Список округов Франции
Поделись знанием:
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.
Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.
Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.
Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.
В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……
Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.
Принимая в управление имение, Николай сразу, без ошибки, по какому то дару прозрения, назначал бурмистром, старостой, выборным тех самых людей, которые были бы выбраны самими мужиками, если б они могли выбирать, и начальники его никогда не переменялись. Прежде чем исследовать химические свойства навоза, прежде чем вдаваться в дебет и кредит (как он любил насмешливо говорить), он узнавал количество скота у крестьян и увеличивал это количество всеми возможными средствами. Семьи крестьян он поддерживал в самых больших размерах, не позволяя делиться. Ленивых, развратных и слабых он одинаково преследовал и старался изгонять из общества.
При посевах и уборке сена и хлебов он совершенно одинаково следил за своими и мужицкими полями. И у редких хозяев были так рано и хорошо посеяны и убраны поля и так много дохода, как у Николая.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме; только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он делал это без малейшего колебания. Во всех же распоряжениях, касавшихся мужиков, он никогда не испытывал ни малейшего сомнения. Всякое распоряжение его – он это знал – будет одобрено всеми против одного или нескольких.
Он одинаково не позволял себе утруждать или казнить человека потому только, что ему этого так хотелось, как и облегчать и награждать человека потому, что в этом состояло его личное желание. Он не умел бы сказать, в чем состояло это мерило того, что должно и чего не должно; но мерило это в его душе было твердо и непоколебимо.
Он часто говаривал с досадой о какой нибудь неудаче или беспорядке: «С нашим русским народом», – и воображал себе, что он терпеть не может мужика.
В 2011 году общее число французских департаментов — 101; они делятся на 343 округа (из них 13 за рубежом, включая Майотту). В 2009 году средняя численность населения одного французского округа была 188 025 жителей.
Список округов
№ | Округ | Супрефектура | Население,[1] чел. (2010) |
Площадь, км² |
Плотность, чел./км² |
Число кантонов | Число коммун |
---|---|---|---|---|---|---|---|
01 | Белле | Белле | 93 880 | 1307 | 71,83 | 9 | 107 |
01 | Бурк-ан-Брес | Бурк-ан-Брес | 339 842 | 3105 | 109,45 | 24 | 219 |
01 | Жекс | Жекс | 78 644 | 426 | 184,61 | 3 | 29 |
01 | Нантюа | Нантюа | 84 975 | 924 | 91,96 | 7 | 64 |
02 | Шато-Тьерри | Шато-Тьерри | 72 734 | 1193 | 60,97 | 5 | 123 |
02 | Лан | Лан | 166 354 | 2461 | 67,60 | 13 | 278 |
02 | Сен-Кантен | Сен-Кантен | 131 526 | 1071 | 122,81 | 9 | 126 |
02 | Суассон | Суассон | 102 829 | 1243 | 82,73 | 7 | 159 |
02 | Вервен | Вервен | 67 065 | 1401 | 47,87 | 8 | 130 |
03 | Монлюсон | Монлюсон | 115 882 | 2328 | 49,78 | 12 | 106 |
03 | Мулен | Мулен | 106 177 | 2996 | 35,44 | 12 | 111 |
03 | Виши | Виши | 120 849 | 2016 | 59,94 | 11 | 103 |
04 | Барселоннет | Барселоннет | 8179 | 1028 | 7,96 | 2 | 16 |
04 | Кастеллан | Кастеллан | 9498 | 1320 | 7,20 | 5 | 32 |
04 | Динь-ле-Бен | Динь-ле-Бен | 55 791 | 2465 | 22,63 | 10 | 65 |
04 | Форкалькье | Форкалькье | 86 681 | 2112 | 41,04 | 13 | 87 |
05 | Бриансон | Бриансон | 34 752 | 2138 | 16,25 | 7 | 38 |
05 | Гап | Гап | 102 219 | 3411 | 29,97 | 23 | 139 |
06 | Грас | Грас | 557 876 | 1231 | 453,19 | 19 | 62 |
06 | Ницца | Ницца | 520 853 | 3067 | 169,82 | 33 | 101 |
07 | Ларжантьер | Ларжантьер | 95 239 | 1928 | 49,40 | 10 | 103 |
07 | Прива | Прива | 85 303 | 1742 | 48,97 | 11 | 110 |
07 | Турнон-сюр-Рон | Турнон-сюр-Рон | 134 548 | 1858 | 72,42 | 12 | 126 |
08 | Шарлевиль-Мезьер | Шарлевиль-Мезьер | 163 576 | 1825 | 89,63 | 17 | 160 |
08 | Ретель | Ретель | 36 342 | 1200 | 30,29 | 6 | 101 |
08 | Седан | Седан | 60 875 | 792 | 76,86 | 6 | 79 |
08 | Вузье | Вузье | 22 457 | 1412 | 15,90 | 8 | 123 |
09 | Фуа | Фуа | 52 421 | 2078 | 25,23 | 9 | 135 |
09 | Памье | Памье | 71 783 | 1315 | 54,59 | 7 | 115 |
09 | Сен-Жирон | Сен-Жирон | 27 834 | 1497 | 18,59 | 6 | 82 |
10 | Бар-сюр-Об | Бар-сюр-Об | 29 318 | 1193 | 24,58 | 5 | 104 |
10 | Ножан-сюр-Сен | Ножан-сюр-Сен | 53 435 | 1277 | 41,84 | 6 | 82 |
10 | Труа | Труа | 220 574 | 3534 | 62,41 | 22 | 247 |
11 | Каркасон | Каркасон | 159 092 | 2668 | 59,63 | 18 | 207 |
11 | Лиму | Лиму | 44 501 | 1781 | 24,99 | 8 | 149 |
11 | Нарбонна | Нарбонна | 152 874 | 1690 | 90,46 | 9 | 82 |
12 | Мийо | Мийо | 70 898 | 3467 | 20,45 | 15 | 101 |
12 | Родез | Родез | 141 833 | 3974 | 35,69 | 23 | 139 |
12 | Вильфранш-де-Руэрг | Вильфранш-де-Руэрг | 64 074 | 1293 | 49,55 | 8 | 64 |
13 | Экс-ан-Прованс | Экс-ан-Прованс | 419 281 | 1532 | 273,68 | 10 | 44 |
13 | Арль | Арль | 197 570 | 2284 | 86,50 | 9 | 36 |
13 | Истр | Истр | 306 746 | 599 | 512,10 | 8 | 18 |
13 | Марсель | Марсель | 1 048 421 | 672 | 1560,15 | 30 | 21 |
14 | Байё | Байё | 66 883 | 952 | 70,26 | 6 | 126 |
14 | Кан | Кан | 410 988 | 1990 | 206,53 | 24 | 287 |
14 | Лизьё | Лизьё | 147 872 | 1650 | 89,62 | 13 | 204 |
14 | Вир | Вир | 57 362 | 956 | 60,00 | 6 | 88 |
15 | Орийак | Орийак | 82 679 | 1937 | 42,68 | 12 | 96 |
15 | Морьяк | Морьяк | 26 827 | 1278 | 20,99 | 6 | 55 |
15 | Сен-Флур | Сен-Флур | 38 656 | 2511 | 15,39 | 9 | 109 |
16 | Ангулем | Ангулем | 194 779 | 3320 | 58,67 | 21 | 245 |
16 | Коньяк | Коньяк | 91 731 | 1240 | 73,98 | 8 | 96 |
16 | Конфолан | Конфолан | 65 067 | 1396 | 46,61 | 6 | 63 |
17 | Жонзак | Жонзак | 55 968 | 1530 | 36,58 | 7 | 114 |
17 | Рошфор | Рошфор | 184 070 | 1528 | 120,46 | 13 | 79 |
17 | Ла-Рошель | Ла-Рошель | 203 579 | 818 | 248,87 | 15 | 57 |
17 | Сент | Сент | 125 449 | 1546 | 81,14 | 9 | 107 |
17 | Сен-Жан-д’Анжели | Сен-Жан-д’Анжели | 53 257 | 1442 | 36,93 | 7 | 115 |
18 | Бурж | Бурж | 172 443 | 2798 | 61,63 | 16 | 131 |
18 | Сент-Аман-Монтрон | Сент-Аман-Монтрон | 67 330 | 2670 | 25,22 | 11 | 116 |
18 | Вьерзон | Вьерзон | 71 484 | 1767 | 40,46 | 8 | 43 |
19 | Брив-ла-Гайард | Брив-ла-Гайард | 130 627 | 1526 | 85,60 | 15 | 99 |
19 | Тюль | Тюль | 79 147 | 2564 | 30,87 | 14 | 118 |
19 | Юссель | Юссель | 33 777 | 1766 | 19,13 | 8 | 69 |
2A | Аяччо | Аяччо | 105 369 | 2195 | 48,00 | 14 | 80 |
2A | Сартен | Сартен | 38 231 | 1819 | 21,02 | 8 | 44 |
2B | Бастия | Бастия | 82 208 | 1382 | 59,48 | 16 | 94 |
2B | Кальви | Кальви | 28 282 | 861 | 32,85 | 4 | 33 |
2B | Корте | Корте | 55 603 | 2423 | 22,95 | 10 | 109 |
21 | Бон | Бон | 97 487 | 2118 | 46,03 | 10 | 194 |
21 | Дижон | Дижон | 365 114 | 3049 | 119,75 | 21 | 259 |
21 | Монбар | Монбар | 61 757 | 3596 | 17,17 | 12 | 254 |
22 | Динан | Динан | 126 864 | 1755 | 72,29 | 12 | 101 |
22 | Генган | Генган | 87 231 | 1966 | 44,37 | 12 | 90 |
22 | Ланьон | Ланьон | 100 953 | 904 | 111,67 | 7 | 60 |
22 | Сен-Бриё | Сен-Бриё | 276 593 | 2252 | 122,82 | 21 | 122 |
23 | Обюссон | Обюссон | 38 167 | 2539 | 15,03 | 12 | 118 |
23 | Гере | Гере | 84 862 | 3027 | 28,04 | 15 | 142 |
24 | Бержерак | Бержерак | 110 499 | 2182 | 50,64 | 14 | 159 |
24 | Нонтрон | Нонтрон | 41 540 | 1621 | 25,63 | 8 | 80 |
24 | Перигё | Перигё | 18 075 | 3337 | 5,42 | 18 | 196 |
24 | Сарла-ла-Канеда | Сарла-ла-Канеда | 75 035 | 1921 | 39,06 | 10 | 122 |
25 | Безансон | Безансон | 244 356 | 2497 | 97,86 | 17 | 316 |
25 | Монбельяр | Монбельяр | 178 200 | 1444 | 123,41 | 13 | 193 |
25 | Понтарлье | Понтарлье | 105 214 | 1293 | 81,37 | 5 | 85 |
26 | Ди | Ди | 41 634 | 2287 | 18,20 | 9 | 104 |
26 | Ньон | Ньон | 137 019 | 1722 | 79,57 | 7 | 101 |
26 | Валанс | Валанс | 306 062 | 2521 | 121,40 | 20 | 164 |
27 | Лез-Андели | Лез-Андели | 179 009 | 1419 | 126,15 | 10 | 156 |
27 | Берне | Берне | 162 148 | 2060 | 78,71 | 15 | 239 |
27 | Эврё | Эврё | 245 386 | 2561 | 95,82 | 18 | 280 |
28 | Шартр | Шартр | 204 202 | 2130 | 95,87 | 11 | 162 |
28 | Шатодён | Шатодён | 59 759 | 1439 | 41,53 | 5 | 80 |
28 | Дрё | Дрё | 127 497 | 1501 | 84,94 | 9 | 109 |
28 | Ножан-ле-Ротру | Ножан-ле-Ротру | 37 475 | 811 | 46,21 | 4 | 52 |
29 | Брест | Брест | 367 340 | 1408 | 260,89 | 20 | 80 |
29 | Шатолен | Шатолен | 85 936 | 1804 | 47,64 | 7 | 61 |
29 | Морле | Морле | 128 628 | 1319 | 97,52 | 10 | 60 |
29 | Кемпер | Кемпер | 315 724 | 2202 | 143,38 | 17 | 82 |
30 | Алес | Алес | 149 337 | 1322 | 112,96 | 12 | 101 |
30 | Ним | Ним | 524 899 | 3133 | 167,54 | 24 | 177 |
30 | Ле-Виган | Ле-Виган | 35 464 | 1398 | 25,37 | 10 | 75 |
31 | Мюре | Мюре | 202 263 | 1639 | 123,41 | 11 | 126 |
31 | Сен-Годенс | Сен-Годенс | 77 498 | 2140 | 36,21 | 11 | 236 |
31 | Тулуза | Тулуза | 963 880 | 2531 | 380,83 | 31 | 226 |
32 | Ош | Ош | 84 435 | 2134 | 39,57 | 12 | 154 |
32 | Кондом | Кондом | 65 482 | 2437 | 26,87 | 11 | 159 |
32 | Миранд | Миранд | 38 242 | 1686 | 22,68 | 8 | 150 |
33 | Аркашон | Аркашон | 136 238 | 1494 | 91,19 | 4 | 17 |
33 | Блай | Блай | 83 485 | 696 | 119,95 | 4 | 55 |
33 | Бордо | Бордо | 871 737 | 1522 | 572,76 | 25 | 82 |
33 | Лангон | Лангон | 126 083 | 2306 | 54,68 | 13 | 169 |
33 | Леспар-Медок | Леспар-Медок | 82 646 | 1318 | 62,71 | 4 | 32 |
33 | Либурн | Либурн | 149 056 | 1283 | 116,18 | 9 | 129 |
34 | Безье | Безье | 296 898 | 2987 | 99,40 | 19 | 152 |
34 | Лодев | Лодев | 89 265 | 1211 | 73,71 | 5 | 72 |
34 | Монпелье | Монпелье | 658 395 | 1904 | 345,80 | 25 | 119 |
35 | Фужер | Фужер | 172 972 | 999 | 173,15 | 6 | 57 |
35 | Редон | Редон | 101 905 | 1335 | 76,33 | 7 | 53 |
35 | Ренн | Ренн | 559 110 | 3483 | 160,53 | 31 | 179 |
35 | Сен-Мало | Сен-Мало | 154 153 | 958 | 160,91 | 9 | 63 |
36 | Ле-Блан | Ле-Блан | 32 883 | 1761 | 18,67 | 6 | 56 |
36 | Шатору | Шатору | 128 689 | 2524 | 50,99 | 11 | 82 |
36 | Ла-Шатр | Ла-Шатр | 33 529 | 1323 | 25,34 | 5 | 58 |
36 | Исудён | Исудён | 36 075 | 1182 | 30,52 | 4 | 51 |
37 | Шинон | Шинон | 85 780 | 1694 | 50,64 | 7 | 87 |
37 | Лош | Лош | 50 837 | 1803 | 28,20 | 6 | 67 |
37 | Тур | Тур | 453 898 | 2629 | 172,65 | 24 | 123 |
38 | Гренобль | Гренобль | 741 088 | 4715 | 157,18 | 39 | 297 |
38 | Ла-Тур-дю-Пен | Ла-Тур-дю-Пен | 257 893 | 1479 | 174,37 | 11 | 137 |
38 | Вьен | Вьен | 207 393 | 1237 | 167,66 | 8 | 99 |
39 | Доль | Доль | 83 843 | 1180 | 71,05 | 10 | 130 |
39 | Лон-ле-Сонье | Лон-ле-Сонье | 125 966 | 2817 | 44,72 | 19 | 344 |
39 | Сен-Клод | Сен-Клод | 51 725 | 1003 | 51,57 | 5 | 71 |
40 | Дакс | Дакс | 210 108 | 3194 | 65,78 | 13 | 153 |
40 | Мон-де-Марсан | Мон-де-Марсан | 174 212 | 6048 | 28,80 | 17 | 178 |
41 | Блуа | Блуа | 169 887 | 2565 | 66,23 | 14 | 136 |
41 | Роморантен-Лантене | Роморантен-Лантене | 89 452 | 2059 | 43,44 | 7 | 48 |
41 | Вандом | Вандом | 70 740 | 1719 | 41,15 | 9 | 107 |
42 | Монбризон | Монбризон | 181 427 | 1959 | 92,61 | 10 | 138 |
42 | Роанн | Роан | 157 319 | 1780 | 88,38 | 11 | 115 |
42 | Сент-Этьен | Сент-Этьен | 410 201 | 1041 | 394,05 | 19 | 74 |
43 | Бриуд | Бриуд | 46 385 | 1529 | 30,34 | 9 | 100 |
43 | Ле-Пюи-ан-Веле | Ле-Пюи-ан-Веле | 95 089 | 2288 | 41,56 | 17 | 116 |
43 | Иссенжо | Иссенжо | 82 532 | 1160 | 71,15 | 9 | 44 |
44 | Ансени | Ансени | 60 044 | 791 | 75,91 | 5 | 29 |
44 | Шатобриан | Шатобриан | 123 322 | 2148 | 57,41 | 10 | 53 |
44 | Нант | Нант | 789 704 | 2118 | 372,85 | 29 | 82 |
44 | Сен-Назер | Сен-Назер | 308 982 | 1758 | 175,76 | 15 | 57 |
45 | Монтаржи | Монтаржи | 168 695 | 2631 | 64,12 | 12 | 126 |
45 | Орлеан | Орлеан | 425 643 | 2946 | 144,48 | 24 | 122 |
45 | Питивье | Питивье | 61 767 | 1198 | 51,56 | 5 | 86 |
46 | Каор | Каор | 76 531 | 2179 | 35,12 | 13 | 135 |
46 | Фижак | Фижак | 53 934 | 1550 | 34,80 | 9 | 120 |
46 | Гурдон | Гурдон | 44 113 | 1487 | 29,67 | 9 | 85 |
47 | Ажен | Ажен | 118 310 | 1013 | 116,79 | 12 | 71 |
47 | Марманд | Марманд | 82 521 | 1388 | 59,45 | 10 | 98 |
47 | Нерак | Нерак | 39 149 | 1400 | 27,96 | 7 | 58 |
47 | Вильнёв-сюр-Ло | Вильнёв-сюр-Ло | 91 143 | 1560 | 58,43 | 11 | 92 |
48 | Флорак | Флорак | 13 185 | 1687 | 7,82 | 7 | 50 |
48 | Манд | Манд | 63 897 | 3479 | 18,37 | 18 | 135 |
49 | Анже | Анже | 388 400 | 2127 | 182,60 | 17 | 112 |
49 | Шоле | Шоле | 199 336 | 1646 | 121,10 | 9 | 78 |
49 | Сомюр | Сомюр | 135 896 | 2229 | 60,97 | 10 | 112 |
49 | Сегре | Сегре | 61 178 | 1164 | 52,56 | 5 | 61 |
50 | Авранш | Авранш | 123 032 | 1762 | 69,83 | 16 | 160 |
50 | Шербур-Октевиль | Шербур-Октевиль | 191 400 | 1639 | 116,78 | 15 | 189 |
50 | Кутанс | Кутанс | 84 096 | 1301 | 64,64 | 10 | 130 |
50 | Сен-Ло | Сен-Ло | 100 219 | 1235 | 81,15 | 11 | 123 |
51 | Шалон-ан-Шампань | Шалон-ан-Шампань | 101 691 | 1778 | 57,19 | 8 | 100 |
51 | Эперне | Эперне | 110 568 | 2156 | 51,28 | 10 | 164 |
51 | Реймс | Реймс | 291 497 | 1702 | 171,27 | 17 | 175 |
51 | Сент-Мену | Сент-Мену | 14 051 | 1021 | 13,76 | 3 | 67 |
51 | Витри-ле-Франсуа | Витри-ле-Франсуа | 47 500 | 1504 | 31,58 | 6 | 113 |
52 | Шомон | Шомон | 66 369 | 2476 | 26,80 | 11 | 160 |
52 | Лангр | Лангр | 45 581 | 2163 | 21,07 | 10 | 158 |
52 | Сен-Дизье | Сен-Дизье | 72 089 | 1571 | 45,89 | 11 | 114 |
53 | Шато-Гонтье | Шато-Гонтье | 63 426 | 1270 | 49,94 | 7 | 71 |
53 | Лаваль | Лаваль | 153 717 | 1812 | 84,83 | 13 | 88 |
53 | Майенн | Майенн | 89 194 | 2094 | 42,60 | 12 | 102 |
54 | Брие | Брие | 164 237 | 1143 | 143,69 | 10 | 130 |
54 | Люневиль | Люневиль | 79 767 | 1451 | 54,97 | 9 | 164 |
54 | Нанси | Нанси | 420 052 | 1509 | 278,36 | 20 | 188 |
54 | Туль | Туль | 68 151 | 1143 | 59,62 | 5 | 112 |
55 | Бар-ле-Дюк | Бар-ле-Дюк | 61 803 | 1451 | 42,59 | 9 | 109 |
55 | Коммерси | Коммерси | 44 917 | 1932 | 23,25 | 7 | 136 |
55 | Вердён | Верден | 87 203 | 2829 | 30,82 | 15 | 253 |
56 | Лорьян | Лорьян | 306 444 | 1489 | 205,81 | 15 | 60 |
56 | Понтиви | Понтиви | 123 816 | 2399 | 51,61 | 10 | 78 |
56 | Ванн | Ванн | 291 397 | 2935 | 99,28 | 17 | 123 |
57 | Буле-Мозель | Буле-Мозель | 79 392 | 722 | 109,96 | 3 | 96 |
57 | Шато-Сален | Шато-Сален | 29 927 | 974 | 30,73 | 5 | 128 |
57 | Форбак | Форбак | 169 183 | 561 | 301,57 | 7 | 73 |
57 | Мец-пригород | Мец | 221 219 | 1047 | 211,29 | 9 | 142 |
57 | Мец-город | Мец | 120 738 | 42 | 2874,71 | 4 | 1 |
57 | Сарбур | Сарбур | 64 417 | 993 | 64,87 | 5 | 102 |
57 | Саргемин | Саргемин | 100 518 | 936 | 107,39 | 6 | 83 |
57 | Тьонвиль-Восток | Тьонвиль | 139 047 | 686 | 202,69 | 6 | 75 |
57 | Тьонвиль-Запад | Тьонвиль | 120 625 | 255 | 473,04 | 6 | 30 |
58 | Шато-Шинон | Шато-Шинон | 26 811 | 1929 | 13,90 | 6 | 72 |
58 | Кламси | Кламси | 26 158 | 1464 | 17,87 | 6 | 93 |
58 | Кон-Кур-сюр-Луар | Кон-Кур-сюр-Луар | 45 204 | 1403 | 32,22 | 7 | 64 |
58 | Невер | Невер | 121 411 | 2020 | 60,10 | 13 | 83 |
59 | Авен-сюр-Эльп | Авен-сюр-Эльп | 232 692 | 1408 | 165,26 | 12 | 151 |
59 | Камбре | Камбре | 161 209 | 902 | 178,72 | 7 | 116 |
59 | Дуэ | Дуэ | 248 609 | 477 | 521,19 | 7 | 64 |
59 | Дюнкерк | Дюнкерк | 376 890 | 1443 | 261,19 | 16 | 115 |
59 | Лилль | Лилль | 1 207 749 | 879 | 1374,00 | 28 | 124 |
59 | Валансьен | Валансьен | 349 621 | 635 | 550,58 | 9 | 82 |
60 | Бове | Бове | 221 941 | 2100 | 105,69 | 14 | 258 |
60 | Клермон | Клермон | 127 728 | 1142 | 111,85 | 7 | 146 |
60 | Компьень | Компьень | 179 814 | 1275 | 141,03 | 10 | 156 |
60 | Санлис | Санлис | 274 112 | 1344 | 203,95 | 10 | 133 |
61 | Алансон | Алансон | 100 601 | 1710 | 58,83 | 11 | 133 |
61 | Аржантан | Аржантан | 118 759 | 2432 | 48,83 | 17 | 226 |
61 | Мортань-о-Перш | Мортань-о-Перш | 72 282 | 1961 | 36,86 | 12 | 146 |
62 | Аррас | Аррас | 261 112 | 2519 | 103,66 | 17 | 369 |
62 | Бетюн | Бетюн | 284 499 | 674 | 422,11 | 14 | 99 |
62 | Булонь-сюр-Мер | Булонь-сюр-Мер | 162 212 | 640 | 253,46 | 8 | 75 |
62 | Кале | Кале | 118 022 | 310 | 380,72 | 5 | 28 |
62 | Ланс | Ланс | 361 081 | 278 | 1298,85 | 17 | 43 |
62 | Монтрёй-сюр-Мер | Монтрёй-сюр-Мер | 112 688 | 1160 | 97,14 | 8 | 164 |
62 | Сент-Омер | Сент-Омер | 161 773 | 1090 | 148,42 | 8 | 116 |
63 | Амбер | Амбер | 27 157 | 1188 | 22,86 | 8 | 55 |
63 | Клермон-Ферран | Клермон-Ферран | 368 762 | 1796 | 205,32 | 25 | 119 |
63 | Иссуар | Иссуар | 61 569 | 1820 | 33,83 | 9 | 116 |
63 | Риом | Риом | 117 959 | 2300 | 51,29 | 13 | 137 |
63 | Тьер | Тьер | 56 864 | 866 | 65,66 | 6 | 43 |
64 | Байонна | Байонна | 275 975 | 2270 | 121,57 | 19 | 123 |
64 | Олорон-Сент-Мари | Олорон-Сент-Мари | 74 586 | 2885 | 25,85 | 12 | 155 |
64 | По | По | 302 954 | 2490 | 121,67 | 21 | 269 |
65 | Аржеле-Газо | Аржеле-Газо | 39 411 | 1300 | 30,32 | 6 | 89 |
65 | Баньер-де-Бигор | Баньер-де-Бигор | 46 562 | 1676 | 27,78 | 9 | 160 |
65 | Тарб | Тарб | 143 485 | 1488 | 96,43 | 19 | 225 |
66 | Сере | Сере | 71 887 | 954 | 75,35 | 5 | 40 |
66 | Перпиньян | Перпиньян | 334 031 | 1317 | 253,63 | 20 | 86 |
66 | Прад | Прад | 42 625 | 1845 | 23,10 | 6 | 100 |
67 | Агно | Агно | 130 254 | 666 | 195,58 | 3 | 56 |
67 | Мольсем | Мольсем | 98 041 | 745 | 131,60 | 5 | 69 |
67 | Саверн | Саверн | 93 625 | 1003 | 93,34 | 6 | 127 |
67 | Селеста-Эрстен | Селеста | 152 343 | 981 | 155,29 | 7 | 101 |
67 | Страсбург-пригород | Страсбург | 281 484 | 684 | 411,53 | 8 | 104 |
67 | Страсбург-город | Страсбург | 271 782 | 78 | 3484,38 | 10 | 1 |
67 | Висамбур | Висамбур | 68 376 | 598 | 114,34 | 5 | 68 |
68 | Альткирш | Альткирш | 68 591 | 655 | 104,72 | 4 | 111 |
68 | Кольмар | Кольмар | 148 523 | 666 | 223,01 | 6 | 62 |
68 | Гебвиллер | Гебвиллер | 83 116 | 584 | 142,32 | 4 | 47 |
68 | Мюлуз | Мюлуз | 317 614 | 634 | 500,97 | 9 | 73 |
68 | Рибовилле | Рибовилле | 50 822 | 462 | 110,00 | 4 | 32 |
68 | Танн | Тан | 81 116 | 525 | 154,51 | 4 | 52 |
69 | Лион | Лион | 1 529 529 | 1746 | 876,02 | 43 | 162 |
69 | Вильфранш-сюр-Сон | Вильфранш-сюр-Сон | 195 648 | 1503 | 130,17 | 11 | 131 |
70 | Люр | Люр | 109 742 | 1848 | 59,38 | 13 | 194 |
70 | Везуль | Везуль | 129 806 | 3512 | 36,96 | 19 | 351 |
71 | Отён | Отён | 88 349 | 1900 | 46,50 | 11 | 83 |
71 | Шалон-сюр-Сон | Шалон-сюр-Сон | 198 688 | 1726 | 115,11 | 15 | 151 |
71 | Шароль | Шароль | 100 735 | 2500 | 40,29 | 13 | 136 |
71 | Луан | Луан | 54 836 | 1248 | 43,94 | 8 | 79 |
71 | Макон | Макон | 113 055 | 1200 | 94,21 | 10 | 124 |
72 | Ла-Флеш | Ла-Флеш | 151 967 | 1588 | 95,70 | 7 | 71 |
72 | Мамер | Мамер | 150 437 | 1615 | 93,15 | 10 | 134 |
72 | Ле-Ман | Ле-Ман | 261 114 | 3002 | 86,98 | 23 | 170 |
73 | Альбервиль | Альбервиль | 110 894 | 2466 | 44,97 | 9 | 82 |
73 | Шамбери | Шамбери | 259 486 | 1586 | 163,61 | 22 | 161 |
73 | Сен-Жан-де-Морьен | Сен-Жан-де-Морьен | 44 579 | 1976 | 22,56 | 6 | 62 |
74 | Анси | Анси | 261 305 | 1262 | 207,06 | 10 | 93 |
74 | Бонвиль | Бонвиль | 179 193 | 1558 | 115,01 | 10 | 61 |
74 | Сен-Жюльен-ан-Женевуа | Сен-Жюльен-ан-Женевуа | 163 200 | 660 | 247,27 | 7 | 72 |
74 | Тонон-ле-Бен | Тонон-ле-Бен | 134 390 | 908 | 148,01 | 7 | 68 |
75 | Париж | Париж[2] | 2 243 833 | 105 | 21 369,84 | —[3] | 1 |
76 | Дьеп | Дьеп | 235 296 | 3055 | 77,02 | 20 | 350 |
76 | Гавр | Гавр | 395 512 | 1330 | 297,38 | 20 | 176 |
76 | Руан | Руан | 619 603 | 1893 | 327,31 | 29 | 219 |
77 | Фонтенбло | Фонтенбло | 148 113 | 1227 | 120,71 | 6 | 87 |
77 | Мо | Мо | 273 412 | 1400 | 195,29 | 9 | 146 |
77 | Мелён | Мелён | 342 933 | 1336 | 256,69 | 11 | 113 |
77 | Провен | Провен | 159 780 | 1651 | 96,78 | 7 | 125 |
77 | Торси | Торси | 400 627 | 302 | 1326,58 | 10 | 43 |
78 | Мант-ла-Жоли | Мант-ла-Жоли | 275 350 | 825 | 333,76 | 8 | 117 |
78 | Рамбуйе | Рамбуйе | 224 453 | 953 | 235,52 | 5 | 81 |
78 | Сен-Жермен-ан-Ле | Сен-Жермен-ан-Ле | 553 208 | 341 | 1622,31 | 16 | 45 |
78 | Версаль | Версаль | 355 754 | 165 | 2156,08 | 10 | 19 |
79 | Брессюир | Брессюир | 95 295 | 1623 | 58,72 | 7 | 62 |
79 | Ньор | Ньор | 209 510 | 2792 | 75,04 | 18 | 166 |
79 | Партене | Партене | 64 465 | 1585 | 40,67 | 8 | 77 |
80 | Абвиль | Абвиль | 135 256 | 1589 | 85,12 | 12 | 169 |
80 | Амьен | Амьен | 299 807 | 2465 | 121,63 | 21 | 313 |
80 | Мондидье | Мондидье | 55 538 | 916 | 60,63 | 5 | 132 |
80 | Перонн | Перонна | 80 140 | 1200 | 66,78 | 8 | 169 |
81 | Альби | Альби | 183 811 | 2732 | 67,28 | 23 | 170 |
81 | Кастр | Кастр | 191 568 | 3026 | 63,31 | 23 | 154 |
82 | Кастельсарразен | Кастельсарразен | 74 696 | 1602 | 46,63 | 12 | 103 |
82 | Монтобан | Монтобан | 167 002 | 2117 | 78,89 | 18 | 92 |
83 | Бриньоль | Бриньоль | 142 122 | 2260 | 62,89 | 9 | 61 |
83 | Драгиньян | Драгиньян | 306 088 | 2417 | 126,64 | 12 | 58 |
83 | Тулон | Тулон | 559 973 | 1296 | 432,08 | 22 | 34 |
84 | Апт | Апт | 125 146 | 1377 | 90,88 | 6 | 56 |
84 | Авиньон | Авиньон | 290 031 | 924 | 313,89 | 10 | 37 |
84 | Карпантрас | Карпантрас | 127 928 | 1266 | 101,05 | 8 | 58 |
85 | Фонтене-ле-Конт | Фонтене-ле-Конт | 130 330 | 2129 | 61,22 | 9 | 107 |
85 | Ла-Рош-сюр-Йон | Ла-Рош-сюр-Йон | 273 013 | 2495 | 109,42 | 11 | 92 |
85 | Ле-Сабль-д’Олон | Ле-Сабль-д’Олон | 231 435 | 2096 | 110,42 | 11 | 83 |
86 | Шательро | Шательро | 112 286 | 2065 | 54,38 | 12 | 96 |
86 | Монморийон | Монморийон | 74 802 | 3000 | 24,93 | 11 | 98 |
86 | Пуатье | Пуатье | 240 105 | 1926 | 124,67 | 15 | 87 |
87 | Беллак | Беллак | 40 321 | 1780 | 22,65 | 8 | 63 |
87 | Лимож | Лимож | 298 483 | 2945 | 101,35 | 28 | 108 |
87 | Рошешуар | Рошешуар | 37 387 | 795 | 47,03 | 6 | 30 |
88 | Эпиналь | Эпиналь | 225 239 | 3098 | 72,70 | 15 | 251 |
88 | Нёфшато | Нёшато | 59 624 | 1611 | 37,01 | 7 | 174 |
88 | Сен-Дье-де-Вож | Сен-Дье-де-Вож | 94 861 | 1166 | 81,36 | 9 | 90 |
89 | Осер | Осер | 182 170 | 3515 | 51,83 | 22 | 196 |
89 | Аваллон | Аваллон | 49 241 | 2209 | 22,29 | 10 | 149 |
89 | Санс | Санс | 111 099 | 1704 | 65,20 | 10 | 108 |
90 | Бельфор | Бельфор | 142 911 | 609 | 234,67 | 15 | 102 |
91 | Этамп | Этамп | 137 330 | 876 | 156,77 | 6 | 79 |
91 | Эври | Эври | 505 928 | 469 | 1078,74 | 17 | 52 |
91 | Палезо | Палезо | 572 082 | 459 | 1246,37 | 19 | 65 |
92 | Антони | Антони | 414 431 | 49 | 8457,78 | 12 | 12 |
92 | Булонь-Бийанкур | Булонь-Бийанкур | 316 227 | 46 | 6874,50 | 9 | 9 |
92 | Нантер | Нантер | 841 832 | 81 | 10 392,99 | 24 | 15 |
93 | Бобиньи | Бобиньи | 580 320 | 66 | 8792,73 | 17 | 15 |
93 | Ле-Ренси | Ле-Ренси | 537 813 | 123 | 4372,46 | 13 | 16 |
93 | Сен-Дени | Сен-Дени | 403 915 | 47 | 8593,94 | 10 | 9 |
94 | Кретей | Кретей | 683 173 | 146 | 4679,27 | 25 | 23 |
94 | Л’Аи-ле-Роз | Л’Э-ле-Роз | 256 918 | 35 | 7340,51 | 9 | 10 |
94 | Ножан-сюр-Марн | Ножан-сюр-Марн | 387 641 | 63 | 6153,03 | 15 | 14 |
95 | Аржантёй | Аржантёй | 229 866 | 53 | 4337,09 | 7 | 7 |
95 | Понтуаз | Понтуаз | 490 175 | 828 | 592,00 | 17 | 117 |
95 | Сарсель | Сарсель | 451 120 | 364 | 1239,34 | 15 | 61 |
971 | Бас-Тер | Бас-Тер | 192 595 | 854 | 225,52 | 17 | 18 |
971 | Пуэнт-а-Питр | Пуэнт-а-Питр | 210 760 | 774 | 272,30 | 23 | 14 |
972 | Фор-де-Франс | Фор-де-Франс | 164 107 | 171 | 959,69 | 16 | 4 |
972 | Ле-Марен | Ле-Марен | 121 511 | 409 | 297,09 | 13 | 12 |
972 | Сен-Пьер | Сен-Пьер | 23 563 | 210 | 112,20 | 5 | 8 |
972 | Ла-Трините | Ла-Трините | 84 992 | 338 | 251,46 | 11 | 10 |
973 | Кайенна | Кайенна | 155 192 | 42 589 | 3,64 | 16 | 14 |
973 | Сен-Лоран-дю-Марони | Сен-Лоран-дю-Марони | 73 848 | 40 945 | 1,80 | 3 | 8 |
974 | Сен-Бенуа | Сен-Бенуа | 120 272 | 736 | 163,41 | 9 | 6 |
974 | Сен-Дени | Сен-Дени | 197 394 | 423 | 466,65 | 14 | 5 |
974 | Сен-Поль | Сен-Поль | 210 224 | 467 | 450,16 | 10 | 5 |
974 | Сен-Пьер | Сен-Пьер | 293 246 | 878 | 333,99 | 16 | 8 |
См. также
Напишите отзыв о статье "Список округов Франции"
Примечания
- ↑ [www.insee.fr/fr/ppp/bases-de-donnees/recensement/populations-legales/pages2012/pdf/ensemble.pdf Populations légales en vigueur à compter du 1er janvier 2013] (фр.) (pdf). Institut national de la statistique et des études économiques - INSEE. Проверено 1 октября 2013.
- ↑ Не подразделяется на округа
- ↑ Париж не подразделяется на кантоны. Париж подразделяется на 20 муниципальных округов
Отрывок, характеризующий Список округов Франции
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.
Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.
Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.
Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.
В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……
Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.
Принимая в управление имение, Николай сразу, без ошибки, по какому то дару прозрения, назначал бурмистром, старостой, выборным тех самых людей, которые были бы выбраны самими мужиками, если б они могли выбирать, и начальники его никогда не переменялись. Прежде чем исследовать химические свойства навоза, прежде чем вдаваться в дебет и кредит (как он любил насмешливо говорить), он узнавал количество скота у крестьян и увеличивал это количество всеми возможными средствами. Семьи крестьян он поддерживал в самых больших размерах, не позволяя делиться. Ленивых, развратных и слабых он одинаково преследовал и старался изгонять из общества.
При посевах и уборке сена и хлебов он совершенно одинаково следил за своими и мужицкими полями. И у редких хозяев были так рано и хорошо посеяны и убраны поля и так много дохода, как у Николая.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме; только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он делал это без малейшего колебания. Во всех же распоряжениях, касавшихся мужиков, он никогда не испытывал ни малейшего сомнения. Всякое распоряжение его – он это знал – будет одобрено всеми против одного или нескольких.
Он одинаково не позволял себе утруждать или казнить человека потому только, что ему этого так хотелось, как и облегчать и награждать человека потому, что в этом состояло его личное желание. Он не умел бы сказать, в чем состояло это мерило того, что должно и чего не должно; но мерило это в его душе было твердо и непоколебимо.
Он часто говаривал с досадой о какой нибудь неудаче или беспорядке: «С нашим русским народом», – и воображал себе, что он терпеть не может мужика.