Ангел (телесериал)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ангел (Энжел)
Angel
Постер к финалу сериала.
Жанр	экшн драма фантастика ужасы
Создатель	Джосс Уидон Дэвид Гринуолт
В ролях	Дэвид Борианаз Харизма Карпентер Гленн Куинн Джей Огаст Ричардс Алексис Денисоф Эми Эккер Энди Хэллетт Джеймс Мастерс Мерседес МакНэб
Страна	США
Количество серий	110 (5 сезонов)
Производство
Продюсер	Джосс Уидон
Режиссёр	Джосс Уидон
Сценарист	Джосс Уидон Марти Ноксон
Хронометраж	43 мин.
Трансляция
Телеканал	WB
На экранах	с 5 октября 1999 по 19 мая 2004
Ссылки
IMDb	ID 0162065

«Ангел» (или «Энжел») (англ. Angel) — американский телесериал, спин-офф телесериала «Баффи — истребительница вампиров», задуманный совместно Джоссом Уидоном и Дэвидом Гринуолтом и повествующий о дальнейшей судьбе вампира с душой, покинувшего Саннидейл и истребительницу Баффи и переехавшего жить в Лос-Анджелес.

В ролях

• Дэвид Бореаназ в роли Ангела (Энжела)
• Харизма Карпентер в роли Корделии Чейз
• Гленн Куинн в роли Фрэнсиса Дойла
• Алексис Денисоф в роли Уэсли Уиндем-Прайса
• Джей Огаст Ричардс в роли Ганна
• Эми Эккер в роли Фрэд Бёркл / Иллирии
• Энди Хэллетт в роли Лорна
• Джули Бенз в роли Дарлы
• Винсент Картайзер в роли Коннора
• Джеймс Марстерс в роли Спайка
• Мерседес МакНэб в роли Хармони
• Элизабет Ром в роли Кейт Локли
• Кристиан Кейн в роли Линдси МакДональда
• Стефани Романов в роли Лайлы Морган
• Сэм Андерсон в роли Холланда Мэннерса
• Джульет Ландау в роли Друзиллы
• Элайза Душку в роли Фейт
• Сара Мишель Геллар в роли Баффи Саммерс
• Сет Грин в роли Оза
• Элисон Ханниган в роли Уиллоу Розенберг
• Бриджит Брэнна в роли Вирджинии Брайс
• Марк Лутц в роли Груссалуга
• Алекса Девалос в роли Гвен Рэйден
• Кейт Шарабайка в роли Дэниела Хольца
• Джек Конли в роли Саджана
• Дэвид Денман в роли Скипа
• Владимир Кулич в роли Зверя
• Мэттью Джеймс в роли Мерла

Персонажи

Ангел

При жизни его звали Лиам, когда он стал вампиром — его стали звать Ангелусом (Angelus). После того, как цыгане вернули душу в тело вампира Ангелуса, он стал называть себя Ангелом. После возвращения души он больше не убивал людей, не питался человеческой кровью, отличался отсутствием жестокости. Хотя во втором сезоне Ангела рассказывается, что он пытался жить, как прежде с Дарлой. Также в четвёртом сезоне в его воспоминаниях видно, что он убил человека уже после обретения души. Около столетия он скитался по миру, пытаясь постичь смысл своего жалкого существования. Но судьба его свела с новопризванной истребительницей вампиров в Саннидейле — они полюбили друг друга. Ангел понимал, что с ним у его девушки нет реального будущего, кроме как ежедневной опасности, не считая их ночных приключений, поэтому он уезжает в Лос-Анджелес. Там он встречает бывшую одноклассницу и подругу Баффи — Корделию, и полудемона Дойла — посланца Высших сил. Вместе с ними он открывает частное агентство с целью помощи людям.

Фрэнсис Дойл

Получеловек-полудемон с пророческими способностями. Его видения служили своеобразными указателеми, куда Ангелу необходимо направиться. Внешне выглядит явным пронырой, которым он и был долгое время, однако после встречи с Ангелом он становится куда более ответственным и самоотверженым. Он очень много пил, но перед самой своей смертью он решил завязать. Погиб, разряжая бомбу, убивающую любого, в ком есть человеческая кровь. Его пророческие способности перешли к Корделии.

Лорн

Демон, рождённый в измерении Пайли. В его родном измерении не существует музыки, поэтому он сбежал оттуда в наш мир. Лорн может читать ауру людей, которые в этот момент поют. Владеет караоке-баром "Каритос", где по совместительству, дает советы демонам и людям. После того, как трижды его бар был разгромлен, переселяется в отель к Ангелу. В конце третьего сезона уезжает в Вегас, чтоб устроить своё собственное шоу, но попадает в плен к торговцу будущим, и вынужден работать насильно, пока команда Ангела не приходит ему на помощь. В пятом сезоне работает вместе с командой Ангела на Вольфрам и Харт. В последней серии Ангел просит Лорна убить Линдсея, Лорн соглашается, но он говорит Ангелу, что это последнее, что он делает по его просьбе и, что он больше не хочет иметь с ним никаких дел.

Коннор

Сын Ангела и Дарлы, рождённый человеком. Младенцем он был похищен врагом Ангела, Хольтцем, и воспитан в измерении Квортод. Имеет многие способности отца (острый слух, быстрота, ловкость). Всю свою жизнь Коннор думал, что Ангел — зло, которое надобно убить, и даже похоронил отца в железном гробу на дне океана. Несмотря на свою любовь к нему, Ангел прогнал Коннора, хоть и всегда наблюдал за ним. В конце четвёртого сезона Коннор берет в заложники людей и Корделию. Чтобы всех спасти, в том числе Коннора, Ангел заключает сделку с Вольфрам и Харт. Все забывают о Конноре, кроме Ангела. В последней серии Ангел встречает Коннора, который говорит, что он его помнит.

Чарльз Ганн

Ганн с юных лет был бездомным, и позже руководил группой таких же беспризорников, как и он, которые боролись с вампирами и демонами. В 17 лет продал душу за грузовик. У Ганна была сестра Алонна, но когда она стала вампиром, ему пришлось её убить. Позже становится постоянным членом «Расследований Ангела». Влюбляется во Фред, и она отвечает ему взаимностью.

Уиннифред Беркл

Гениальная девушка-физик, которая случайно попала в портал и очутилась в измерении Пайли. Фред пробыла там 5 лет, сумев сбежать из рабства, скрывалась в пещере. Команда Ангела возвращает её в наше измерение, и она остается с ними. Сначала была влюблена в Ангела, ассоциируя его с принцем, но позже завела роман с Ганном. Но после того, как тот убил профессора Сайдела, в своё время отправившего Фред в Пайли, их отношения быстро сошли на нет. В пятом сезоне Фред наконец отвечает взаимностью давно влюбленному в неё Уэсли, но козни сумасшедшего фанатика Нокса, приводят к гибели девушки. Она умирает на руках возлюбленного, а в её тело вселяется Иллирия — великая богиня древности.

Корделия Чейз

Одноклассница Баффи. Типичная школьная стерва, которая больше всего озабочена своей внешностью. Вначале она презирала Баффи, но после того как Истребительница несколько раз спасла ей жизнь, Корделия начала принимать активное участие в борьбе со злом, и даже долгое время встречалась с Ксандером. После переезда в ЛА встретила Ангела и Дойла, которые спасли её от влиятельного вампира. Её актёрская карьера не складывалась, так что она решила «временно» поработать на Ангела. Именно ей Дойл передал свои пророческие способности перед смертью.

Уэсли Уиндем-Прайс

Бывший наставник Баффи и Фэйт. Был уволен Советом Наставников за профнепригодность. Некоторое время после этого работал вольным охотником на демонов, но не слишком успешно. После встречи с Ангелом стал достаточно часто заходить в его агентство, а через некоторое время официально стал работать на Ангела, став таким образом своеобразным «мозгом» команды. После того, как он украл сына Ангела, следуя лжепророчеству, чтобы спасти его, был выгнан из агентства, но потом опять вернулся в строй бравых истребителей демонов. После того как сын Ангела Коннор вырос и попытался убить отца, Уэсли спас Ангела и пришёл к нему на новую работу в Вольфрам и Харт…Долго и безнадёжно был влюблён во Фред, но когда она ответила ему взаимностью, счастье их было недолгим, в тело его любимой вселилась богиня демонов Иллирия, а душа Фред была уничтожена навсегда.

Спайк

Спайк, при жизни Уильям Кровавый (прозван так в Англии за свои ужасные стихи), был обращён в вампира в Лондоне будущей его возлюбленной вампирессой Друсиллой. Кличку «Костыль» (англ. Spike) получил за то, что мучил своих жертв железнодорожными костылями для скрепления рельсов (см. серию 2.03 School Hard). Известен тем, что убил двух Истребительниц вампиров. Спайк присоединился к знаменитой «семье», которая путешествовала по миру. Спайк после очередного нравоучения своего Сира Ангелуса узнал об Истребительницах, после чего жаждал встречи с ними. Однажды их путь занес в Китай в начале XX века, во времена «боксерского восстания», где Спайк впервые повстречался с Истребительницей. Он был поражен этой китайской девушкой, которую и убил. Вторую Истребительницу он убил в 1977 году в вагоне Нью-Йоркского метро. После распада «семьи» Спайк вынужден был приехать в Чертову пасть в городе Саннидейле, где вступил в противостояние с местной Истребительницей. В дальнейшем стал жертвой эксперимента и потерял возможность охотиться на людей, от скуки оказывал помощь команде Баффи. Позже влюбляется в истребительницу… ради неё он меняется, получает душу. В заключительной серии седьмого сезона сериала «Баффи» — погибает, в сериале «Ангел» воскресает в начале как бестелесный призрак, позже возвращая себе тело. Остаётся в Лос-Анджелесе и постепенно вовлекается в опасную игру, затеянную Ангелом. В заключительной битве сражается против сил зла бок о бок с Ангелом и его соратниками.

Баффи Энн Саммерс

Баффи Энн Саммерс (Сара Мишель Геллар) известна как «Истребительница», одна из длинной череды молодых женщин, выбранных самой судьбой для битвы с силами зла. Став истребительницей, Баффи получила невероятно возросшую физическую силу, способность быстро двигаться, ловкость, увёртливость, крепкое здоровье и способность быстро излечиваться от травм, интуицию и некоторую способность к предвидению, которая обычно проявляется во снах.

Друсилла

В 1860 году Ангелус заметил в Лондонском монастыре набожную девушку и она ему приглянулась. Его поразил её дар предвидения и он посчитал, что он пригодится им в «Семье». Ангелус не хотел просто убивать её, он сначала убил всех, кого она знала и любила, отчего девушка обезумела, а затем обратил её в вампира. В результате она стала безумной и с даром предвидения вампиром. Долгое время они путешествовали, затем и со Спайком. В конце XX-го века Друсилла очень пострадала от разъярённой толпы в Праге, поэтому Спайк решил ехать в Саннидейл, где Друсилла как демон должна была очень быстро поправиться. Там они встречают Ангела, который обрёл душу, влюблённого в Истребительницу вампиров. В Саннидейле Друсилла намеревается с вновь потерявшем душу Ангелусом устроить Апокалипсис, но у них это не получается, так как им помешала Баффи, озлобленная убийством Кендры от рук Друсиллы и Спайка. Друсилла покидает город вместе со Спайком до смерти Ангелуса, после чего рвёт отношения со Спайком. Позже она пыталась вновь воссоединиться со Спайком, но он предпочел остаться один и добиваться любви Баффи.

Фэйт

Фэйт Лэхэйн. Призвалась, как истребительница вампиров, после смерти своей предшественницы Кендры. Фэйт на раннем периоде своего обучения потеряла своего наставника, что оставило на ней неизгладимое впечатление, так как, чтобы не погибнуть самой, ей пришлось сбежать. Фэйт направилась к своей «напарнице», о которой была наслышана, но в силу сложившихся обстоятельств и её характера, Фейт переметнулась на сторону Зла…

Ссылки

• Ангел (телесериал): тематические медиафайлы на Викискладе
• «Ангел» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Ангел (телесериал)

Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.