The Bart of War
| «The Bart of War» | ||||
| «Барт Войны» | ||||
| Эпизод «Симпсонов»
<tr><th style="font-size: 100%;" align="center" colspan="2"> | ||||
|
<tr><th align="center" colspan="2">Промо к эпизоду</th></tr> | ||||
|---|---|---|---|---|
| Номер эпизода | 312 | |||
| Код эпизода | EABF16 | |||
| Первый эфир | 18 мая 2003 года | |||
| Исполнительный продюсер | Эл Джин | |||
| Сценарист | Марк Уилмор | |||
| Режиссёр | Майкл Полчино | |||
| ||||
| [www.snpp.com/episodes/EABF16 SNPP capsule] | ||||
«The Bart of War» (рус. Барт Войны) — двадцать первый эпизод четырнадцатого сезона мультсериала «Симпсоны». Впервые вышел в эфир 18 мая 2003 года.
Сюжет
Серия начинается с того, что Барт и Милхаус смотрят по телевизору знаменитый американский мультсериал «Южный Парк» (в переводе Ren-TV названный «Стрёмным Городком», ибо при показе оригинального мультсериала на РенТВ он назывался «Стрёмный Городок Саут-Парк»). Как и в оригинале, мультфильм содержит грубые выражения, туалетный юмор и кровавое насилие, что разумеется не может не радовать мальчиков, которые аж пританцовывают от увиденного. Но тут в комнату некстати заходит Мардж. Она тут же переключает канал и предлагает детям посмотреть доброе шоу «Небеса Обетованные». Громким криком и побегом дети дают понять, что смотреть шоу они не будут. Пытаясь найти себе новое весёлое занятие Милхаус предлагает Барту привязать к мухе нитку и посмотреть, что с ней произойдет. К несчастью муха залетает в дом Фландерсов и застревает там. Дети решают забрать муху и тоже проникают в дом. К несчастью муху уже съела кошка. Тут мальчики понимают, что Фландерсов нет дома, и решают повеселиться. Они повсюду устраивают беспорядок, а позже натыкаются на тайную комнату Неда с его огромной коллекцией, посвящённой группе «Битлз». Там же они находят стенд с напитками, пародирующими имена участников группы («Джон Лимон», «Морс Хариссон», «Пол Маккака» и «Манго Старр») и решают попробовать напитки сорокалетней давности. От этих напитков у мальчиков начинаются галлюцинации в стиле «Битлз». А тем временем Нед Фландерс вместе с детьми возвращается домой и видит, что здесь был кто-то посторонний и он разгромил их дом. Испуганная семейка прячется в тайном убежище, откуда Нед вызывает полицию. Услышав прибытие полицейских машин Барт и Милхаус пытаются сбежать, но лишь окончательно громят комнату и наконец пытаются пройти мимо полицейских в картонной Жёлтой Подводной Лодке, но картонка падает и хулиганов арестовывают.
Фландерс решает не подавать в суд на детей, но предупреждает родителей хулиганов, что им стоит принимать больше участия в воспитании своих отпрысков. Мардж решает записать Барта в какое-нибудь детское сообщество, причём подальше от Милхауса, который по её мнению плохо влияет на мальчика. Барт решает попасть в сообщество «Юные индейцы», вождём которого решает стать Гомер. Барт становится юным индейцем вместе с Ральфом, Нельсоном и мальчиком по кличке «База Данных». Вождь из Гомера получается никудышный: он лишь играет на барабанах, даёт участникам сообщества глупые клички, а из развлечений предлагает им посмотреть футбольный матч по телевизору. Мардж видит, что её муж неправильно представляет себе индейцев и решает исправить ситуацию: она разжигает индейский костёр и дымовым сигналом зовёт юных индейцев к себе. Увидев, что сделала мама Барта, дети тут же решают сделать её своим вождём (да и Гомер не против, ему как раз пора к Мо). Мардж вместе с настоящим индейцем из племени Могикан устраивает детям экскурсию по бывшим индейским землям, которые когда-то были плодородными и красочными. А теперь на этом месте находится огромная свалка! Увидев это юные индейцы решают очистить поле от мусора. На следующий день они возвращаются с палками и пакетами для уборки мусора. Но что же они видят? Всё сияет и блестит, а ведь ещё вчера здесь была такая свалка! Оказалось, что здесь убрались «Юные Кавалеристы» — другое сообщество, состоящее из Мартина Принса, какого-то неизвестного мальчика, Джимбо Джонса… и лучшего друга Барта Милхауса Ван Хутена! А возглавляет сообщество его отец Кирк. А поскольку мест на действия одновременно обоих клубов в городе не хватит, между двумя сообществами разгорается война!
Итак между двумя организациями разворачивается нешуточная конкуренция: обе стороны умудряются показать себя с лучших сторон, развлекая стариков в Спрингфилдском Доме Престарелых, раздавая бездомным суп и выпивку и строя новые дома. Вскоре по телевизору известный спрингфилдский боксёр Дредерик Тэйтум объявляет конкурс: та команда, которая продаст больше конфет жителям Спрингфилда, получит шанс побывать на ближайшем бейсбольном матче. Узнав об этом Мардж решает, что наконец пришёл-таки час победить кавалеристов, продавая конфеты. Но Гомер решает, что жене стоит отдохнуть, так как она была вождём в мирное время, а сейчас — военное (поэтому Гомер снова решает стать вождём). Ночью юные индейцы пробираются в гараж Ван Хутенов и добавляют во все сладости кавалеристов слабительное. Разумеется, люди не покупают у кавалеристов их «отравленные» сладости, так что продажи склоняются в пользу индейцев. А теперь догадайтесь, кто победил в конкурсе? Юные кавалеристы! Их конфеты очень пригодились пенсионерам из дома престарелых. Но Гомер решает, что победа ещё впереди. На следующий день перед началом матча Гомер с Бартом устанавливают табличку, указывающую на бесплатную VIP-парковку, стрелка на которую указывает в направлении далёком от стадиона. А сами индейцы переодеваются в форму кавалеристов и выходят на стадион, где начинают петь издевательскую пародию на Гимн США. Таким образом ребята хотят опозорить кавалеристов. Их план сработал и кавалеристов возненавидели все зрители. Но тут на стадион прибывают настоящие кавалеристы. Они раскрывают обман и между двумя командами начинается драка, которая плавно перерастает в масштабное побоище, в котором участвуют уже все жители Спрингфилда. Мардж, видя массовую драку и понимая, что всё это произошло из-за её добрых намерений, начинает громко рыдать. В это время оператор наводит на неё камеру и весь стадион видит её слёзы с большого стадионного экрана. Спрингфилдчане тут же решают помириться и взявшись за руки начинают петь песню (но не воинственный отечественный гимн, а тихий и спокойный гимн Канады). При этом они встают в линию, с воздуха похожую на кленовый лист, символ с флага Канады. Завершается всё диалогом Милхауса и Барта:
— Барт, я понял: война — не решение проблем.— Ничьих, кроме наших, американских! — Аминь!.
Интересные факты
- Эта серия (а точнее её начало) является своеобразным ответом на эпизод «Это уже было в «Симпсонах»» мультсериала «Южный Парк», вышедший на экраны 26 июня 2002 года (за год до «Барта Войны»), а также является первым упоминанием легендарного мультсериала для взрослых в «Симпсонах». Создатели «Симпсонов» поддерживают дружеские отношения с создателями «Южного парка», что будет не раз продемонстрировано в будущих сериях обоих мультсериалов. Вот и здесь демонстрируется уважение к «младшему брату» с «Comedy Central»: Барт и Милхаус (в отличие от Мардж) в восторге от лексикона главных героев и мультяшного насилия, которое на порядок жёстче, чем в любом аналогичном мультсериале.
- Ранее в серии «Это уже было в «Симпсонах»» один из героев «Южного парка» Баттерс Стотч говорил, что пересмотрел все 132 серии «Симпсонов», хотя на момент выхода серии (июнь 2002 года) их было уже 291 (13 сезонов). В «Bart of War» присутствует ответ на допущенную ошибку: во время просмотра «Южного парка» Барт удивляется тому, «что создателям мультсериала удалось выпустить целых 42 серии» (на самом деле на момент выхода серии (май 2003 года) их было уже 103).
Напишите отзыв о статье "The Bart of War"
Ссылки
- [www.thesimpsons.com/#/recaps/season-14_episode-21 «The Bart of War»] at The Simpsons.com
- The Bart of War (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий The Bart of War
В это же время из гостиной выбежал Петя.Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
