с надписью «Смерть предателям». Начинается осада, регулярные обстрелы по вечерам, однако техасцы не падают духом и обращают в бегство мексиканский отряд. Крокетт аккомпанирует на скрипке мексиканскому оркестру, играющему марш «Degüello», его выстрел пробивает эполет Санта-Анны, техасские пушкари сметают выдвинувшиеся мексиканские редуты.

Сегуин приносит письмо Тревиса Хьюстону, но Хьюстон, как и полковник Фэннин, не собирается деблокировать Аламо. Тревис объявляет гарнизону, что подкреплений не будет, но те, кто не захочет сдаться, продадут свою жизнь дорого. Вечером осаждённые пишут письма родным, Санта-Анна объясняет командирам план ночного штурма форта. На возражения генерала Кастрильона о том, что завтра прибудут тяжёлые орудия, с которыми можно обратить стены форта в руины и что есть законы об отношении к пленным, Санта-Анна брезгливо отвечает, что жизнь солдат не ценнее жизни кур, а если техасцы сдадутся, то будут считаться разбойниками, в плен никого брать не будут.

Ряды мексиканских солдат тихо подходят к стенам форта. Техасские часовые заколоты во сне, но проснувшийся Крокетт поднимает тревогу. Начинается общий штурм крепости. Техасцы отстреливаются на стенах, залпы их пушек выкашивают ряды штурмующих, но мексиканских солдат становится всё больше, они лезут на стены, врываются в потерны, прорубают оконные проёмы. Тревис убит выстрелом в голову, его раб Джо бросает оружие и выкрикивает заранее отрепетированную фразу: «Я — раб. Не повстанец!» Мексиканцы берут стену за стеной и поворачивают захваченные пушки против защитников форта, которые отступают в здания. Солдаты врываются в комнату больного Боуи и закалывают его штыками. Волна атакующих захлёстывает кучку последних защитников у входа в церковь вместе с Крокеттом.

На следующее утро пленный Крокетт заявляет в ответ на предложение переводчика просить пощады у Санта-Анны: «Я готов обсудить условия сдачи. Сложите оружие и я отведу вас к Хьюстону, но не гарантирую вам жизнь — Сэм очень вспыльчив». По сигналу разъярённого Санта-Анны конвоиры закалывают связанного Крокетта.

Получив страшную весть, Хьюстон не прекращает отступления. Он верит в то, что самомнение подведёт напыщенного «Наполеона Запада», который, как и Наполеон, совершит ошибку, разделив свои силы. И вот поле битвы найдено. Средь бела дня волна техасцев буквально сметает не готовых к бою мексиканцев, врывается в их лагерь. Начинается резня. Хьюстон находится в гуще боя и получает рану в ногу. Он щадит пленного Санта-Анну, которого уже собираются вешать, со словами: «Вы хотите отомстить, а я хочу Техас».

Производство

Изначально предполагалось снимать фильм на кинокомпании «Imagine Entertainment» с Роном Ховардом в режиссёрском кресле и Брайаном Грейзером в качестве продюсера. Рассел Кроу планировался на роль Сэма Хьюстона, Итан Хоук — на роль Уильяма Тревиса, а Билли Боб Торнтон был бы Дэвидом Крокеттом. Но в дальнейшем возникли финансовые и творческие разногласия между «Imagine Entertainment» и «Disney», да и Ховард требовал повысить бюджет до 200 млн $. В результате «Дисней» отвергла предложение «Имэджин» и Ховард, Грейзер, Кроу и Хоук покинули проект. А «Дисней» достигла договорённости с Джоном Ли Хэнкоком, снизив бюджет до 95 млн $. Торнтон — единственный, кто остался из оригинальной команды.

Фильм был снят в окрестностях Остина (Техас), в промежутке с января по июнь 2003 года, преимущественно на территории ранчо Раймерс. Построение ленты было сконцентрировано на исторической точности и правдоподобии деталей, так, например, на фасаде миссии отсутствует легкоузнаваемый сегодня «горб», который был достроен позже, при реставрации комплекса зданий после сражения.

После съёмок и монтажа к выпуску кинокартина готовилась на декабрь 2003 года, но впоследствии эта дата сместилась на апрель 2004 года.

Спорные моменты

Сцена, в которой пленного Дэви Крокетта закалывают штыками, вызвала волну споров и критики в среде историков и исследователей битвы. Традиционная и общепринятая версия — Крокетт погиб в бою смертью героя. Авторы фильма в этом эпизоде опирались на мемуары мексиканского офицера Хосе Энрике де ла Пеньи, сражавшегося на мексиканской стороне в этой битве.

В ролях

Актёр Роль Дэннис Куэйд Сэм Хьюстон Сэм Хьюстон Билли Боб Торнтон Дэвид Крокетт Дэвид Крокетт Джейсон Патрик Джеймс Боуи полковник Джеймс Боуи Патрик Уилсон Уильям Тревис полковник Уильям Тревис Эмилио Эчевариа Антонио Лопес де Санта-Анна Антонио Лопес де Санта-Анна Жорди Молья Хуан Сегуин капитан Хуан Сегуин Леон Риппи Уильям Уард сержант Уильям Уард Том Дэвидсон Грин Джеймсон полковник Грин Джеймсон Марк Блукас Джеймс Бонэм Джеймс Бонэм

Актёр Роль Роберт Прентисс Альберт Гримз Альберт Гримз Кевин Пэйдж Микайа Оутри Микайа Оутри Джой Стивенс Майал Сарлок Майал Сарлок Стефен Братон Алмарон Дикинсон капитан Алмарон Дикинсон Лаура Клифтон Сюзанна Дикинсон Сюзанна Дикинсон Рикардо Чавира Грегорио Эспарса рядовой Грегорио Эспарса Стивен Честер Принс Джон Форсайт лейтенант Джон Форсайт Эмили Дешанель Розанна Тревис Розанна Тревис

Кассовые сборы

Ленту постиг кассовый провал, с момента выхода на экраны во время пасхальных праздников её преследовали посредственные отзывы в прессе и низкая посещаемость. В первый же уикенд стало ясно, что параллельно выпущенная работа Мела Гибсона — «Страсти Христовы», просто не оставляет шансов для «Аламо». Из 140 млн $, ушедших на производство и раскрутку фильма, в первые выходные вернулось только 9,1 млн $. Ко второму месяцу проката кинокартины сборы на внутреннем рынке так и не достигли отметки 30 млн $. Итоговые сборы, включая международные, составляли менее 26 млн $.

Ссылки

• [www.alamosentry.com/ Alamo Sentry: The Popular Culture of The Alamo] (англ.). Проверено 23 марта 2009. [www.webcitation.org/67m0Eijaa Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].
• [www.videoguide.ru/card_relis.asp?id_relis=8232 Рецензия на сайте «видеогид.ру»]

Отрывок, характеризующий Форт Аламо (фильм, 2004)

– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.