Фримон, Иоганн Мария Филипп

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Мария Филипп Фримон, граф Палота, князь Антрадокко
Дата рождения

3 февраля 1759(1759-02-03)

Место рождения

Финстинген (Лотарингия)

Дата смерти

26 декабря 1831(1831-12-26) (72 года)

Место смерти

Вена

Принадлежность

Австрийская империя Австрийская империя

Род войск

кавалерия

Годы службы

1776—1831

Звание

Генерал от кавалерии

Командовал

войска Ломбардо-Венецианского королевства

Сражения/войны

Война за баварское наследство,
Австро-турецкая война (1787—1791),
Брабантская революция,
Война первой коалиции,
Война второй коалиции,
Война третьей коалиции,
Война пятой коалиции,
Отечественная война 1812 года,
Война шестой коалиции,
Неаполитанская война (1815),
Сто дней,
Революция в Королевстве обеих Сицилий (1820—1821),
Революция в Италии (1831)

Награды и премии

Иоганн Мария Филипп Фримон, граф Палота, князь Антрадокко (нем. johann Maria Philipp Frimont, graf von Palota, fürst von Antrodocco; 3 февраля 1759 — 26 декабря 1831) — австрийский генерал от кавалерии, правитель Ломбардии и Венеции, председатель военного совета Австрийской империи.

Родился 3 февраля 1759 года в Финстингене (Лотарингия) и в 1776 году вступил рядовым в гусарский Вурмзера полк и участвовал в походах 1778 и 1779 годов в Богемии (Война за Баварское наследство).

В 1788 и 1789 годах против Фримон в рядах австрийского вспомогательного корпуса сражался с турками на Дунае и за отличие был произведён в ротмистры.

В 1790 году был в делах при усмирении мятежа в Нидерландах, а в 1792, 1793 и 1794 годах там же в походах против революционной Франции. В 1795, 1796 и 1797 годах он состоял при Верхне-Рейнской армии, отличился храбростью, получил орден Марии Терезии и в апреле 1798 года произведён был в полковники и командиры вновь сформированного легко-конного полка.

В 1799 и 1800 годах он сражался в Италии против Массены, участвовал в сражении при Маренго и с двумя кавалерийскими полками прикрывал 25 и 26 декабря 1800 года отступление за реку Эч после сражения при Минчио.

9 января 1801 года Фримон был произведён в генерал-майоры. В кампании 1805 года он командовал бригадой в армии эрцгерцога Карла, в Италии, и отличился 30 октября, предводительствуя авангардом, в сражениях при Михельсберге и Кальдиеро. В следующем году он был сделан шефом гусарского полка и возведён в баронское достоинство.

В кампании 1809 года Фримон, произведённый в фельдмаршал-лейтенанты, командовал дивизией и авангардом в Итальянской армии эрцгерцога Иоганна, разбил неприятельский арьергард при Порденоне и отнял у него 4 орудия и 2 орла. Он участвовал в победе эрцгерцога Иоанна над вице-королём Италийским при Сачиле, 16 апреля, и вёл авангард до Вероны. 1 мая, когда началось отступление, он командовал арьергардом и оказал мужеетвенный отпор французам в делах при Ольмо, Сальварозе, при переправе через Тальаменто, при Сан-Даниеле и в сражении на реке Пиаве, за что был награждён командорским крестом ордена Марии-Терезии.

По заключении Шёнбруннского мира, Фримон был инспектором воиск в Верхней и Нижней Австрии, а в 1812 году, во время похода Наполеона в Россию, предводительствовал во вспомогательном австрийском корпусе резервной кавалерией.

В кампании 1813 года против Франции, он состоял при корпусе Гиллера, назначенном идти в Италию, и участвовал в победе при Виллахе. 24 августа, по производстве, 13 октября, в чин генерала от кавалерии, Фримон получил команду над австрийскими воисками, которые в соединении с баварцами, под главным начальством генерала Вреде, составляли 5-й армейский корпус большой союзной армии, участвовал в кампании 1814 года, отличился в делах при Бриенне, Ла-Ротьере, Бар-сюр-Об и Арси-сюр-Об, и сделан был потом губернатором крепости Майнц.

В кампании 1815 года Фримон командовал австрийскими войсками, действующими против Мюрата, а потом с 18 батальонами и 45 эскадронами вступил через гору Симплон в Южную Францию, разбил в нескольких сражениях маршала Сюше и штурмом овладел Греноблем и затем Лионом. За это он был награждён чином тайного советника и большим крестом ордена Леопольда.

По заключении второго Парижского мира он три года занимал Эльзас с австрийским корпусом, после чего сделан главнокомандующим в Венецианской провинции.

В феврале 1821 года, ему поручили начальство над 49 батальонами и 40 эскадронами для восстановления в Неаполе королевской власти. Решительными мерами Фримона армия мятежников, под начальством Пепе, была рассеяна и 24 марта австрийцы вступили в Неаполь, где Фримон остался до 1825 года, предводительствуя австрийскими и неаполитанскими войскамии. Наградой ему были орден Железной Короны 1-й степени, титул князя Антрадокко и 220 000 неаполитанских дукатов.

В 1825 году он получил главное военное начальство в Ломбардо-Венецианском королевстве. Когда, в 1831 году, вспыхнули мятежи в Модене, Ферраре, Парме и Папской области, Фримон скоро восстановил спокойствие. Император возвёл его за это в графское достоинство.

19 ноября 1831 года Фримон, назначенный в президенты Гофкригсрата (дворцового военного совета), отправился в Вену; но едва вступив в должность, заболел и умер 26 декабря того же года.



Награды

Источники

Напишите отзыв о статье "Фримон, Иоганн Мария Филипп"

Отрывок, характеризующий Фримон, Иоганн Мария Филипп

– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Фримон,_Иоганн_Мария_Филипп&oldid=81477752»