Харви Бикс
Поделись знанием:
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
Шаблон:Мультсериал Харви Бикс (англ. Harvey Beaks) — американский мультсериал, созданный Карлом Харви Гринблаттом для канала Nickelodeon. Премьера мультсериала состоялась 29 марта 2015 года, а в России в июне 2015 года. Первоначально мультсериал назывался «Bad Seeds» и должен был выйти в сентябре 2013 года, но пришлось изменить название на полпути через производство из-за проблем на товарный знак. 21 июня 2015 года было подтверждено, что мультсериал продлён на второй сезон.
Содержание
Сюжет
История невероятной дружбы Харви, Фи и Фу. Действие нового шоу разворачивается в магическом лесу, где и происходят бесшабашные приключения милой птички Харви и двух его лучших друзей. Дружба между Харви, Фи и Фу только крепнет от серии к серии, и вместе им придётся немало повеселиться.
Персонажи
Главные персонажи
- Харви Бикс — главный герой мультсериала и кроткий 9-летний (с серии «Клуб двузначных чисел» уже 10-летний) птенчик. Проводит всё время со своими лучшими друзьями Фи и Фу. Любит делать уборку. Возможно имеет симпатию к Фи.
- Фи — лучшая подруга Харви и сестра Фу. Бывает дикой и немного грубой, но симпатичной. Трепетно относится к Харви и она делает то, что она может, чтобы помочь ему. В серии «Недостатки позитива» показано то, что она и Фу — дети-сироты, живущие одни в своём дереве (с серии «Гроза» начали жить у Харви). Ненавидит белок.
- Фу — лучший друг Харви и брат Фи. Имеет почти ту же личность как Фи. Глуповат и чуточку странный. С серии «Велик напрокрад» научился ездить на велосипеде. Имеет аллергию на батат и на пчёл.
Второстепенные персонажи
- Мириам Бикс — мать Харви. Работает библиотекарем.
- Ирвин Бикс — отец Харви. Домохозяин.
- Мишель Бикс — младшая сестра Харви. В первом сезоне была яйцом, но позже во втором вылупилась. Вылупляется в серии «Новый малыш». Очень злобная и постоянно пытается что-нибудь разбить или сломать.
- Дейд — кролик, который имеет необычную любовь к Харви. Не носит одежды, имеет большие пухлые щёки. Не любит выходки Фи и Фу и ревнует Харви к ним. Имеет множество младших братьев и сестёр, которые гораздо меньше его ростом. Пытается придерживаться правил и избежать их нарушений. Не любит вульгарные вещи (вроде Ночного клуба).
- Клэр — лиса, которая влюблена в Фу. Носит очки и маленькое синее платье с длинными рукавами. Дружит с Пири Пири. Слегка застенчива и немного боится своих старших родственников. В серии «Наказание» выесняется, что ей 8 лет.
- Принцесса Робертс — сова. Бывает злая и эгоистичная, но очень глупая. Носит розовое многослойное кружевное платье без рукавов и золотистую тиару. Иногда жалуется своему отцу на тех, кто её испачкал, ударил и т. д.
- Терримедведь «Техномедведь» Снэппер — медведь. Имеет плотное телосложение, носит красные плавки и является поклонником рэп-музыки. Очень лоялен к Харви. Любит гоняться за девушками. В серии «Медведь Терри» выясняется, что его настоящее имя Терримедведь и то, что его родители на самом деле — черепахи.
- Кратз — скунс. Дружит с Дейдом и бывает немного неуклюжим. Слегка пугливый и робкий. Иногда, когда пугается, выпускает газ с отвратительным запахом. Считает, что всё плохое случается с ним.
- Рутер Веллингтон — бородавочник. Лучший друг Техномедведя. Живёт со своей семьёй в бункере. Занимается бодибилдингом. Влюблён в Пири Пири.
- Пири Пири — жёлтая птичка, которая является лучшей подругой Клэр и художницей. Очень близкая подруга Харви. Прототипами большинства её идей стали её собственные сны.
- Джереми — большой и пушистый гриб-мухомор. Любит карточные фокусы и работает барменом в Ночном клубе. Бывает очень неуверенным в себе.
- Мофф Уильямсон — мотылёк в очках, цилиндре, плаще и с усами, который увлекается стимпанком. Ему 35 лет. Возможно, чайлдфри.
- Доктор Робертс — дружелюбный, но эксцентричный отец Принцессы. Имеет странную одержимость с кристаллами. Считает свою дочь «лучшем ребёнком в мире». Он даже вручил ей трофей «Лучшего ребёнка», несмотря на то, что её превзошла Клэр.
- Рэндл — бесчувственный, упрямый, жадный, ворчливый и крикливый енот, владеющий магазином аренды разных вещей. Живёт с мамой, но ненавидит её и желает избавиться. Мама Рэндла страдает старческим моразмом и иногда любит рассказывать нелепые истории, которые якобы произошли с ней в молодости.
- Тара — паук-женщина, которая работает в салоне красоты парикмахером и занимается общественными делами леса. Считает, что у неё ни на что не хватает времени (ведь она воспитывает очень много детей!)
- Джеки Слизерштин — змея, кумир Харви, писатель, создавшая любимую книгу Харви, «Детектив Дирк».
- Аэро Пальцевич — палец, живущий в лесу. Друг Харви, Фи и Фу.
- Уэйд — 6-летний младший брат Дейда. Не умеет плавать.
- Майки — лягушонок, друг Харви. Всегда носит наушники. Никогда не бывает грубым.
- Офицер Фред — полицейский-гусеница. Бьёт током всех нарушителей.
- Белки — единственные антагонисты в этом мультсериале. Лидер беличьей шайки — Жон Люк, остальные члены семьи: старший сын Жон Клод (в шляпе), средний сын Сон Жон (с банданой), жена Били Жон, младший сын Длинный Жон (в очках, самый маленький) и отец Папа Жон (в берете, толстый). Иногда носят с собой самодельные пистолеты на основе рогаток, а в качестве патронов используют орехи (Папа Жон не пользуется оружием и кидает орехи самостоятельно). Также в орехи они кладут записки. Ни одна белка, кроме Жон Люка и Длинного Жона не может разговаривать по-человечески, а Папа Жон всегда лопочет что-то невнятное. Жон Люк разговаривает с французским акцентом. Иногда белки пытаются напакостить Харви и его друзьям и устроить неприятности, из-за чего Фи их ненавидит и называет крысами.
- Роланд Бикс — отец Ирвинга и дедушка Харви по отцовской линии.
- Эйдан и Майли — дедушка и бабушка Харви по материнской линии.
- Ханзи — мама Пири Пири. Хиппи.
- Кейти — капибара. Любит листья.
- Кёртис «Вдохновение» Снэппер и Дженет «Пукер» Снэппер — черепахи, родители Техномедведя.
Список серий
| Сезон | Эпизоды | Первая дата выхода | Последняя дата выхода |
|---|---|---|---|
| 1 | 26 | 28 марта 2015 | 10 июня 2016 |
| 2 | 26 | 13 июня 2016 | ТВА |
Пилотная серия (2013)
| № | Название | Сюжет |
|---|---|---|
| 0 | Bad Seeds (Плохие семена) | Сюжет эпизода такой же, как в серии «Бултых!». |
1 сезон (2015—2016)
| № | Название | Сюжет |
|---|---|---|
| 1а | Pe-Choo! (Бултых!) | Харви со своими друзьями Фи и Фу идёт на озеро. Когда решились искупаться, то Фи и Фу хотели показать Харви как они делают «бултых». Харви тоже хотел сделать, но не получалось из-за того, что Дух Озера не запрещал ему купаться в озере. Харви решил хулиганить, чтобы сделать «бултых». |
| 1б | The Spitting Tree (Плевательное дерево) | Харви, Фи, Фу и их друзья поднимаются на самое высокое дерево, чтобы плеваться с высокой точки леса. Однако, застревают на нём… |
| 2а | The Finger (Палец) | Харви, Фи, Фу, а потом и их друзья знакомятся с пальцем по имени Айра Пальцевич. Все стараются понять, что ему нужно. |
| 2б | The Negatives of Being Positively Charged (Недостатки позитива) | Фи и Фу намагнитились и они не могут играться друг с другом. Харви думает, как вернуть Фи и Фу прежнее состояние. |
| 3а | The Rentl Bike (Велик напрокрад) | Фу мечтает научиться кататься на велосипеде. Он и Харви арендует для него велосипед у Рэндла, но он оказывается бракованным. Тогда они вместе берут качественный велосипед тайком. Рэндл пытается вернуть себе велосипед, но тем временем Фу наконец удалось научиться кататься. |
| 3б | Anti-Valentine’s Day (Анти-Валентинов день) | Харви набрал кучу валентинок в день Святого Валентина, а Фи и Фу не получили ни одной. Тогда Фи придумывает собственный праздник и называет его «Анти-Валентинов день», но Харви он совсем не нравится. |
| 4а | Comet Night? (Ночь Кометы?) | Ирвинг, Харви, Фу, Дейд, Техномедведь и Рутер идут в поход смотреть на комету, которая появляется раз в 25 лет. |
| 4б | Comet Night! (Ночь Кометы!) | Мириам, Фи, Клэр, Пири Пири и Принцесса веселятся в ночь кометы, пока Харви, Фу и их друзья в походе. |
| 5а | Nightclub Night (Ночь в клубе) | Харви, Фи, Фу и Техномедведь собираются провести всю ночь в ночном клубе. Тем временем Харви хочет поскорее показать всем в клубе свой запланированный танец. |
| 5б | The Rebel (Бунтарь) | Во время домашней уборки Харви находит старую футболку без рукавов, которая раньше принадлежала его маме, в которой становится похож на бунтаря. Узнав, что это такое, Харви совсем теряется. Он старается вести себя, как бунтарь, но тяга к соблюдению правил совсем путает его. |
| 6а | Harvey’s First Scar (Первый шрам Харви) | Харви завидует Фи и Фу, так как у них имеются шрамы, которых у него нет. Харви просит их сделать ему шрам. Однако, вскоре он понимает, что был неправ насчёт шрама. |
| 6б | The Nature of Nature (Природа природы) | Харви, Фи и Фу забирают у специалиста по хаосу природы Халбрета телескопическое устройство, с помощью которого он и создаёт беспорядок в лесу. Они решают остановить распространение хаоса в их лесу, но в итоге всё становится странным и начинаются серьёзные последствия. |
| 7а | A Tail of Les Squirrels (Беличья Хвостория) | Харви, Фи и Фу находят беличий хвост, который очень понравился Фи. Тем временем группа белок похищают Фу (затем Харви) и у Фи не остаётся выбора, кроме как вернуть хвост. |
| 7б | Someone’s Stealing My Stuff (Кто-то у меня ворует) | Харви хочет выяснить, кто же крадёт вещи у него и его друзей. Расследуя дело, Харви находит вора, которым оказывается Фу. Харви и Фи хотят спасти Фу от наказания, одеваясь как «Грабители Малокорной рощи». |
| 8а | The Ghost Problem (Призрачная проблема) | В библиотеке дух дерева Бартлберт работает сортировщиком книг, однако увольняется из-за того, что Фи, испугавшись его, как призрака, кидается в него книгами. После чего он превращает её в духа дерева. Сначала Фи это нравится, а потом ей становится стыдно, и она решает извиниться. |
| 8б | Princess Is Better Than You (Принцесса лучше тебя) | Доктор Робертс заманивает всех на соревнования на звание лучшего ребёнка. Выигравший получит золотой трофей. В конкурсе участвуют практически все дети Малокорной рощи, но больше всех победить старается Клэр, но несмотря на её стремление, побеждает дочь Доктора Робертса — Принцесса. Разозлившись, Фи решает отомстить победительнице. |
| 9а | The Almighty Foo (Величайший Фу) | Когда Фу случайно разрушает деревню жуков, он решает переселить их к Харви. Папа недоволен этим и вызывает дезинфектора, который пытается изгнать их при помощи пылесоса. Харви и Фу пытаются спасти жуков. |
| 9б | Old Fashioned Dade (Старомодный Дейд) | Дейд готовится провести с Харви хороший день на Старомодном фестивале, но начинает не радоваться из-за того, что Фи и Фу идут с ними. В итоге Дейд избавляется от них, но это расстраивает Харви. |
| 10а | The Sleepover’s Over (Ночёвка) | Фи и Фу приглашают Харви к ним на ночёвку. |
| 10б | Certified Babysitter (Воспитатель с дипломом) | После получения диплома няни, Харви хочет доказать Джереми и родителям, что он может нянчить сестрёнку (яйцо) в одиночку. |
| 11а | Fee’s Haircut (Причёска Фи) | Тара делает для Фи новую причёску, но от этого она становится страшной занудой. Тогда Харви и Фу стригут её наголо, из-за чего Фи приходит в бешенство. |
| 11б | Harvey’s Favorite Book (Любимая книга Харви) | В библиотеке состоится встреча с Джеки Слизерштин, автором любимой книги Харви «Детектив Дирк». Харви рассказал о своей любимой книге своей подруге Пири Пири, но никак не ожидал, что её полюбят все дети во всей Молокорной роще! |
| 12а | Dad Band (Папин квартет) | Харви хочет сделать гаражную группу папы успешной. |
| 12б | Foo’s Panic Room (Убежище Фу) | Фу запирает себя и свои любимые мохноягоды в коробке, думая что все захотят их взять. Но на самом деле все стараются сторониться их. Харви, Фи, Дейд, Пири Пири, Кратз и Рутер хотят помочь Фу выйти из коробки. |
| 13а | A Day of No To-Do (День без планов) | Харви завёл себе ежедневник, но Фи и Фу это не нравится. |
| 13б | Recipe for Disaster (Рецепт катастрофы) | Харви, Фи и Фу пытаются приготовить ужин для родителей Харви. |
| 14а | Randl’s Scandal (Скандал Рэндла) | Рэндл наконец избавляется от своей мамы и заводит новую, но Фи и Фу пытаются вернуть всё, как было. |
| 14б | King of Pranks (Король розыгрышей) | Харви разыгрывает всех «по-своему». Фи и Фу показывают ему настоящий розыгрыш. |
| 15а | Night Maid (Ночной уборщик) | Харви хочет убрать весь мусор в роще, становясь супергероем. Однако, все выкидывают мусор, и чтобы Харви не узнал это, Мофф и Рэндл придумывают историю про Большого неряху. |
| 15б | Icky Chicky (Цыпа-дрипа) | Ирвинг дал Харви Цыпу, когда он вылупился из яйца. Однако, Харви решил выбросить цыпу, потому что у него зрелая личность, но вместо этого, он отдаёт Цыпу Фу. Фу стал называть игрушку «Цыпа-дрипа», но увидев, что он с ним делает, Харви решает забрать у него Цыпу. |
| 16а | Buds Before Studs (Подружки без парней) | Клэр поняла, что любит Фу без ума, и рассказывает это Пири Пири, Принцессе и Кратзу. Но Принцесса считает, что Фу принадлежит ей, и забирает его. Клэр и Фи отправляются его спасать. |
| 16б | Harvey Fights Kratz (Драка Харви и Кратза) | Харви и его друзья купаются, а Кратз смотрит в облако и думает, что это лицо монстра, а Харви думает, что это голова лошади. Увидев это, Техномедведь и Рутер хотят подготовить их к драке, чтобы те решили свои разногласия. Харви заволновался от того, что не хочет бить своего друга. |
| 17а | Le Corn Maze… of DOOM! (Кукурузный лабиринт рока) | В ночь Хэллоуина белки устраивают аттракцион под названием «Кукурузный лабиринт», но Харви и друзья ни капельки не испугались. Тогда на следующий год белки устраивают Кукурузный лабиринт с движущимися стенами и загоняют ребят в ловушку! Обречены ли Харви, Фи, Фу, Кратз, Пири Пири, Рутер и Принцесса? |
| 17б | Harvey Isn’t Scary (Харви не страшный) | В эту же ночь Хэллоуина Харви, Фи, Фу, Кратз, Пири Пири, Рутер и Майки собираются у костра и вместе рассказывают страшную историю, чтобы некий монстр по имени Бларгус не съел их. Но Харви, похоже, совсем не умеет пугать! |
| 18а | Yampions (Фермионы) | Харви и его папа собираются играть против Мириам, Фи и Фу в игру «Бататовая ферма 18 века с привидениями». Однако, в процессе игры Харви понимает, что его папа совсем не умеет в неё играть. |
| 18б | Barkball (Палкобол) | Харви и его друзья пытаются вступить в команду по палкоболу. Наконец у них это получается и они участвуют в матче, но Харви случайно выбил всех игроков включая их соперника — тренера Кипа Чудака-младшего. Сможет ли Харви выиграть? |
| 19а | Junior Squealers (Юные пискуны) | Офицер Фред организовал отряд Юных помощников, где состоят Харви, Кратз, Клэр и Дейд. Участники этого отряда стоят на страже закона и помогают полиции. Внезапно Харви обнаруживает, что Фи нарушает закон, и старается её вразумить, но в результате, наоборот, вдохновляет на преступления. Чем же это кончится? |
| 19б | The Storm (Гроза) | После грозы Харви, думая что у Фи и Фу нет хорошего дома, зовёт их жить у него. |
| 20а | Steamgate (Пароврата) | Мофф начинает чувствовать себя одиноким от того, что никто не разделяет его интересы, поэтому он строит «портал» в другое измерение. |
| 20б | Yeti Ready (Защита от йети) | Рутер и его семья пытаются избавить лес от йети и Ирвинг начинает бояться, что он не сможет защитить свою семью от него. Он и Харви идут к ним за помощью. |
| 21а | Terrybear (Медведь Терри) | Техномедведь узнаёт, что его настоящее имя Терримедведь, и из-за этого он решает поменять образ, не имея понятия, кто он на самом деле. |
| 21б | Bark Kart (Гонка на картах) | Рэндл хочет устроить Харви, Фи, Фу и их друзьям гонку на картах. Победитель получит подводную лодку. Харви пытается быть в гонке агрессивным, что у него получается. Однако, Харви, Фи и Фу понимают, что не хотят быть агрессивными, и они помогают их друзьям выиграть лодку. |
| 22а | Wade is Cooler Than Dade (Уэйд круче чем Дейд) | Дейд узнаёт, что Харви считает его младшего брата Уэйда круче него. И тогда Дейд просит Уэйда научить его быть крутым. Уэйд соглашается, но только чтобы унизить Дейда. |
| 22б | King of the Castle (Король замка) | Харви, Фи и Фу находят дверь на свалку и решают построить замок. Они зовут друзей и вместе они его строят, а Фи становится его королём. Однако, им приходится защищать замок от Принцессы. |
| 23а | Foofee (Фуфи) | У Фи и Фу есть свой секретный язык и Фи хочет научить Харви этому языку. Однако, Фу обиделся на Фи из-за этого и перестал с ней разговаривать. Тогда Фи пытается вернуть его. |
| 23б | Why Are You Even Friends? (И почему вы друзья?) | Майки говорит Дейду, что Харви не его лучший друг. И тогда Дейд решает любыми способами сблизиться с Харви. |
| 24а | The Punishment (Наказание) | Харви случайно разбивает тарелку и спрашивает у других как их наказывают, чтобы подобрать для себя идеальное наказание, но ни одно из наказаний не помогает. Тогда Харви решает ни кому не показываться на глаза и сбежать в Колючую Рощу. |
| 24б | Arbor Day (Древодень) | Пири Пири узнаёт, что всё что она знала про Древодень — неправда. И из-за этого она впадает в депрессию, но Бартелберт помогает ей чтобы Древодень снова стал волшебным праздником. |
| 25а | Double Digits (Клуб двузначных чисел) | Харви исполняется 10 лет и он хочет провести самый лучший в мире праздник. Но позже пытается отменить его из-за того, что не хочет взрослеть. |
| 25б | Fee and Foo’s First Birthday (Первый день рождения Фи и Фу) | Харви узнаёт, что Фи и Фу никогда не праздновали свой день рождения. Поэтому он устраивает им самый лучший праздник. Но когда Фи и Фу приглашают других на свой день рождения, то по мнению Харви всё выходит из под контроля. |
| 26а | Alone (Один) | Харви пытается найти кого-нибудь поиграть с ним в настольный бадминтон, но у всех планы. Тогда он решает найти другой способ повеселиться и делает себе друзей из тыкв. |
| 26а | Foo Shoes (Ботинки Фу) | Фу сделал ботинки из грязи, которые понравились всем. Однако, белки украли его идею и разрушили всю его обувь. После этого у Фу не остаётся выбора, кроме как саботировать их. |
2 сезон (2016 — наст. время)
| № | Название | Сюжет |
|---|---|---|
| 1/2 | Steampunks (Паропанки) | Мофф обвиняет Харви в том, что из-за него разрушилась его дружба с Ирвингом. После этого Харви случайно включает Пароврата и ударяется о них головой, после чего ему сниться сон о городе под названием Паробург. Там он снова ломает дружбу Моффа и Ирвинга и его выгоняют за то, что он якобы сломал кристалл необходимый для полёта Паробурга. Сможет ли он, Фи, Фу и Дейд вернуться обратно в Паробург и помочь детям из города Отбросов? |
| 3а | The New Bugaboo (Новый малыш) | Младшая сестра Харви скоро должна вылупиться и он очень этому рад, но потом он начинает думать, что она может занять его место. Он старается сделать так, чтобы когда она вылупится, то он останется любимым ребёнком навсегда. |
| 3б | The Case of the Missing Pancake (Дело о пропавшем блинчике) | Харви и его дедушки и бабушка сделали для Мишель её первый блинчик. Но он вдруг пропадает. И Харви начинает расследование, чтобы его сестра всё таки попробовала свой первый блинчик. |
| 4а | Kathy with a K (Кейти через «Е») | Капибара Кейти хочет, чтобы её канал про листья прославился. Когда это случается, то она сначала радуется, но когда она узнаёт, что всем нравится не её видео, а она сама, то решает удалить свой канал. |
| 4б | Harvey’s Pet (Питомец Харви) | Харви хочет завести питомца, но родители ему не разрешают из-за того, что они думают что Харви пока не готов к такой ответственности. Тогда Харви берёт у мамы Пири Пири цветок и называет его «Крап». Однако, Харви начинает ухаживать за ним неправильно. |
| 5а | Fee’s Pyramid (Пирамида Фи) | Мириам хочет, чтобы Фи стала для Мишель званой сестрой. И тогда Фи идёт к маме Пири Пири для того, чтобы та научила её как быть сестрой. |
| 5б | Life Debt (Долг чести) | Фу спасает Рутера и последний говорит, что ему нужно защищать Фу от любой опасности, потому что это «Долг чести». Фу сначала это нравиться, но когда он узнает, что из-за долга чести Рутер не может вернутся к своей семье, Фу старается сделать так, чтобы Рутер спас его и таким образом долг чести был бы оплачен. |
| 6а | The Feelings | |
| 6б | Bag of Naughty | |
| 7а | Operation Peanut Butter | |
| 7б | Little Littlebark | |
| 8а | Repo Fee | |
| 8б | Stalemates | |
| 9а | The Ballad of Muesli and Jangles | |
| 9б | Flood ID | |
| 10 | Mr. Borks and Mrs. Borks | |
| 11а | The Blister | |
| 11б | The Bad Seed | |
| 12а | Rockbark Rocks | |
| 12б | Ocean Promotion | |
| 13 | Technoscare | |
| 14а | Secret Gordon | |
| 14б | The Unknown Comic | |
| 15 | Christmas Special |
Актёры озвучивания
- Макс Чарльз — Харви
- Анджелина Уолер — Фи
- Джексон Брандейдж (с Пилотной серии по эпизод «Принцесса лучше тебя») и Томас Робинсон (с серии «Величайший Фу») — Фу
- К.Х. Гринблатт — Дейд, Джереми, дополнительные роли
- Николь Ведель — Клэр
- Андрес Салафф — Принцесса
- Мэттью Чжан — Кратз
- Мадлен Карри — Пири Пири
- Мэйсон Вон — Техномедведь
- Лаз Мейман (с серии «Плевательное дерево» по «Паропанки») и Адди Чандлер (с серии «Долг чести») — Рутер
- Скотт Эдсит — Ирвин Бикс
- Керри Кенни — Мириам Бикс
- Дэйв Фоли — Мофф
- Марк Мэрон — Рэндл
- Мэтт Берри (эпизоды «Плевательное дерево», «Принцесса лучше тебя», «Воспитатель с дипломом» и «Папин квартет») и Джефф Беннетт (часть серии «Принцесса лучше тебя»; с серии «Пароврата») — Доктор Робертс
- Ник Сумида — Майки, мама Рэндла, Кейти
- Фред Столлер — Бартлберт
- Кэри Уолгрен — Кэрол, Мишель Бикс
- Энди Кайндлер — Изи
- Грей ДеЛайл — Вышибала
- Моника Рэй — Уэйд
- Майкл-Леон Вули — Офицер Фред
- Ру Пол — Джеки Слизерштин
- Рис Дарби — Митч (папа Рутера), Бритни (мама Рутера), Капитан Веллингтон (дед Рутера)
- Кэти Наджими — Ханзи (мама Пири Пири)
- Майки Келли — Кёртис «Вдохновение» Снэппер (папа Техномедведя)
- Рэйчел Батера — Дженет «Пукер» Снэппер (мама Техномедведя)
- Блэйк Кларк — дедушка Роланд
- Джим О'Хейр — дедушка Эйдан
- Кэтрин О’Хара — бабушка Майли
Комиксы
Комикс № 1 вышел в продажу 26 января 2016 года.
Отзывы
Мультсериал получил положительные отзывы от критиков и зрителей. Он имеет оценку 6.9/10 на IMDb и 7.4/10 на TV.com.
Факты
 |
Список примеров в этой статье или её разделе не основывается на авторитетных источниках непосредственно о предмете статьи или её раздела. Добавьте ссылки на источники, предметом рассмотрения которых является тема настоящей статьи (или раздела) в целом, и содержащие данные элементы списка как примеры. В противном случае раздел может быть удалён.
Эта отметка стоит с 25 августа 2016 года. |
- Название серии «Пароврата» (англ. Steamgate) пародирует название фильма «Звёздные врата» (англ. Stargate).
- «Пицца Папы Рэндла» (англ. Papa Randl's) пародирует пиццерию «Papa John's».
- Поисковик «Gurgle» является пародией на «Google».
- Серия «Гонка на картах» (англ. Bark Kart) является пародией серии игр Mario Kart[en].[1]
- В пилотной серии Техномедведь был взрослым героем и озвучен создателем мультсериала Карлом Харви Гринблаттом, но позже в самом мультсериале его решили сделать ребёнком и озвучить Мэйсоном Воном.
- В пилотной серии Тара была коричневого цвета, но позже в самом мультсериале её цвет поменяли на фиолетовый.
- Джексон Брандейдж озвучивал Фу 8 эпизодов (если считать Пилотную, то 9), но потом его заменил Томас Робинсон, потому что у Джексона изменился голос.[2]
- Любимая серия создателя мультсериала К. Х. Гринблатта — «Один».[3]
Напишите отзыв о статье "Харви Бикс"
Примечания
- ↑ [chgreenblatt.tumblr.com/post/140061300472/harveybeaks-tonight-things-are-getting-heated Вот что бывает, когда мы играем в игру «Mario Kart» в течение нескольких месяцев ]
- ↑ [chgreenblatt.tumblr.com/post/117523254372/why-will-jackson-brundage-be-replaced-by-tom Почему Джексона заменили на Тома Робинсона?]
- ↑ [chgreenblatt.tumblr.com/post/145621072817/tonights-episode-is-pretty-special-to-me-its Завтрашний эпизод для меня особенный ]
Ссылки
- [www.nick.com/harvey-beaks/ k.com/harvey-beaks/] — официальный сайт Харви Бикс
- [instagram.com/harveybeaks Харви Бикс] на сайте Instagram
Отрывок, характеризующий Харви Бикс
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
