950 год
Поделись знанием:
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
| Годы |
|---|
| 946 · 947 · 948 · 949 — 950 — 951 · 952 · 953 · 954 |
| Десятилетия |
| 930-е · 940-е — 950-е — 960-е · 970-е |
| Века |
| IX век — X век — XI век |
| 1-е тысячелетие | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| VIII век — IX век — X век — XI век — XII век | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Хронологическая таблица | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
950 (девятьсот пятидесятый) год по юлианскому календарю — невисокосный год, начинающийся во вторник. Это 950 год нашей эры, 950 год 1 тысячелетия, 50 год X века, 10 год 5-го десятилетия X века, 1 год 950-х годов.
Содержание
События
Европа
- Население Европы оценочно составило около 22,6 млн человек
- Население Константинополя достигло 400 000 человек
- Гуго Великий и Людовик IV встретились на конференции близ Марны, где договорились о прекращении междоусобицы и урегулировании спорных вопросов о «нормандском наследстве»
- Королём Дании стал Харальд I Синезубый (неточно)
- Около 950 (940)-ок. 985 — Король Дании Гарольд Синезубый (ум. ок. 985), сын Горма Старого (ум. ок.940). Войны с пруссами и поморскими славянами. Начало распространения христианства в Дании.
- Гийом I Тайефер стал графом Тулузским
- В языческую Венгрию прибыла духовная миссия из Византии
- Соправителями королевства Гвинед стали Иаго ап Идвал и Иейав ап Идвал
- Раймонд III Понс потерял графство Овернь
- Сын Оттона Великого Людольф стал герцогом Швабии и основателем династии Людольфингов
- 950—961 — Король Италии, император Беренгарий II (ум.966), внук Беренгария I, маркграф Иврейский.
- Первое письменное упоминание Штутгарта и чешского города Сланы
- После разорения норманнами восстановлен город Труа
- Чешский князь Болеслав I Грозный признал сюзеренитет Оттона Великого
- Арабами в Андалузии построена первая в Европе бумажная фабрика
- От королевства Леон отделилось королевство Кастилия. Граф Фернан Гонсалес создаёт основы независимости Кастилии.
- В Константинополь перенесены мощи святителя Григория Богослова
- Построен замок Коньяк
- Графы Пуатье стали герцогами Аквитании
- Ок. 950—959, 963—985 — Паракимомен Византии Василий Ноф, незаконный сын Романа Лакапина от славянки.
Азия
- Победа греков в Каппадокии.
- Разгром эмира Хамданида при Хадасе.
- В Ширазе построен водовод — канал Аех Рокни
- В город Хаджурахо перенесли свою столицу правители династии Чандела
- Семьдесят шестым Иерусалимским патриархом стал Агафон
- туркмены приняли ислам
- Город Бурса взят и разрушен арабами
- Мцхетско-Иверская архиепископия получила статус патриархата
- Врач Ханания ибн Ицхак написал первый учебник по офтальмологии
- В Бухаре завершено возведение мавзолея Исмаила Самани
- Полководец Го Вэй объединил под своей властью север Китая
- Карматы после уплаты выкупа вернули в Мекку Чёрный камень Каабы
- Вьетнамцам под предводительством Нго Вуонг Квена удаётся освободиться из-под власти китайских наместников. Образование королевства Ко-Вьет (Цюй-Юэ).
- 950—965 — Король Вьетнама Сыонг Ван (Нам Тан).
- Полинезийцы достигли Новой Зеландии
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 950 году
- Абу-л-Хасан ибн Юнис, один из известнейших арабских астрономов
- исландский конунг Эрик Рыжий
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 950 году
- Смерть Хивел Дда (Доброго), короля Гвинедда, признавшего себя вассалом Ательстана.
- философ Аль-Фараби
- король Италии Лотарь II
- король Дехейбарта Хивел ап Каделл
- египетско-еврейский философ Исаак Израэли
- в заточении умер ослеплённый бывший халиф Мухаммед аль-Кахир
См. также
Напишите отзыв о статье "950 год"
Отрывок, характеризующий 950 год
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
