Битва при Бекуле

Битва при Бекуле — сражение между римскими и карфагенскими войсками в ходе второй Пунической войны в Испании.

Предыстория

В результате штурма Нового Карфагена Сципион сумел захватить главную базу Карфагена и перерубить основной путь её связей с метрополией. Но три карфагенские армии по-прежнему продолжали удерживать Испанию.

Сципион отправился на зимние квартиры в Тарракон. На сторону римлян начали переходить некоторые иберийские племена. Первым к нему примкнул Эдекон, вождь эдетан, а затем вожди илергетов Андобала и Мандоний. Позже к Сципиону присоединились ещё несколько иберийских царьков. Тогда Гасдрубал Барка, главнокомандующий карфагенскими войсками в Испании, решил дать бой римлянам. В случае поражения он рассчитывал прорываться в Италию, к брату Ганнибалу.

Весной 208 года до н. э. Сципион вышел из Тарракона с союзническими отрядами. Две армии встретились у Бекулы (ныне Байлен), в 40 км к северу от Хаэна, на правом берегу Гвадалквивира. Гасдрубал расположился лагерем на труднодоступной скале.

Битва

Сципион внезапно напал на Гасдрубала. Слева на него наступал Гай Лелий, справа — сам Сципион. Гасдрубал предпочёл свернуть сражение и двинулся к долине Тага с большей частью армии. Сципион, опасавшийся подхода двух других карфагенских армий, решил не преследовать его.

Итоги

Гасдрубал смог прорваться из Испании в Италию. Попытка римлян задержать его не удалась. Хотя римляне победили в битве, Гасдрубал сумел с большей частью армию уйти к Пиренеям. В то же время, победа при Бекуле открыла Сципиону путь к нижней долине Гвадалквивира. Кельтиберы продолжали присоединяться к римлянам, предавая карфагенян. Вожди иберов даже провозгласили Сципиона царём, но он предпочёл титул императора.

Литература

• Бекула // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>

Отрывок, характеризующий Битва при Бекуле

– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.