Посёлок Хуфайзен

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 1239 [whc.unesco.org/ru/list/1239 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/1239 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/1239 фр.]

Посёлок Хуфайзен, Хуфайзензидлунг (нем. Hufeisensiedlung — посёлок «Подкова») — жилой массив, построенный на юге берлинского округа Нойкёльн в 1925—1933 годах по проекту архитекторов Бруно Таута и Мартина Вагнера. Это один из первых проектов социального жилья и часть крупного жилого массива Бриц/Фриц-Рейтер-Штадт, вторую часть которого застроили архитекторы Пауль Энгельман и Эмиль Фанмайер.

После Первой мировой войны в период острой безработицы население Берлина стало резко увеличиваться. Жилья в городе катастрофически не хватало. В начале 1920-х годов дефицит жилья в городе составлял более 100 000 квартир, частное строительство не могло его удовлетворить.

В 1921-1928 годах появились многочисленные некоммерческие жилые товарищества, которые предлагали ликвидировать нехватку жилья с помощью социальных реформ. В соответствии с этими идеями в городе должно было появиться дешёвое и высококачественное жильё с хорошими транспортными возможностями. Воплотить эти идеи можно было только путём строительства крупных жилых посёлков. Жилой посёлок Хуфайзен стал первым примером реализации социального жилья в Берлине и сложной задачей для его архитекторов.

В соответствии с новым строительным уставом 1925 года в Большом Берлине появилось 17 крупных жилых посёлков, которые несмотря на высокую плотность жилой застройки предоставляли необходимый уровень жилищных условий.

Посёлок Хуфайзен, ответственным архитектором которого был назначен Бруно Таут, планировалось построить на территории бывшего дворянского поместья Бриц на юге берлинского округа Нойкёльн. Вместе с советником по градостроительству архитектором Мартином Вагнером Таут подготовил градостроительную концепцию посёлка Хуфайзен. Оба являлись приверженцами идеи «нового строительства» и мечтали перенести промышленные методы труда на архитектуру. Стандартные квартиры и здания и крупное производство должны были выявить преимущества новых идей. Мартин Вагнер использовал строительство посёлка для «исследований экономического строительства».

Таут привнёс в проект свой опыт работы над городом-садом Фалькенберг: несмотря на высокую плотность застройки большое значение было уделено зелёным насаждениям и свободному пространству. Главное здание расположено вокруг небольшого водоёма, а ленточная застройка оставляет многочисленные свободные пространства по подобию дворов. Поскольку застройка адаптирована к местности и выполнена в форме большой подковы, посёлок производит очень живое впечатление.

Строительство велось с 1925 по 1933 годы в семь очередей, в результате появился посёлок в стиле «нового строительства» на 1072 квартиры. Планировок квартир всего четыре. 472 квартиры находятся в расположенных рядами одноквартирных домах, 600 квартир находятся в четырёхэтажных многоквартирных корпусах. За исключением центральной «подковы» все сооружения выполнены ленточной застройкой, у каждого дома есть собственный садик.

Функциональности и тем самым архитектурной простоты Тауту удалось достичь немногими, но эффективными средствами, к которым можно отнести оконные переплёты с горбыльками, облицовку клинкерной плиткой по углам зданий, чередование гладкой и фактурной штукатурки. Но наиболее характерным является цветовое членение фасадов в жилом посёлке. Сторона, выходящую на Фриц-Рейтер-Аллее (нем. Fritz-Reuter-Allee), была выкрашена в «берлинский красный», цвет бычьей крови. Её структурируют выделяющиеся лестничные пролёты. Входы в «подкову» выделялись насыщенным синим цветом. Такое цветовое решение в те времена подверглось разнообразной критике, но в настоящее время воспринимается как фирменный знак посёлка.

Посёлок Хуфайзен стал ориентиром для жилой архитектуры 1920-30-х годов и сегодня несмотря на сравнительно небольшие размеры квартир (от 49 кв. м) пользуется большой любовью жильцов. В 1990-е годы проводились реставрационные работы, посёлок получил также защиту государства как исторический памятник. В июле 2008 года вместе с другими пятью жилыми комплексами берлинского модернизма посёлок Хуфайзен был внесён в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Литература

• Christina Haberlik: 50 Klassiker. Architektur des 20. Jahrhunderts. Hildesheim: Gerstenberg Verlag, 2001. ISBN 3-8067-2514-4
• Norbert Huse (Hg.): Vier Berliner Siedlungen der Weimarer Republik, Argon-Verlag, Berlin, 1987, ISBN 3-87024-109-8

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Посёлок Хуфайзен

Отрывок, характеризующий Посёлок Хуфайзен

Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.