Эскобар, Марисоль
| Марисоль Эскобар | |
| исп. Marisol Escobar | |
 | |
| Имя при рождении: |
Мария Соль Эскобар |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: | |
| Стиль: | |
| Влияние: | |
 Работы на Викискладе | |
Мария Соль «Марисоль» Эскобар (исп. Maria Sol «Marisol» Escobar; 22 мая 1930, Париж, Франция — 30 апреля 2016, Нью-Йорк, США) — венесуэльский и американский скульптор.
Биография и творчество
Родилась в Париже, её родители — венесуэльцы Густаво Эскобар (Gustavo Escobar) и Хосефина Эрнандес (Josefina Hernandez). Брат Марисоль — Густаво — экономист, живёт в Венесуэле. Семья Марисоль жила в Европе, Венесуэле и США. Финансовая состоятельность, связанная с венесуэльским нефтяным бизнесом и торговлей недвижимостью, позволяла вести семье комфортабельную жизнь. Хосефина Эрнандес умерла в Нью-Йорке в 1941 году. После её смерти и в течение Второй мировой войны семья жила в Каракасе. В конце войны Густаво Эскобар перевёз семью в Лос-Анджелес, где Марисоль поступила в школу для девочек. Желая стать художником, Марисоль сначала изучала искусство, посещая вечерние классы рисунка в Jepson School в Лос-Анджелесе. Католицизм способствует её вере в тайну, чудеса, осознанию духовных и сверхъестественных аспектов жизни, повлиявших на характер и творчество.
При поддержке отца, который поощрял её занятия искусством, Марисоль едет в Париж в 1949 году. В престижной школе изящных искусств, Ecole des Beaux Arts, ей было поручено имитировать стиль живописи Пьера Боннара. В поисках более творческих подходов, Марисоль едет в Нью-Йорк в 1950 году. На протяжении этого года Марисоль берёт уроки у художника Ясуо Куниеси (Yasuo Kuniyoshi) в нью-йоркской художественной студенческой лиге (Art Students League). С 1951 по 1954 годы занимается на курсах в Новой школе социальных исследований (New School for Social Research) под руководством Ганса Гофмана. В школе Гофмана в Гринвич Виллидж и Provincetown, Массачусетс, Марисоль знакомится с понятием динамики «push and pull»: усиление дихотомии между промежуточным и финальным состоянием. Во время этого периода она познакомилась со многими абстрактными экспрессионистами, в том числе, с Виллемом де Кунингом.
В 1951 году Марисоль открыла для себя доколумбовую культуру, что привело впоследствии к отказу от традиционной живописи. Она обратилась к терракоте, деревянной скульптуре, изучает работу с глиной на курсах Художественной школы Бруклинского музея, а также берёт уроки по технике работы с гипсом у скульптора Уильяма Кинга (William King). Ранние работы Марисоль с терракотой, выставленные в Tanager Gallery на групповой выставке, привлекли внимание Лео Кастелли. Первая персональная выставка Марисоль состоялась в галерее Лео Кастелли в 1958 году.
После выставки в галерее Кастелли и последовавшего успеха, Марисоль охватили серьёзные сомнения и она в 1959 году покинула Нью-Йорк, чтобы жить в течение года в Италии. В Риме она изучает работы мастеров эпохи Возрождения и переосмысливает собственную работу и художественные цели. Почувствовав себя творчески свободной, Марисоль возвращается в Нью-Йорк, чтобы создать ряд впечатляющих работ, что привело к участию во многих значительных выставках и приобретению её работ для коллекций ведущих музеев. Художница расширила спектр используемых материалов, начала включать в работы найденные объекты.
В 1960-х годах Марисоль общалась со звёздами поп-арта — Роем Лихтенштейном и Энди Уорхолом. Она участвовала в двух фильмах Уорхола «The Kiss» и «13 Most Beautiful Girls». Обращение к популярной культуре не было единственным направлением её творчества: социальные наблюдения и ирония всегда были частью её скульптур. Одна из наиболее известных её работ этого периода The Party (группа фигур в натуральную величину).
На протяжении 1960—1970-х годов художница расширила тематику, включив портреты друзей, семьи, мировых лидеров и известных артистов. Социальные и политические потрясения конца 1960-х годов расстроили Марисоль, которая участвовала в протестах против войны во Вьетнаме. В 1968 году она уехала и путешествовала почти два года. На Таити Марисоль научилась подводному плаванию, занималась погружениями в разных океанах в период с 1968 по 1972 годы. Подводный мир вдохновил Марисоль на создание серии скульптур из красного дерева. Ей нравились опасные и красивые рыбы — особенно акулы и барракуды.
Руководствуясь своим восхищением да Винчи в большей мере, чем религиозным чувством, Марисоль выполнила скульптурные композиции по мотивам «Тайной вечери» и «Мадонны со Св. Анной» в 1980-х годах.
Марисоль неизменно участвовала во многих персональных и групповых выставках. Она получила американское гражданство в 1963 году, но была выбрана представлять Венесуэлу на Венецианской биеннале в 1968 году.
Напишите отзыв о статье "Эскобар, Марисоль"
Ссылки
- [www.artdic.ru/artis/155/marisol.htm Марисоль Эскобар]
На английском языке:
- [www.moma.org/collection/browse_results.php?criteria=O%3AAD%3AE%3A3774&page_number=1&template_id=6&sort_order=1 Работы Марисоль Эскобар в Музее современного искусства, Нью-Йорк]
- [search.famsf.org:8080/search.shtml?keywords=marisol Fine Arts Museums of San Francisco]
- [hirshhorn.si.edu/search.asp?search=&objNumber=&objNumberExact=true&artists=Marisol&withImage=true&collection_search_advanced=GO Hirshhorn Museum and Sculpture Garden]
- [www.metmuseum.org/toah/ho/11/sa/ho_1986.430.1-129.htm Self-Portrait Looking at The Last Supper, 1982-84]
- [www.museum.oas.org/exhibitions/museum_exhibitions/marisol/sculptures_01.html Art Museum of the Americas]
- [www.csupomona.edu/~plin/women2/images/marisol_big.jpg Women and Dog, 1964]
Отрывок, характеризующий Эскобар, Марисоль
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
