Degüello

</td></tr>

Degüello
Студийный альбом ZZ Top
Дата выпуска	27 августа 1979
Записан	1979
Жанр	блюз-рок
Длительность	34 мин 03 с
Продюсер	Билл Хэм
Страна	США США
Лейбл	Warner Bros. Records
Профессиональные рецензии
Allmusic [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=10:vr2m961o3ep7 ссылка]
Хронология ZZ Top
The Best of ZZ Top (1977) Degüello (1979) El Loco (1981)

К:Альбомы 1979 года

Degüello — шестой студийный альбом рок-группы ZZ Top, выпущенный в 1979 году на лейбле Warner Bros. Records, первый выпущенный на этом лейбле. Поступил в продажу в ноябре 1979 года. Первый альбом группы, достигший платинового статуса.

Название альбома

Degüello — производное от испанского глагола degollar (рус. обезглавить; перерезать горло). Это слово означает что-то вроде «Пленных не брать!» или «В плен не сдаваться!», в общем обозначает понятие боя, который ведётся до полного уничтожения одного из противников, без всякой пощады. Во время битвы при Аламо El Degüello было названием одного из сигналов горна (рога), подававшегося в мексиканской армии.

Об альбоме

После выхода в 1977 году предыдущего студийного альбома Tejas и продолжительного изматывающего мирового турне под названием Taking Texas to the People (в ходе которого использовалось 75 тонн аппаратуры, а в шоу были задействованы живые буйволы и стервятники), группа устроила себе двухгодичный отпуск, в ходе которого участники группы даже почти не созванивались. Перерыв был необходим ещё и для того, чтобы продюсер группы Билл Хэм решил все контрактные дела с предыдущей компанией London Records (с ней истекал контракт), и подписал контракт с крупной компанией, которой стала Warner Bros. Records. В этот перерыв London Records выпустила сборник лучших песен группы The Best of ZZ Top.

В августе 1979 года группа собралась для записи альбома, и именно тогда выяснилось, что Билли Гиббонс и Дасти Хилл обзавелись бородами, ставшими знаменитой торговой маркой группы. Вообще, именно с этого альбома начал возникать тот стиль группы, как в отношении музыки, так и в отношении элементов шоу, общего стиля ZZ Top, который стал известен всему миру. Билли Гиббонс сказал, что «Автомобили, девушки, скорость и громкость — эти части начали складываться и приобретать очертания» Терри Мэннинг, звукооператор группы, сказал, что при записи этого альбома Билли Гиббонс впервые принёс в студию много гитар и усилителей: до этого были одна-две, максимум три гитары и только один усилитель.

В первый день, когда группа собралась в Хьюстоне, они в течение 11 часов просто играли блюз, но уже на второй день сочинили две новые песни: «Hi Fi Mama» и «Manic Mechanic».

Альбом получился удачным: многие фанаты группы называют его самым стоящим альбомом ZZ Top , «лучшим альбомом со времён Tres Hombres» . «Между высшей точки в карьере группы Tres Hombres и мега-коммерческим Eliminator было много, отдающего душком, но Degüello стоит особняком». . Особняком этот альбом стоит ещё и потому, что в 1980-е годы все альбомы группы 1970-х были перемикшированы с использованием драм-машины (в стиль коммерчески удавшихся Eliminator и Afterburner), и были доступны на CD-носителе только в этом варианте, но Degüello никогда не подвергался переработкам, и остался в том виде, в котором был записан. Он стал последним альбомом группы, при записи которого не использовались синтезаторы. Зато, на альбоме появился ещё один инструмент. Группа решила записать на альбоме саксофон, и купив три разных саксофона, принялись обучаться игре на этом инструменте, пригласив лучшего преподавателя в Хьюстоне. Все участники отметились игрой на разных саксофонах в двух композициях: «She Loves My Automobile» и «Hi Fi Mama».

Вместе с тем, есть и иные мнения: «Я рекомендую Deguello, но лишь если вам уже нравятся другие их альбомы, и тогда вы должны это пережить» . «Если вы уже подсели на их музыку, это [Deguello] доставит вам удовольствие, но альбом рядом не стоял с их лучшими вещами» . Отмечается, с одной стороны, что группа варится в собственном соку. «Они не сделали ничего такого, чего бы не делали раньше» . «Единственное, почему можно назвать этот альбом экспериментальным — это из-за саксофона».

Согласованного результата уклониться от экспериментов и вернуть ритм, душу и блю-ю-ю-юз их ранних записей, Deguello достигает посредством энергичного исполнения, полнотелого тона гитары-дисторшн и их жирной, богатой, громкой смеси Оригинальный текст (англ.)   A concerted effort to avoid experimentation and get back to the rhythm, soul and blooooooooooooooooooooze of their earlier records, Deguello succeeds through energetic performances, chunky distorted guitar tones and their thickest, fullest and loudest mix yet.

С другой стороны, отмечают, что группа несколько уходит от блюз-рока в сторону более популярной музыки: «Нет особых экспериментов, чтоб о них говорить, но несколько треков заражены глянцевым AOR-переизбытком». В то время это было объяснимо:

Deguello — это приносящий удовольствие честный рок-н-ролльный альбом. Должно быть это звучало странно свежо во времена когда диско и панк держали власть, а рокеры-коллеги ZZ-Top погрязли в аду AOR. Оригинальный текст (англ.)   Deguello is an enjoyable straight-up rock and roll album. It also must have sounded oddly refreshing at a time when disco and punk held sway and ZZ-Top’s stadium rocking contemporaries were mired in AOR hell..

Особо отмечаются изменившиеся тексты группы:

Deguello может рассматриваться как точка начала превращения ZZ Top из незатейливой крутой блюз-рок группы в социально адекватных, язвительных, размахивающих бородами «исследователей Южных пороков» . Оригинальный текст (англ.)   Deguello that should be taken as the starting point of ZZ Top's transformation from an unpretentious ass-kicking blues-rock band into a socially relevant, sarcastic, beard-wielding «scrutinizers of the Southern vices»

Один из критиков подводит такой итог:

Если вам нравится ZZ Top, но Deguello прошёл мимо вас, это будет хорошим, стоящим изучением. Если ваше представление о ZZ Top существует как о группе с подбитыми мехом гитарами, помешанной на драм-машине, хитом продаж MTV, этот альбом может хорошо поменять ваше мнение Оригинальный текст (англ.)   If you like ZZ Top, but Deguello has so far passed you by, it’s well worth investigation. If you’re image of ZZ Top is of furry-gutar-wielding, drum-machine obsessed, MTV sell-outs, this album could very well change your mind.

Роберт Кристгау отозвался об альбоме как «с большим отрывом лучший»

Альбом был выпущен на LP, но его продажи были приостановлены, из-за спора правообладателей о правах на песню Dust My Broom, кавер песни Роберта Джонсона (в добавление к этому, на оригинальном конверте LP автором был ошибочно указан Элмор Джеймс, в исполнении которого песня стала наиболее известной). К ZZ Top этот спор отношения не имел: тяжба велась между возможными обладателями прав на песню, и запрет на продажи был наложен до решения вопроса. После того, как спор был разрешён, продажи возобновились

Список композиций

Все песни написаны Гиббонсом, Хиллом и Бирдом, если не указано иное.

Сторона А

• «I Thank You» (Айзек Хайс, Дэвид Портер) — 3:23

I Thank You (рус. Я благодарю тебя). Кавер-версия песни Айзека Хайса и Дэвида Портера 1968 года, исполненная дуэтом Sam & Dave. Версия ZZ Top базируется на тех же корнях соул-музыки, что и в оригинале, но сыграна группой в стиле «вкусного техасского блюз-буги». , «звучит как обычная для группы музыка» Особенно отмечают вокал Билли Гиббонса: «I Thank You сжигает напрочь — эй, почему же каждый думает о том, что Гиббонс так мало поёт» , «открывающий трек — один из лучших кусочков альбома, а вокальная работа Гиббонса — просто наслаждение» . Текст песни — любовная лирика, в которой автор благодарит некую женщину за подаренную любовь. Однако ZZ Top немного изменили песню, в результате чего она приобрела несколько скабрезный оттенок: так, вместо «squeeze me» (рус. [я не заставлял тебя] «обнимать меня») ZZ Top поют «squeeze it» (рус. [я не заставлял тебя] «дрочить мне»), и таких примеров ещё несколько.

• «She Loves My Automobile» — 2:24

She Loves My Automobile (рус. Она любит мой автомобиль). Энергичный блюзовый номер, стандартный для ZZ Top с длинным и запоминающимся соло Билли Гиббонса, которому вторит саксофон в исполнении Дасти Хилла. . Текст песни также типичен для группы. «She Loves My Automobile, как следует из названия, отдаёт дань двум навязчивым идеям группы: девушкам и автомобилям, и в этом случае, девушка одержима автомобилем, что я уверен, идеальная тема группы». . В песне речь идёт о девушке, которая любит больше автомобиль автора песни, чем его самого. В текст песни встроены названия блюзовых композиций Outskirts of Town и Sloppy Drunk.

• «I’m Bad, I’m Nationwide» — 4:46.

I’m Bad, I’m Nationwide (рус. Я крутой, я звезда национального масштаба). Одна из наиболее известных песен группы с этого альбома, по-видимому в том числе потому, что выпущена синглом. Отмечается, что песня «с крутым шаффлом на барабанах более ориентирована на рок, чем предыдущие» , «заражена AOR» . В конце песни имеется небольшое оутро, сыгранное Хиллом на клавикорде. Текст песни — сплошная самоирония от имени «крутого», разъезжающего с девочками на Кадиллаке и Форде V8.

• «A Fool for Your Stockings» — 4:15

A Fool for Your Stockings (рус. Слабость к твоим чулкам). Текст этого блюза от лица мужчины, чья женщина то уходит, то возвращается, а мужчина её принимает и балует, говоря о том, что «Возможно я и не хочу этого», но при этом осознаёт и оправдывает себя «Просто я питаю слабость (схожу с ума, запал и т.п) к твоим чулкам». Музыкально песня «Прекрасная, сложенная на бите баллада, которая музыкально отличается от всего остального на альбоме, с несколькими великолепными, чувственными гитарными соло поверх сухих и чётких баса и барабанов».

Но если вы хотите по-настоящему обалденных соло, вы просто должны послушать A Fool For Your Stockings, где Билли умело выдаёт особенно пронзительный полу-акустический гитарный звук и комбинирует симпатичные джазовые фишки с типичными блюзовыми проходами в духе Элмора Джеймса, что создаёт уникальный эффект Оригинальный текст (англ.)   But if you want some really awesome solos, you'll have to get yourself 'A Fool For Your Stockings', where Billy wields a particularly sharp semi-acoustic guitar tone and combines cute jazzy licks with basic Elmore James-like bluesy passages to unique effect.

• «Manic Mechanic» — 2:37

Manic Mechanic (рус. Механик-маньяк). Песня в большой степени экспериментальная для ZZ Top, и поэтому отзывы о ней чаще негативные:

В Manic Mechanic крутой экспериментальный звук (с электронными эффектами вокала и причудливым музыкальным размером между куплетами), но песня не кажется убедительной. Оригинальный текст (англ.)   Manic Mechaniac has a cool experimental sound (with electronic effects on the vocals and tricky time signatures in between the verses), but doesn't seem to be making any points

«„Manic Mechanic“…одна из худших песен группы с изрядным запасом. Это в полной мере тот случай, когда можно сказать „О какой херне они тогда думали?“» Ещё один критик отозвался о песне, как об «идиосинкразичной»

Вместе с тем, есть и такой отзыв:

Manic Mechanic, уникальная и почти от Фрэнка Заппы песня с чудаковато сделанным вокалом поверх крепких рок- и фанк-риффов Оригинальный текст (англ.)   Manic Mechanic, a unique and almost Frank Zappa-esque track with oddly-produced spoken vocals over strong rock and funk riffing.

В песне речь идёт о реальном человеке, который был полностью увлечён рейсингом. C ним был знаком в подростковом возрасте Билли Гиббонс, и гитарист рассказывал, что в нём было что-то от главного героя романа «Пролетая над гнездом кукушки». «Он был индейцем и он был самым большим парнем из тех, кого я видел. Он всё время был в своём рейсинге, и верите вы или нет, его голос звучал так же, как и на этой записи» . В текст песни тоже встроены названия известных блюзов: Saddle my Pony, Have Mercy Miss Percy, Cajun Tune.

Сторона B

• «Dust My Broom» (Джонсон) — 3:06

Dust My Broom (рус. Стряхну мою щётку). Кавер-версия известного блюза авторства Лероя Джонсона, ставшая известной в исполнении Элмора Джеймса. В данном случае название песни — это устоявшийся фразеологизм, означающий «покинуть навсегда», и в песне герой собирается покинуть дом и свою женщину, чтобы отправиться странствовать. ZZ Top вольно обошлись с оригинальным текстом, а также сократили его на один куплет. Вывод в оригинальной песне звучит как «Я не должен оставлять свою девушку и рушить счастливый дом», тогда как у ZZ Top звучит «Я должен бросить свою девушку и покинуть дом». Музыкально «Версия ZZ Top выдержана достаточно близко к той [Элмора Джеймса] версии с чистой, стандартной блюзовой аранжировкой и слайд-гитарой» . Тем не менее, отзывы о треке неоднозначные: «…песня просто не подходит к тому материалу, который группа писала в то время. Это сделано хорошо, но реально — кому это надо?» , «давно зачерствевший кусок блюза»

• «Lowdown in the Street» — 2:49

Lowdown in the Street (рус. Вся правда тёмной стороны общества). Как и во многих других песнях группы, перевод названия и текста песни неоднозначны. «The Street» в сленге афроамериканцев — общество как совокупность пороков, преступности, аморальности и т.п. «Lowdown» можно переводить как «подноготная», «интимные подробности». Но в тексте песни, в отличие от названия, используется словосочетание «to get low down», при этом «low down» переводится как «грубый», «вульгарный», «низменно» а «get down» используется в значении «тусить», «отвисать», «зажигать». Дополнительно «low down» — это выражение из джазовой культуры, означающее чувственное медленное исполнение, например блюза. Собственно, содержание песни соответствует всей совокупности этих значений: в ней речь идёт об одном из реально существовавших баров в Остине, месте тусовки местных музыкантов под названием Rome Inn (в тексте он тоже упоминается игрой слов «roam on in» — заходи). В песне перечисляются завсегдатаи бара: члены группы The Fabulous Thunderbirds, в том числе Джимми Вон, брат Стива Рэй Вона, подруга Гиббонса под инициалами G.B. и другие. . Таким образом, в песне бар получается как место для вульгарной тусовки под чувственный блюз. Музыкально песня представляет собой «стереотипный среднетемповый рок» «с интересной вокальной аранжировкой, дополняющей основной рифф»

• «Hi Fi Mama» — 2:23

Hi Fi Mama (рус. Hi-Fi Мамочка). Ещё один блюз в чикагском стиле и с использованием саксофона. «Это единственная песня, на которой поёт Дасти Хилл, и он делает это в излишне гиперболизированной манере Литтл Ричарда. Музыкально песня — симпатичная перекличка между гитарой Гиббонса и саксофоном Хилла.» , «один из популярных хитов с альбома» . Название песни отсылает к Hi-Fi-мамочке, где Hi-Fi употребляется в значении «высококлассная». По тексту песни, автор просит мамочку дать ему поиграться на её Hi-Fi, где под этим термином понимается отнюдь не музыкальная система («Я вставлю свою иглу в твою дорожку, детка, когда ты погасишь свет»).

• «Cheap Sunglasses» — 4:48

Cheap Sunglasses (рус. Дешёвые солнцезащитные очки). Песню называют несомненным главным хитом альбома:

За одним исключением, все эти песни [с альбома] на «четвёрочку». Всё слишком хорошо, чтобы быть заурядным и нет ничего достаточно хорошего, чтобы быть великим. Есть хит, Cheap Sunglasses, но он только на «пять с минусом» Оригинальный текст (англ.)   With one exception, all of these tracks are B-grade. Everything's too good to be mediocre, and nothing's good enough to be great. There's the hit, "Cheap Sunglasses," but that just gets an A-.

но при этом, как правило, не обходится без нареканий: в «попсовости» («заражена AOR», «радио-хит» ), излишнему вниманию к технической стороне записи , и даже в плагиате:

Высшей точки альбом достигает на Cheap Sunglasses, построенной на плотном груве, который подвергался насмешкам как украденный c «Frankenstein» Эдгара Винтера или с «Had to Cry Today» Blind Faith (или с обеих) Оригинальный текст (англ.)   The album’s climax comes with “Cheap Sunglasses”, built on a consistent groove which has been derided as either a rip-off of Edger Winter’s “Frankenstein” or Blind Faith’s “Had to Cry Today” (or both)

Тот же автор при этом высказывается как: «Всё равно, это высшая музыкальная точка группы, с длинной, классной средней частью, выстроенной на басовом груве и основном риффе, с блюзовой гитарой Гиббонса и великолепной игрой на барабанах Бирда». Отмечается и гитарное соло: «Маленькие кусочки гитарных фанковых соло также очень вкусные, с наложением друг поверх друга для лучшего эффекта двух минималистичных гитар Билли (там есть „язвительная“ гитара и „кроткая“ гитара, и они борются друг с другом)»

Отдельно обращают внимание на саркастически-глумливый текст песни , опять же во многом самоироничный: «Первое, что ты делаешь, проснувшись — идёшь купить себе какие-то дешёвые тёмные очки». Тёмные очки — это ещё один непременный аксессуар группы, Гиббонс и Хилл никогда не появляются на публике без них.

• «Esther Be the One» — 3:31

Esther Be the One (рус. Эстер такая одна). «Стереотипный рок в среднем темпе» , «стандартная для конца 1970-х поп-рок песня» . В песне идёт речь о девушке по имени Эстер, которая «чертовски меткий стрелок» (имеется в виду по части «стрелять глазками») и она непременно тебя получит (в духе мрачной музыки песни, во время «когда волк начнёт выть на луну»).

Участники записи

• Билли Гиббонс — гитара, вокал
• Дасти Хилл — бас-гитара, бэк-вокал, со-вокал на «Dust My Broom», вокал на «Hi Fi Mama»
• Фрэнк Бирд — ударные, перкуссия

Технический состав

• Билл Хэм — продюсер
• Терри Мэннинг — звукооператор

Чарты

Альбом

Год	Чарт	Позиция
1980	Pop Albums	24
1984	The Billboard 200	183

Синглы

Год	Сингл	Чарт	Позиция
1980	«Cheap Sunglasses»	Pop Singles	89
1980	«I Thank You»	Pop Singles	34

Ссылки

• [www.azlyrics.com/z/zztop.html Тексты песен альбома]
• [www.discogs.com/master/48631 Degüello] (англ.) на сайте Discogs
• [rateyourmusic.com/release/album/zz_top/deguello/ Degüello] (англ.) на сайте Rate Your Music

Отрывок, характеризующий Degüello

– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.