D’yer Mak’er
| «D’yer Mak’er» | ||||||||
 | ||||||||
| Сингл Led Zeppelin с альбома Houses of the Holy | ||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Сторона «А» |
D’yer Mak’er | |||||||
| Сторона «Б» |
The Crunge | |||||||
| Выпущен |
28 марта 1973 (на альбоме) | |||||||
| Записан | ||||||||
| Жанр | ||||||||
| Длительность |
4:23 | |||||||
| Продюсер | ||||||||
| Композитор | ||||||||
| Лейбл | ||||||||
|
| ||||||||
|
| ||||||||
| Хронология синглов Led Zeppelin | ||||||||
| ||||||||
| ||||||||
«D’yer Mak’er» — песня британской рок-группы Led Zeppelin, выпущенная на альбоме Houses of the Holy, а в США также в виде сингла (вместе с «The Crunge»). Песня выдержана в стиле утяжелённого регги, и, таким образом, вносит свой вклад в расширение стилистического спектра группы, характерное в целом для альбома Houses of the Holy.
Песня родилась во время репетиций в студии Stargroves, принадлежащей The Rolling Stones. Джон Бонэм придумал вступление в стиле ду-воп, который был популярен в 1950-е годы; затем это вступление переросло в синкопированный ритм регги. Песня «D’yer Mak’er» — одна из немногих в репертуаре Led Zeppelin, авторство которых разделено между всеми четырьмя участниками группы. На конверте пластинки в числе авторов песни названа также американская группа Rosie and the Originals, работавшая в стиле ду-воп.
Из-за коммерческого потенциала песни Роберт Плант настаивал, чтобы она вышла на сингле в Великобритании, где Led Zeppelin не выпускали синглов. Однако фирма Atlantic Records не пошла дальше распространения промосинглов для радиостанций. В США сингл вышел, и к декабрю 1973 года добрался в чартах до 20-го места.
Джон Пол Джонс с презрением отзывался о «D’yer Mak’er»: по его мнению, эта песня, задумывавшаяся как шутка, так и не была достаточно проработана.
Произношение и смысл названия
Название песни — отсылка к английской шутке, в которой обыгрывается сходство звучания слова Jamaica (/dʒˈmeɪ.kə/, «Ямайка») и произнесённого с определённым акцентом вопроса Did you make her? (/dʒˈmeɪk.ɜː(ɹ)/, «Ты заставил её?»):
— My wife’s gone to the West Indies. / Моя жена уехала в Вест-Индию.
— Jamaica? / Ямайка?
— No, she went of her own accord. / Нет, поехала по собственному желанию.
Написание D’yer Mak’er как бы передаёт произношение вопроса Did you make her?, чтобы в звучании получилось Jamaica (Ямайка — родина стиля регги, в котором сыграна песня). Однако произношение и смысл названия, не присутствующего нигде в тексте песни, вызывают трудности у всех слушателей, незнакомых с британским юмором, в том числе у американцев.
Участники записи
- Роберт Плант — вокал
- Джимми Пэйдж — гитары
- Джон Пол Джонс — бас-гитара, клавишные
- Джон Бонэм — ударные
Напишите отзыв о статье "D’yer Mak’er"
Литература
- Lewis, Dave. [books.google.com/books?id=veOBJ9xrAEwC&printsec=frontcover#PPA38,M1 D’yer Mak’er] // Complete Guide to the Music of Led Zeppelin. — Omnibus Press, 2004. — P. 38—39. — 96 p. — ISBN 1844491412, ISBN 9781844491414. (англ.)
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий D’yer Mak’er
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
