Чентурионе, Агостино
| Агостино Чентурионе итал. Agostino Centurione | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 23 августа 1650 — 23 августа 1652 | |||
| Предшественник: | Джакомо Тозо Де Франки | ||
| Преемник: | Джироламо Де Франки | ||
| Рождение: | 25 ноября 1584 Генуя | ||
| Смерть: | 7 декабря 1657 (73 года) Генуя | ||
| Место погребения: | церковь Иисуса и Св. Амвросия и Андрея | ||
| Отец: | Стефано Чентурионе | ||
| Мать: | Винченца Ломеллини | ||
| Супруга: | Джеронима Ломеллини | ||
| Дети: | Стефано, Джан Баттиста, Джузеппе, Доменико, Джованни и несколько дочерей | ||
Агостино Чентурионе (итал. Agostino Centurione; Генуя, 1584 — Генуя, 1657) — дож Генуэзской республики.
Биография
Сын Стефано Чентурионе и Винценцы Ломеллини, родился в Генуе 25 ноября 1584 года. Он провел первые годы своего детства и юности в замке Криспано, в Княжестве Мелфи, и вернулся со своей семьей в столицу Республики в конце 1599 года.
После 1612 года, в год своего брака с Джеронимой Ломеллини, он занял первую публичную должность капитана города, а затем стал судьей по гражданским делам. Войдя в Синдикаторий, в 1617 году он председательствовал на комиссии, ответственной за оценку работы дожа Алессандро Лонго Джустиниани. Между 1618 и 1620 годами был комиссаром крепости Приамар в Савоне, а затем отвечал за борьбу с бандитизмом в Ривьера-ди-Леванте.
Летом 1620 года был послом республики при венском дворе Фердинанда II, заменив больных Костантино Пинелли и Лелио делла Торре. В том же году, в ноябре, он был назначен в магистрат здравоохранения, оставаясь консультантом по делам Германии. С началом военных действий между Республикой Генуя и герцогством Савойским в 1625 году, за которым последовало вторжение Савойи в Ривьера-ди-Поненте, он изначально был назначен членом специальной коллегии для подавления возможных бунтов генуэзских жителей, а затем в Савоне взял на себя командование генуэзскими войсками.
В 1628 году участвовал в переговорах с губернатором Милана Гонсало Фернандесом-де-Кордоба по поводу якобы организованного савойцами "заговора Вакеро", после чего был назначен в магистрат Корсики и магистрата инквизиторов (1630). В сентябре 1631 года он был послом при папском дворе Урбана VIII.
В 1632 году был избран одним из "отцов города", но покинул пост ради внезапного назначения в качестве чрезвычайного посла при дворе короля Людовика XIII Французского. Французы подозревали, что генуэзцы причастны к убийству восставшими жителями французского губернатора Табарки (Тунис). Возвращаясь в Геную после дачи объяснений, Чентурионе посетил аббатство Клерво, где получил от настоятеля некоторые реликвии святого Бернарда Клервосского, который затем передал генуэзскому собору Сан-Лоренцо.
В 1632-1634 годах, вместе с Джованни Баттиста Дзоальи, вел мирные переговоры с герцогством Савойским при дворе Милана. В 1635 году был избран сенатором республики. Два года спустя стал главой магистрата Корсики, а затем защитником Банка Сан-Джорджо. Между 1639 и 1641 годами был назначен губернатором Корсики, а затем два года был послом при папском дворе Урбана VIII. Он вернулся в генуэзскую столицу, где занимал важные государственные должности.
23 августа 1650 года Большой совет избрал его новым дожем, 110-м в республиканской истории, а также королём Корсики.
Правление и последние годы
Его мандат запомнился в летописях усилением напряженности в среде знати и разгулом бандитизма. 23 августа 1652 года срок его правления истек, и он был назначен пожизненным прокурором, впоследствии занимал должность главы магистрата инквизиторов, а в январе 1653 года возглавил военный магистрат. В том же году он ушел в отставку с должности, чтобы навсегда покинуть общественную жизнь ради религиозного поприща, вступив в орден варнавитов.
Он умер в Генуе 7 декабря 1657 года и был похоронен в церкви Иисуса и святых Амвросия и Андрея.
Личная жизнь
От брака с Джеронимой Ломеллини имел детей: Стефано, Джан Баттисту, Джузеппе, Доменико, Джованни и нескольких дочерей.
Библиография
- Sergio Buonadonna, Mario Mercenaro, Rosso doge. I dogi della Repubblica di Genova dal 1339 al 1797, Genova, De Ferrari Editori, 2007.
Напишите отзыв о статье "Чентурионе, Агостино"
Отрывок, характеризующий Чентурионе, Агостино
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
