Шабот
Коммуна
Шабот
Chabottes
Показать/скрыть карты
|
Шабо́т (фр. Chabottes, окс. Chabòtas) — коммуна во Франции, находится в регионе Прованс — Альпы — Лазурный Берег. Департамент коммуны — Верхние Альпы. Входит в состав кантона Сен-Бонне-ан-Шансор. Округ коммуны — Гап.
Код INSEE коммуны 05029.
Содержание
Население
Население коммуны на 2008 год составляло 750 человек.
1962 | 1968 | 1975 | 1982 | 1990 | 1999 | 2008 |
---|---|---|---|---|---|---|
469 | 430 | 461 | 453 | 518 | 610 | 750 |
Экономика
Основу экономики составляют сельское хозяйство, туризм, торговля и ремёсла.
В 2007 году среди 487 человек в трудоспособном возрасте (15-64 лет) 360 были экономически активными, 127 — неактивными (показатель активности — 73,9 %, в 1999 году было 73,2 %). Из 360 активных работали 334 человека (176 мужчин и 158 женщин) безработных было 26 (9 мужчин и 17 женщин). Среди 127 неактивных 44 человека были учениками или студентами, 45 — пенсионерами, 38 были неактивными по другим причинам[1].
Достопримечательности
- Две церкви XIX века
Фотогалерея
- SL380968.JPG
- Champsaur-aqueduc49.JPG
Акведук
- Drac-Autanes-32.JPG
Река Драк
См. также
Напишите отзыв о статье "Шабот"
Примечания
- ↑ [www.recensement.insee.fr/chiffresCles.action?zoneSearchField=&codeZone=05029-COM&idTheme=2 Emploi et population active 1999 et 2007] (фр.). INSEE. Проверено 22 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bq5MElMa Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
Ссылки
- На Викискладе есть медиафайлы по теме Шабот
- [www.insee.fr/fr/methodes/nomenclatures/cog/fichecommunale.asp?codedep=05&codecom=029 Национальный институт статистики — Шабот] (фр.). Проверено 22 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bq5MrNKU Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
- [cassini.ehess.fr/cassini/fr/html/fiche.php?select_resultat=7607 Шабот] (фр.). cassini.ehess.fr. Проверено 28 января 2013. [www.webcitation.org/6EBNWYI4d Архивировано из первоисточника 4 февраля 2013].
Это заготовка статьи по географии Франции. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Шабот
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».